Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита. Страница 41

В итоге Леонид Львович изъявил-таки желание продолжить бренное бытие: одновременно с глубоким свистящим вдохом он широко раскрыл глаза.

Протонный генератор останавливался. Тихая агония силовой установки сопровождалась непредсказуемыми перепадами напряжения в электросети.

Блок сублимации кислорода, видимо, перестал работать уже давно. Рядовые члены экспедиции не заметили этого, Буров же пребывал не в том состоянии, чтобы вообще что-либо замечать. К пяти часам утра процент кислорода в атмосфере челнока упал настолько, что началась гипоксия. Ничего, в сущности, страшного, случись всё это днём, а не глубокой ночью. Не разбуди Ординатор безопасников – одиннадцатью трупами на Ясной стало бы больше.

В суматохе все как-то забыли про Милош. Никто не бросился к ней в изолятор, держа в руках противогаз, заряженный брикетом «китайского воздуха». Когда о ней вспомнили, Нечаев ощутил на себе тяжесть гневного взгляда Ренаты. Будто бы он один напрочь позабыл о повреждённой! Часового около её маленького жилища уже как несколько ночей не выставляли.

Милослава, вопреки опасениям, пребывала в относительном порядке. Происходящее на челноке никаким боком не касалось маленького, замкнутого, мягкого мирка Милош. С ней самой тоже не случилось никаких перемен: всё тот же рассеянный взгляд в никуда и склонённая набок голова. Будто прозрачная переборка отгораживала не челнок от изолятора, а изолятор – от челнока.

Позже Буров объяснил, что внутри вмонтированы камеры с дежурными кислородными брикетами. Замкнутый мирок Милош был своеобразным большим противогазом – она дышала, выделяя углекислый газ, который в свою очередь катализировал возгонку необходимого количества кислорода.

Этим же днём в кают-компании собралось экстренное совещание. Атмосфера сделалась тревожной, напряжённой. Если раньше никто всерьёз не задумывался о невозможности возвращения домой тем же путём, подспудно надеясь если не на авось, то на Бурова, то теперь приходило понимание.

Квантовые приёмники вышли из строя. Сублиматор кислорода тоже. Ситуация складывалась не безвыходная, но не из штатных – точно. Тем более, что решение покинуть челнок как бы определяло космопроходцев в заранее подготовленную колею. Они просто вынужденны были сделать то, на что их толкали. Вряд ли это кому-то нравилось.

А если учесть, что колею эту подготовил не «кто-то» даже, а «что-то», кровь стыла в венах.

– Нам нужно разделиться на две группы, – размышлял Нечаев. Приходилось говорить громче, иногда почти кричать – звук в противогазах был бесконечно далёк от аудиосистем заокеанских экзотел. – Оставлять тут запас провианта и воды нельзя. Если только закодировать…

– Нет смысла, – как далёкий раскат грома пророкотал Буров. – Роман Викторович, он протонный генератор остановил…

– Зачем синтетику пища и вода? – недоумевала Вика.

– Может и не нужна, – ответил Роман. – Но выяснять мы не станем. С другой стороны, мы не знаем ничего о запасах самой колонии. Плюс Карина…

– Кто? – одновременно спросили чуть ли не все.

– Та зловредная тварь, что спокойной жизни не даст даже если ты её обходишь за тридевять земель! – Роман прямо физически страдал: малость неуместный каламбур точно оценила бы Оля. – Встречаться с ней я не горю желанием. К тому же нам не на чем вывозить запасы. В любом случае сначала придётся прогуляться к модулям, за транспортными платформами. Заодно прихватим «Сапфиры». Ведь «Ос» на всех не хватит.

– И что дальше… командир? – подал голос Бёрд. Нечаев внимательно посмотрел на американца, желая угадать его настроение. Интонации голоса в противогазе сильно искажались.

– Дальше мы запросим с орбиты челнок, отправим в Новосибирск майора Подопригору и продолжим экспедицию, – сказав это, Роман вдруг подумал, что на «Герольде», к которому принадлежали стыкованные меж собой модули, могло и не остаться челноков. В таком случае придётся искать способ послать импульс ЭВМ их космического грузовика.

Нечаев мысленно усмехнулся. Фрэнки вырвал из их радиопульта ни много ни мало блок коммуникации, с помощью которого это и можно было сделать.

– В модули со мной пойдут Павлов, Трипольский и Бёрд. Иван, останешься здесь за старшего. Положение чрезвычайное, поэтому статус офицера безопасности привилегирован. Всем всё ясно?

Отчего-то простонал Павлов, то и дело поправляя противогаз. Он сидел, обхватив большую голову руками. Даже фонарь свой поставил линзой в стол.

Выход отложили на утро. Сон в жмущих, неудобных противогазах лучше, чем перспектива ночной прогулки по и без того не особо светлому лесу.

Остаточного тока на работу переборок ещё хватало. Позже их придётся двигать вручную, пользуясь специальным пунктиром пазов поверху и старым добрым ломиком с пожарного щита.

С остановкой генератора челнок превращался в заурядный склад. Причём со всеми атрибутами. Ночью температура в кубриках заметно опустилась. Оказалось, система отопления с самого начала работала на немалую мощность. И если в мужском кубрике дела обстояли очень даже сносно, то в женском сделалось откровенно зябко. Не сговариваясь, женщины сразу легли на одни нары и укрылись двойным одеялом.

Утро встретило вышедшую за пределы челнока группу изумрудным рассветом, медленно набиравшимся по линии горизонта кислотных оттенков. А ещё – бесперебойным потоком речи из динамиков экзотел.

Трипольский комментировал всё. Решительно всё. Песок: его цвет, структуру, вес, возможное происхождение, роль в экосистеме планеты. Когда люди оказались на опушке гигантского леса, настал черёд деревьев. После – лиан. Роман с обречённостью предвкушал первую встречу с апатичными аборигенами.

Фарадей ни к кому особо не обращался, он говорил всё это самому себе, и сам же с собой порою вступал в полемику. Раз десять за время пути Нечаев подумывал взять да и отрубить связь с экзотелом Трипольского, но понимал, что делать этого не стоит. Закрадывалось, правда, подозрение, что Павлов с Бёрдом именно так и поступили, причём ещё на стадии обсуждения местного песка. Второй совершенно точно плевать хотел на всякие там «марсианские правила».

Роман обратил внимание, что показатель влажности в лесу стал необычайно низок. Всего пятьдесят три процента. А ещё, вылезшие в прошлый раз из-под песка черви как бы высохли. Тела их сделались твёрдыми, множественные усики со светящимися кончиками перестали шевелиться и поникли.

Раза три Роман повторял, чтобы Трипольский не трогал их. На четвёртый сказал, что прострелит ему ноги и оставит одного среди этих червей. Подействовало.

Несказанно радовало, что совсем не слышалось Карины или её родственников. «Ну прям пытка какая-то!», – подумал Роман. В который раз приходилось вяло посмеиваться над выдуманной остротой себе под нос. Даже Саныч видел её типично армянских братцев, да и дядю с лицом, не обезображенным интеллектом, тоже…

Иногда появление древесных клещей предвещало попискивание датчика движения. Радиус его действия среди стволов резко ограничивался, и с этим ничего не мог поделать даже Бёрд.

Восторг от встречи с полупрозрачным аборигеном напрочь затмил страх оказаться одному с простреленными ногами среди малопонятных существ. Трипольский, до этого на удивление ловко обращавшийся с экзотелом, вдруг выдал нечто, отдалённо напоминавшее праздничный танец пигмеев. Он бросился было к мирно ползшему по стволу существу, но, видимо, эмоции и мысли настолько нашли друг на друга, что он неуклюже крутанулся и упал спиной на песок, а из динамиков донёсся забавный не то кряк, не то хрюк. Павлов и Бёрд зашлись смехом.

Не обращая на коллег ни малейшего внимания, Трипольский поднялся с не меньшим запалом. Нечаев подумал даже, что тот, добравшись-таки до клеща, схватит его и заключит в объятья. Но Фарадей остановился в полуметре и принялся внимательно разглядывать. Видимо, он решил, что времени у них предостаточно.

И был очень удивлён, когда его бесцеремонно потащили за собой. Картина повторялась от раза к разу: Трипольский замечал клеща, нёсся к нему и разглядывал всё то время, что оставалось до приближения остальных. Нечаев вовсю жалел, что вместо Фарадея не взял Ганича. Тот бы хоть шёл смирно. И не оставлял винтовку стоять у каждого второго ствола с полупрозрачным древолазом.