Последняя воля Нобеля - Марклунд Лиза. Страница 55
Надо вставать.
Надо встать и собраться.
Надо поехать в ИКЕА и купить жалюзи.
Сделав неимоверное усилие, она сползла с кровати и пошла в ванную. Внизу насвистывал Томас. Фальшивая мелодия ужасно резала слух.
Впереди выходные. Провести их им придется вместе — без надежды спрятаться на работе.
Она натянула джинсы, рубашку с капюшоном и спустилась на кухню.
— С добрым утром, — сказал Томас, не отрываясь от газеты. — Кофе в кофейнике.
Анника подошла к столу и налила себе кружку.
— Не знаю, как быть с Вильгельмом Гопкинсом, сказала она. — Если он не прекратит пользоваться моим участком, как своей песочницей, то я сделаю какую-нибудь глупость.
— Так, значит, теперь это твой участок? Я думал, что мы живем здесь все вместе, — заметил Томас, перелистывая газету и по-прежнему не глядя на жену. Он был одет в спортивный костюм и кроссовки.
Анника села за стол и закрыла ладонью статью, которую читал Томас.
— Он не может и дальше пользоваться нашим садом для того, чтобы срезать дорогу к своему дому, — но закону это считается самоуправством.
Томас отодвинул газету в сторону.
— В понедельник к нам на ужин придут шесть человек — Ларссон и Альтин с женами, Крамне и Халениус, — сказал он.
— Но вкапывать на нашем участке шест только потому, что они привыкли на этом месте праздновать Иванов день, — это уже чистейшее безумие.
Томас перевернул страницу.
— Нам надо проявить понимание, — сказал он. — Это старая традиция, и до сих пор люди, живущие здесь, имели право пользоваться этим участком. Естественно, они недовольны тем, что их этого права лишили. Что ты собираешься приготовить?
— Рыбный суп, — ответила Анника, обращаясь к маячившей перед ней странице «Свенска дагбладег». Но совет продал этот участок, теперь здесь живем мы, и соседи не имеют никакого права расхаживать по нему и делать что им заблагорассудится.
Томас опустил газету, свернул ее и соблаговолил наконец взглянуть на жену.
— Живя на вилле, придется учиться дипломатии, — сказал он, вставая.
В дверях он остановился.
— Звонила мама. Она приедет после обеда. Хочет посмотреть, как мы устроились.
— Хорошо, — отозвалась Анника, глядя в дно кружки.
Да, старуха удостоверится, что это не настоящий Юрсхольм, а море видно только из одного окна спальни на втором этаже.
Томас вышел, плотно закрыв за собой дверь. Анника резко отодвинула от себя кружку, бросилась к окну и увидела, как Томас, покачивая плечами, легко выбегает из ворот на Винтервиксвеген и исчезает за зеленью. У нее снова заныло в груди. Почему он ведет себя так отчужденно?
Она вернулась к кухонному столу, собрала остатки завтрака, поставила грязную посуду в моечную машину, вытерла стол. Еще раз вытерла стол.
Надо, надо собраться. Надо что-то делать.
Она ополоснула лицо под кухонным краном, вытерлась чайным полотенцем и вышла посмотреть, что делают дети.
Они играли с машинками и совками около ямы, вырытой Вильгёльмом Гопкинсом.
— Смотри, мама, — крикнул Калле, когда она посмотрела на него, — у нас теперь есть вулкан! Он изрыгает огонь, но Человек-паук сейчас потушит его! Врум, врум…
В руке сына пластиковое ведерко превратилось в сказочного героя. Эллен схватила игрушечный самосвал и принялась подражать старшему брату: «Врум, врум, врум…»
— Не хотите немного покопать? — спросила Анника, стараясь придать хоть немного бодрости своему голосу. — Давайте посадим здесь настоящие красивые цветы.
Дети побросали игрушки и кинулись к матери, обняв ее за ноги.
— Как я тебя люблю, мамочка, — проворковала Эллен, прижавшись к ее ноге.
Анника наклонилась и сгребла детей в охапку.
— Вы у меня лучшие в мире, — прошептала она, снова чувствуя тяжесть в груди. Она принялась качать и кружить их.
Потом она поставила их на землю и прочистила горло.
— Берите лопатки, сейчас мы еще немножко покопаем.
Себе она принесла совковую лопату из подвала и повела детей к проходу в живой изгороди, сквозь которую Гопкинс въезжал на ее участок. В метре от его границы стоял, едва не упираясь бампером в границу, «мерседес» упрямого старика.
— Мы будем копать здесь, — сказала она, — а потом устроим настоящую цветочную клумбу.
Пока дети крутились у ее ног, Анника быстро вырыла трехметровую канавку, выкладывая дерн как барьер на границе участков.
— Готово, — сказала она. — Теперь можно ехать за цветами.
Дети наперегонки бросились к машине и без ссор и споров залезли на заднее сиденье. Анника заперла дом, положила ключ в стоявший на крыльце ботинок и прыгнула в машину. Они с детьми поехали в «Хортус», в Мёрбю.
В садовом центре была масса людей, и Анника с трудом уговорила детей держать ее за руки, пока они стояли в очереди. Анника пообещала, что они сами выберут цветы для клумбы.
Эллен выбрала анютины глазки и флоксы, а Калле понравились луговые ромашки и огоньки-недотроги. Для себя Анника выбрала ноготки. Мама всегда выращивала рассаду на подоконнике своей квартиры в Хеллефоршнесе, а потом высаживала ее перед домом в Люккебо. Молодой парень помог отнести три тяжелых мешка с удобрениями в багажник машины.
Дети приехали домой, утомленные садовым приключением, и отправились играть к своему вулкану, прихватив машинки, совки и трактор Человека-паука.
Анника выгрузила мешки с компостом на землю и поволокла их к клумбе.
Могла бы и сказать мне, что собираешься уходить, — произнес откуда-то из-за спины Томас, отчего Анника вздрогнула и бросила компост.
Томас сидел на задней террасе дома и читал вечерние газеты.
— Я положила ключ в ботинок на заднем крыльце, — сказала Анника и снова взялась за мешок с компостом.
Томас встал и исчез в доме.
«Сейчас он придет мне помогать, — подумала Анника.. — Он выйдет из дома и принесет остаток компоста».
Она открыла мешок и высыпала компост в клумбу, поглядывая на угол дома, откуда должен был появиться Томас.
«Он обрадуется, что я занялась делом, — думала она. — Мы вместе так оформим дом и сад, что они станут нашим оазисом, мы будем отдыхать и восстанавливаться здесь после работы».
Но Томас не вышел. Анника увидела, что он перешел в кухню, остановился у раковины и принялся говорить с кем-то по мобильному телефону.
От этого вида Анника едва не расплакалась. Разочарование тугой петлей захлестнуло горло; Анника чувствовала, что задыхается.
Ему не нравится все, что бы она ни делала. Все, что она делает, — плохо и никуда не годится.
— Привет! — крикнула с дороги Эбба. — Что сажаешь?
Анника обернулась и выдавила на лицо улыбку, потом воткнула лопату в землю и подошла к забору. Увидев ее, Франческо неистово завилял хвостом и радостно залаял.
— Привет, мальчик, — сказала Анника и, наклонившись, чтобы погладить песика, дала ему возможность лизнуть себя в нос.
— Вильгельму не понравится твоя новая клумба, — сказала Эбба, взглянув на свежевскопанную землю.
— Я делаю это вполне умышленно, — призналась Анника. — Не хочешь выпить чашку кофе или пообедать? Я собираюсь приготовить омлет…
— Спасибо, — поблагодарила Эбба, сделав несколько шагов вслед за собакой, внезапно потащившей ее за поводок. — С удовольствием бы зашла к тебе, но сейчас еду в институт. Франческо, к ноге!
— Ты работаешь по субботам? — спросила Анника, стараясь придать голосу небрежность и раскованность.
— Нет, Нобелевская ассамблея организовала интересный семинар, — сказала Эбба, — «Ключевые вопросы нейропротекции и регенерации нервной ткани» — с обсуждениями, выпивкой и закусками. Это стало традицией. На встречи приглашают всех — докторантов и весь остальной персонал. В последнее время эти семинары стали очень популярными.
— Что-то вроде корпоративных вечеринок? — спросила Анника и, обернувшись, взглянула на дом. Томаса видно не было.
— Да, что-то вроде, того. — Сегодня состоится заседание Нобелевского комитета, на котором будет составлен предварительный список, а значит, есть и повод для праздника. Кстати, можно попросить тебя об одном одолжении?