Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита. Страница 75

Имитировал…

Мозаика сложилась давно. До поры она покоилась укрытая холстиной – Буров никогда не спешил с выводами. Возможно потому и не ошибался. Пример – Ганич. Точнее, Михайлов, чёрт бы его побрал. Он ведь первым стоял в списке. Перед Бёрдом...

Точка вдали поначалу казалась игрой тени на опушке леса. Но спустя пару минут она заметно выросла. Буров встрепенулся: кто-то приближался!

Он даже успел обрадоваться – Павлов! Возвращается, якут упёртый! Но вскоре тихая радость уступила место тяжёлому разочарованию и отвращению – к модулю, спотыкаясь и падая, брела голая, обожжённая ультрафиолетом Милош…

Какое-то время Буров понаблюдал за повреждённой в надежде, что она одумается и уберётся обратно в лес, где ей самое место. Или хотя бы провалится в одну из невидимых каверн. Но Милослава упорно шагала по белому песку, не обращая ни малейшего внимания на его температуру.

Он вошёл в медблок и встретился взглядом с Ренатой, но сделал вид, словно ничего не произошло. Женщина тихо хрустнула подсохшим печеньем, запила солоноватой водой и мило улыбнулась ему, как старому другу. Сбитой с постамента статуей, на кушетке лежал Подопригора: белее простыни под собой, он осунулся, словно неделю не ел. В потускневшем взгляде бывшего командира застыла мука.

– Он не разговаривает, – вздохнула Рената.

– Сдал, – прогудел Истукан и поймал себя на мысли: их командир погиб в бою с многоногой тварью, а то, что сейчас лежит на кушетке – лишь его гниющий труп. Как в прямом, так и в переносном смысле.

Реаниматор под Ганичем-Михайловым гудел ровно. Значит, напряжение стабильно. В противном случае система аппарата забила бы тревогу. Возможно, работающий генератор Фрэнки не успел тронуть…

– Вы так и не определили причины смерти близнецов?

Ореол тайны, окутывавший синтетика вместе с его предполагаемым проводником на родину раздражал. Со слов Нечаева, синтетик убил пришельцев лишь прикоснувшись. Притом мозг не имел сторонних повреждений, только патологии.

Рената покачала головой и с апатичным видом надкусила печенье. Буров поиграл желваками.

– Мы тут как дети в песочнице – жестяной грибок над головой не защитит от бури. Нет гарантий, что синтетик не заявится. В эффективность блока панели управления я верю не больше, чем в победу наших футболистов в чемпионате мира.

– Майкл говорит, что он неопасен, – ответила Рената и снова хрустнула. – Иначе он бы убил вас, Тимофей Тимофеевич.

– Важнее – чего Майкл не говорит.

– Я ему верю, – пожала плечами Неясова. – Не каждый станет рассказывать о своих детях.

– Только если не хочет залить триплекс гудроном…

– Вы в последнее время странный, Тимофей. Нелюдимый больше обычного. Как подозреваете кого. Уж не Майкла ли? – прищурилась Рената шутя, но уже через миг поняла, что попала в точку. – Знаете, я вот что скажу. Я ему верю. Я чувствую в нём хорошего человека. Можете посмеяться, пойму, но я очень тонко ощущаю людей. Добрых людей, на которых самой мне не везёт. Он не способен на предательство.

– Речь не о предательстве, Рената Дамировна. Недруг не предаёт, когда всаживает в тебя нож. Сейчас мы соратники. Вроде как. Но лет пятнадцать назад стреляли друг в друга. Когда господины взяли Псков, там был и он, и я.

Саныч до этого лежал неподвижно и подпирал серый потолок отсутствующим взглядом. Будто умер секунду назад, разве что простынь на груди время от времени расправлялась – он дышал. Но стоило Бурову сказать про Псков, он ожил.

– Невозможно… – просипел Александр Александрович. – В это время он командовал разведвзводом под Харбином… Он мне это лично говорил!..

Сигнализация панели внешнего шлюза заставила вздрогнуть всех. Рената подскочила, уронив недопитый стакан, неудачно дёрнувшийся Подопригора застонал от боли. Буров вынул из-за пояса гордеев с тем же выражением, с каким разъяснял Ренате разницу между недругом и предателем.

– Вика! Роберт! – радостно вскрикнула Рената и первой выскользнула из медблока. То ли усталость сказалась, то ли захлестнувшие чувства, но она даже не подумала послать проверочный импульс.

Буров еле успел остановить её у шлюза.

– Это Милош! – морщась от боли, схватил её за руку он. – Это всего лишь повреждённая!

Немногое в жизни Бурова вынуждало его отшатнуться. Взгляд, который он поймал на себе после этих слов, стал одним и того немногого.

– В сторону!.. – прошипела психосервер; Истукан и сам не понял, как повиновался.

Внешний шлюз поехал вбок.

Она стояла в той же позе, в какой за ней наблюдал Подопригора: почти восторженно смотрела на что-то, одной ей видимое, склонив голову набок. Но стоило впереди образоваться проёму, она тут же шагнула и оказалась в отсеке стабилизации атмосферы.

– Вы же не планируете её впустить? – недоумевающе воззрился на Ренату гигант. – Вдруг она – подражатель?

Неясова растерялась. Раскрыла было рот, но не вымолвила и слова. Лишь всхлипнула вдруг, ещё раз глянув на перепачканную, обгоревшую девушку в смотровую щель. Слёзы потекли сами, без спросу. Она не могла оставить её. Ни за что.

Буров понимал это. Выждал пока помпы сделают соотношение газов приемлемым, оттолкнул Ренату, и пока та не опомнилась, раскрыл экстренный лючок посередине шлюза и просунул в отсек руку, сжимающую пистолет.

– Нет!..

Раздался выстрел, и Милош упала.

– Надо же, это она, не мимик, – хладнокровно заключил Истукан и повернулся к разъярённой Ренате, изо всех сил стараясь не смотреть той в глаза: – Приведите Трипольского, капитан Неясова. Один я раненую не донесу.

Только теперь Милослава закричала от боли, хватившись за простреленную голень; размазывая по полу кровь, она попыталась заползти в угол. Буров вновь закрыл лючок, и рыдания стихли.

Рой мыслей в голове Трипольского вытеснил всё, что было до их с Буровым разговора.

Час Квантум – так предполагалось назвать момент создания устойчивого, полноценного квантового компьютера, носителя настоящего, а не опосредованного ИИ. Машину поистине поразительной вычислительной мощности, превосходящей всякий суперкомпьютер в сотни, тысячи раз.

Многие считали, что Макленнор был единственным, кто лицезрел Час Квантум. Что его «человек» обладал квантовым «мозгом» достаточной мощности, чтобы вместить полноценный искусственный интеллект без приставки «квази». Но Алексей знал, что это правда лишь наполовину.

Трипольский погрузился в себя. Он на автомате вышел из отсека чуть ли не вслед за Буровым, сходил на склад, взял недостающие инструменты и вернулся. И за это время успел обдумать многое. В частности – говорить ли остальным о его теории?

После воспоминаний о чертежах квантового мозга, которые он видел в тайном архиве Макленнора, начинка модифицированного аналогового ЭВМ выглядела выдернутой из какой-то другой, неправильной, извращённой реальности. Как же! Именно его, Трипольского, привычная реальность и сотворила этого урода от техники. Реальность, где война периодически становилась самоцелью человека, где абсурд противостояния нередко приближался к абсолюту, порождая такие вот рудименты научной мысли…

Подтянув полы халата, Фарадей уселся на пол, поставил рядом кейс с инструментами и вынул телескопическое зеркало.

Нет, не стоило раскрывать своих целей и теории. Его однажды уже высмеяли, выставили глупцом и фантазёром. Все, и в первую очередь отец, которому он однажды докажет свою правоту, и тем поставит на место.

Семья оплачивала Алексею всё: от проживания и учёбы в Оксфорде до доступа к документам, к которым подходили лишь единицы с момента смерти Алана Макленнора. Семья же своим влиянием в ЦУПе открыла перед ним крышку капсулы квантового приёмника. Отец лично занимался этим. Не подозревая даже, что тем самым приближает собственный разгром.

Трипольский хотел лечь, чтобы было удобней подлезть к несущей параллели, как вдруг услышал откуда-то: