Воин Донбасса (СИ) - Пересвет Александр Анатольевич. Страница 41

Ну, да ничего. Надо надеяться, недолго всё это продлится. Москали, конечно, помощь оказывают, через что мазу держат, но целый регион на гуманитарке долго держаться не сможет. Уже, можно сказать, протест у людей появился. Если раньше, в особенности после референдума, они тут ходили все гордые и одухотворённые — как же, теперь Россия нас под себя возьмёт, как Крым взяла! — то теперь нет-нет да бурчат зло, что Москва их предала. Денег нет, работы нет, пенсий нет. В городе то воды нет, то тепла, то света. Вон, прошлой ночью, на самый Новый год как раз тут, на Камброде, пришлось без света до четырёх утра сидеть. А потом ещё через три часа свет опять отключили. Да ещё что-то там скакало с током, лампы загорелись сильно. Пришлось срываться, отключать телевизор и холодильник, все шнуры из розеток выдёргивать, чтобы не пожгло технику скачком напряжения. Хорошо хоть, сейчас подачу возобновили, а то сидели бы при свечах…

— Ладно, — разлив ещё по одной, сказал он. — Какие предложения есть, как нам этого мерзюка обезвредить?

Оба собеседника задумались. Через минут слово взял комендантский:

— Думаю, что как сказано: надо в больницу Лису послать. Порасспросить — да после и остаться. Как бы для охраны от комендатуры, то да сё. Удостоверение у неё есть, приказ я ей выправлю. Потолкается там возле палаты, а как фигуранта увидит, то отзвонится. Твоим ребятам, Лысый. А они там где-нибудь заховаются во дворе, да на выходе его и примут. Ну, или завалят. Там охраны как таковой нет, один там ополченец в будочке на въезде стоит. Проблем не будет с отходом.

Лысый поджал губы, покатал желваки.

— А чего мои-то? — буркнул он. — Моих вычислят сразу. Тот же вояка, что в будке у больнички сидит, и вычислит. Вы кто такие, хлопчики, спросит. Чего тут трётесь? Валить его? Так сорвём дело. Коли уж брать Лису твою комендантскую, то тебе же к ней и комендачей своих приставить — всего и делов…

— Да? — ядовито осведомился Мышак. — Ты, может, думаешь, что я Ворон, командир полка комендантского? У меня полномочий нет патрули на задержания высылать. И так на соплях работать приходится, а тут я ещё бойцов пошлю офицера армейского валить! Ты хоть думай, что говоришь! Петро, скажи ему! — обратился он к хозяину встречи.

Тот подумал. Вообще, в идее Лысого был толк. На комендантских бойцов внимание хоть и обратят, но, в общем, ничего особенного при этом не подумают. На ополченцев в городе давно уже особого внимания не обращают, стали они вполне привычной частью луганского пейзажа. Да и лишнего вопроса не зададут: военные — значит, надо им. Опять же и оружие в их руках — законная вещь.

Вот только и Мышак прав — негоже ему светить с трудом сбитую и очень недостаточную сеть в комендатуре на таком стрёмном деле. Пригодится ещё.

— Слышь, Виталий, — он нечасто называл так Лысого, потому тот даже дёрнулся. — Майор дело говорит. Нельзя ему светиться. Ты это… Ты скажи: у бандитов твоих…

Он позволял себе называть бандитов бандитами, потому как и сам в ранешные времена немало проводил времени в компаниях сначала шпаны, а потом тех, кто поавторитетнее. Впрочем, ничего особенного: среди не больно-то склонного к интеллигентности шахтёрского Донбасса такое было сплошь и рядом. Не говоря уже о чистых зэках, бесконвойных, правда, что тоже на шахтах впахивали. Вон, аккурат возле города Стаханова целый куст зон — в Алчевске, Брянке, Перевальске…

— У бандитов твоих две-три камуфляжки до утра найдутся? Лучше, если ополченские.

Лысый пожал плечами:

— Ну, какие-то комки найдутся, конечно. Вот только насчёт ополченских…

В последнее время армия сепаратистов стала одеваться однообразнее, чем раньше. По-армейски, а не как прежний сброд. Для простых боевиков характерна стала при этом не «цифра» или «флора» и даже не «вертикалка», а «горка» — костюм ровного брезентового цвета с тёмно-болотными накладками на плечах, локтях и коленях. Вот такую бы и достать. Надо было раньше позаботиться, чёрт!

В комендатуре, впрочем, носили как раз что покруче, так что и обычное камуфло особого внимания привлечь не должно было.

— Да и хрен с ними, — отмахнулся хозяин, словно это не он подал идею насчёт униформы рядовых бойцов. — Лишь бы не охотничьи. В общем, я бы предложил так. Выделяешь троих своих, кто посообразительнее, не быки, — он значительно поглядел на собеседника, подчёркивая обязательность этого требования. — Пусть подъедут к больничке, но внутрь не въезжают, а где-то дальше постоят. Телефон чтобы был и номер вон у его девки, — он кивнул на Мышака, — чтобы записан был. Как она гада этого увидит, что выходит он от бабы своей, — сразу звонит им. Они подъезжают, берут его на выходе и увозят. Как бы задержание. Ежели начнёт сопротивляться — валить его. А то он, лось спецназовский, вырваться может.

Он помолчал.

— Но лучше, конечно, живьём взять, — добавил. — Ох, как мечтают с ним живым поговорить важные люди…

— Ты теперь меня бросишь? — после паузы вдруг спросила Ирка.

Алексей воззрился на неё в удивлении:

— Это ты к чему?

— От тебя пахнет женщиной. Ты сегодня ночевал с женщиной!

Чёрт их поймёт, этих баб! Это что, экстрасенсия какая?

От него точно не могло пахнуть Настей — это Алексей знал твёрдо. Могло пахнуть мёртвой квартирой — он утром заглянул домой в сопровождении Томича, чтобы забрать свои и Иркины вещи. Ту же её мобилу, чтобы могла связываться с ним из больницы.

Могло пахнуть оружием — с вечера он, вопреки привычке, пистолет свой не почистил, пришлось делать это утром. И ТТ трофейный заодно. У Насти в прихожей.

Та исполнила своё слово, и утром была деловита и отстранённа. Попытку Алексея приласкать её отвергла мягко, но решительно. Посторонняя женщина, к такой нельзя приставать. Так она сказала.

От него могло пахнуть снегом — за ночь, оказывается, подвалило, а ему пришлось пробежаться по Советской, чтобы приобрести на рынке две новые симки для себя и одну для Ирины. Он помнил вчерашний совет Митридата. Да и гостинчиков купить в больницу. Конфеты шоколадные, Иришкины любимые. Фрукты какие.

И доллары надо было поменять — опять в этой суете гривны закончились.

Наконец, от него могло пахнуть водкой или пивом — с рынка он заглянул в близкую «Бочку» позавтракать. Не то чтобы правильно было это — день начинать со спиртного, но он заказал пельмени. Пока их ждал, промочил горло пивком, а к пельменям как-то сама собою запросилась соточка водочки. Вот потребовал организм и всё! Видно, от охренения всем происшедшим.

Точно по офицерской поговорке получилось: слегка выбрит и с утра пьян. Ну, опьянением это назвать нельзя было — что такое соточка для русского офицера, да ещё с казённой подорожной! Ну, не с казённой, и не подорожной, это Лермонтов, преобразованный в очередную поговорку. Но не на службе русский офицер и не на боевых. В увольнении, так скажем. Значит, имеет право.

Но необходимо отдать должное соточке: что-то внутри отпустило. Надо признаться, день вчерашний завертел его, как в водовороте, так что получилось, что он и не контролировал ничего. Ситуации сами собою перетекали одна в другую, все они были… неординарными, мягко говоря, и его, Алексей Кравченко, несло по ним, как щепку по горной реке.

Вот только соточка под пельмешки и позволила остановиться и оглянуться.

Итак, что мы имеем на нынешний момент?

Когда Алексей позвонил с утра Томичу с просьбой пустить его на опечатанную квартиру, тот в ответ предложил позвонить Анне, квартирной хозяйке, чтобы, мол, вместе с нею, хозяйкою, провести заодно и осмотр. Её вчера тоже не впустили в дом, как и Алексея. После того как следователи свою работу закончили, а жильца-потерпевшего увёз представитель МГБ, милицейские попросту опечатали вполне уцелевшую — замок только вывернули — железную дверь и посоветовали ей завтра ждать звонка. Мол, позовут, не волнуйтесь. Дело на контроле. Не снаряд залетел. Тут всё серьёзнее…

Встретились у подъезда — Томич с каким-то бойцом Анна-хозяйка, местный милиционер и Алексей. Хозяйка вела себя странно — то нападала словесно, обвиняя Алексея в том, что это из-за него ей взорвали квартиру, то принимаясь причитать на тему «проклятой войны» и «проклятых нациков», «бандитов», «гада Порошенко» и тому подобное.