Королевский контракт, или Битва за Золушку (СИ) - Хайд Хелена. Страница 10
— Возможно потому, что добиться чего-то молитвами от короля представляется куда более реальным. Лично в моем случае боги дольше года оставались глухи.
— Король не менее глух, если не видит выгоды лично для себя.
— Как и любое другое существо, наделенное властью, — пожала плечами я, несмело, словно осторожничая, подойдя к алтарю одного из шестерых. Тому, что был щедро украшен хрустальными бриллиантами. Память Зельды подсказала, что это был алтарь Пятого — бога-наблюдателя, зрящего в корень вещей и видящего то, что люди больше всего хотели бы скрыть.
В самом его центре стояла небольшая статуэтка из прозрачного белого кристалла. Которой по традиции следовало коснуться, произнося молитву. И… в моей голове не было ни единой мысли, уж тем более слов, которыми я бы просила чего-либо у божества чужого мира. Но мои пальцы все равно потянулись к ней, словно к подушечкам были прицеплены незримые нити, которые неумолимо сокращались, притягивая хрупкую руку с напульсником на запястье к искусной статуэтке…
Едва я коснулась ее, моим телом словно прошелся разряд прохладной энергии. Вскрикнув, я попыталась отнять руку от статуэтки, но не вышло. Казалось, подушечки намертво к ней приросли и освободиться я смогу, лишь если отрублю свою руку… или, по крайней мере, кончики пальцев.
— Зельда? — нахмурился Ричард, заметив, что я замерла с выражением ужаса на лице.
— Что происходит? — вскрикнула я, испуганно оглянувшись на него, и порвалась к мужчине, но рука по-прежнему была прикована к кристаллу.
— Какого… — выдохнул он, резко подскочив ко мне на шаг и схватив за вторую руку…
А в следующий миг мы оказались в какой-то маленькой темной комнате без окон, дверей и даже мебели. Моя рука больше не касалась статуэтки, но уйти куда-нибудь я теперь тоже не могла. И все, что мне оставалось, это позорно заплакать, судорожно вытирая с глаз слезы.
— Тише, не бойся, — неожиданно услышала я мягкий шепот. А секунду спустя для страха и в самом деле не нашлось места, потому что всю меня переполнили совершенно иные эмоции. Волнение, дрожь, трепет и тепло. Которые захлестнули с головой, когда Ричард неожиданно прижал меня к себе в заботливых объятиях.
Сердце в груди сделало слишком громкий удар. Настолько громкий, что он показался болезненным. И еще большую боль я ощутила, когда услышала частое сердцебиение принца.
— Где мы? — слабо шепнула я, не решаясь поднять взгляд. Потому что уже давно не была наивной девчушкой и слишком хорошо понимала: если посмотрю на него, если увижу его глаза, я пропала.
— Если я правильно понял, в Ламбаре — божественной нише на грани материального и духовного мира. Той самой, о которой жрецы иногда бубнят на проповедях.
— Оно что… в самом деле существует? — недоверчиво пробормотала я, копаясь в воспоминаниях Зельды, которая не отличалась чрезмерной набожностью и о религиозных постулатах знала довольно поверхностно.
— Похоже что да. Если конечно мы оба сейчас не сошли с ума и не валяемся на полу храма в галюциногенном припадке, — хмыкнул Ричард.
Согласно верованиям, в Ламбару того или иного бога на некоторое время могли попасть люди, у которых имелась с этим богом особая связь. И если у такого человека была необходимость получить некое просветление, связанное со "сферой деятельности" божества, то теоретически во время молитвы в храме он мог попасть в Ламбару.
Итак, исходя из логических заключений, можно было предположить, что у меня… особая связь с Пятым богом? Звучало, как минимум, смешно. Хотя вот с другой стороны, сама-то я оказалась в этом теле, "прилетев" из другого мира. И не стоило исключать, что причиной такой перемены в жизни мог быть как раз один из богов, например — Пятый. А сейчас, когда я впервые подошла к его алтарю, меня затянуло сюда.
Если так подумать, то выходит изначальные суждения Ричарда все же были ошибочны: боги в этом пышном храме в самом деле обитали. А значит, исходя из этого, имели и все шансы оказаться в действительности заносчивыми снобами, лишь изображающими симпатию к беднякам, чтобы расположить к себе народные массы.
— И как нам теперь отсюда выбраться? — пробормотала я, никак не решаясь высвободиться из этих объятий.
— Если учения жрецов не врут, то тебе нужно получить здесь просветление.
— Какое же, чтоб его, просветление? — пробурчала я. — Здесь ведь нет ничего и никого, кроме нас двоих. Ни иллюзий, ни предметов, ни испытаний…
— Значит, ключом к твоему просветлению могу оказаться и я, — хмыкнул принц с легким цинизмом. — Тем более что ты сюда перенеслась не сразу, а лишь вместе со мной, когда я прикоснулся к тебе.
— И чем же вы можете помочь мне в просветлении по части Пятого бога? — скептически протянула я, наконец отступив от Ричарда на шаг. Иначе, боюсь, я все же посмотрела бы ему в глаза, и тогда наверняка сделала бы глупость, которая меня погубит.
— Возможно я знаю и могу дать ответ на какой-нибудь вопрос, не оставляющий тебя в покое, — пожал плечами мужчина. — Так что если такой есть, то спрашивай.
Отвернувшись, я обхватила руками плечи. Первой мыслью было поинтересоваться у принца о том, за что же казнили королеву Арчесара, чей фантом мне виделся в стенах покоев, где король поселил меня. Вот только…
Это было государственной тайной. Деталей о причинах, по которым столь высоких лиц подвергли настолько радикальной каре, не разглашалось. Насколько я узнала, это было известно лишь самому узкому кругу верхушки государственного аппарата. И еще, разве что, правителям королевства Райфер, которое много лет назад прислало инфанту Матильду в качестве невесты для тогдашнего кронпринца Эдварда Блейда. Потому что те бы наверняка объявили Арчесару войну за ее казнь, не сумей послы убедить их в том, что высшая мера наказания была ею полностью заслужена.
А значит, во-первых, Ричард вероятно не скажет мне этого, поскольку не имеет права растрепывать такую информацию всяким фавориткам короля. Во-вторых, может даже банально не знать этого — не факт, что венценосный брат стал бы делиться такими секретами со своим главным оппонентом.
Так что вопрос, на который я могла бы получить ответ от этого человека, был другим. И пока мой мозг беспорядочно перебирал факты, губы сами шепнули:
— Катарина.
— Не ожидал услышать от тебя это имя, — протянул Ричард после короткой паузы.
— Так значит вы знаете, о какой Катарине идет речь? — нахмурилась я.
— Верно, — кивнул принц. — Хоть я и был тогда совсем ребенком, когда случилась вся эта история.
— Что же за история? — шепотом спросила я, случайно встретившись с ним взглядом… и сразу же поспешила его отвести.
— Катарина Эварс была фрейлиной нашей матери. Отданной ко двору дочерью благородного рода, всего на пару лет старше Эдварда. И когда брату было семнадцать, он без памяти влюбился в нее. Добивался, начал тайно с ней встречаться, окончательно потерял голову, — печально вздохнул Ричард, скрестив руки на груди. — Дошло до того, что он убедил ее сбежать вместе и тайно пожениться. Готов был даже отречься ради нее от наследования престола. И естественно, если бы ему это удалось, Арчесар ждал бы громкий международный скандал и разрыв дипломатических отношений с Райфером за расторжение помолвки с их инфантой без объяснения причини. Причем у нас здесь не дешевый женский роман, потому: "Так уж вышло, принц влюбился в другую и женился на ней, любовь же", — не прошло бы как "причина", в связи с которой не было бы серьезных последствий для государства. Но к счастью для королевства и к огромному разочарованию Эдварда, их тогда поймали, вроде как благодаря донесению одного из придворных, пронюхавшего, что к чему. Побег сорвали, брата посадили под домашний арест, а Катарину в срочном порядке выдали замуж во все то же королевство Райфер. Где бедняжка, увы, долго не прожила. Уже через три года подхватила какую-то местную болезнь и спасти ее не удалось. Что же касается Эдварда, то его политический брак состоялся ровно через два года после той истории, и за год до смерти Катарины. Едва инфанте Матильде исполнилось восемнадцать. Он, конечно, пробовал протестовать, но наш покойный отец был далеко не мягкотелым и быстро приструнил гонор старшего сына. Ну а после того, как до Эдварда дошли новости о смерти Катарины… Мы с братом, скажу честно, никогда не ладили. Но тогда даже я не мог взглянуть на него без жалости. А позже я внезапно понял, что он начал меня пугать.