Воин Донбасса (СИ) - Пересвет Александр Анатольевич. Страница 46

Скажем, в данном случае нагрудный карман Лёшкиной джинсовой куртки можно было назвать, скорее, «напузным» — он представлял собою целую нишу на внутренней стороне куртки. Причём её содержимое довольно изящно маскировалось содержимым наружного грудного кармана — а там лежал телефон, — и бокового косого, куда обычно прячется рука.

В общем, он едва успел переместить оружие в правильное место, как дверь палаты отлетела в сторону, и в ней нарисовался автоматчик. В форме и с нашивками комендантского полка.

— Капитан Кравченко Алексей Александрович? — хмуро осведомился он, делая шаг в сторону и освобождая вход в палату второму бойцу.

А за спиною того маячила давешняя тётка.

Глава 9

Ната Шабанина, позывной Лиса, не просто злилась. Она ярилась. Мало того, что задача, поставленная шефом, сама по себе была муторной. Ну так при этом ещё и ненужно рискованной! Полдня маячить у всех на глазах в больнице, изображая охрану пострадавшей чужой бабы! Даже если никто ничего не заподозрит, это привлечёт к ней ненужное внимание. И даст время запомнить внешность. А когда начнётся следствие по пропаже или гибели капитана, как его… Кравченко… так всем свидетелям будет, кого вспомнить и описать!

Так тут ещё гадай, он или не он. Имя-фамилия фигуранта у шефа имелись. А вот фотографии… Уже чуть не нагрелась с этим! Какой-то тип с утра приходил уже в палату — представительный, гладкий такой. Из тех, из сытых. И в униформе военной, что характерно! И тоже ведь рычать было принялся, когда она попросила его личность удостоверить. Сдался, в конце концов, — но оказался не тем, не Кравченко. И приходил вовсе к другой бабе, не к этой, контуженной, к соседке её. Так что пришлось перед ним ещё и извиняться, когда он обратно вышел после визита своего. А то мало ли кому он пожаловаться решит, как грозился.

Конечно, шеф ей документ правильный оформил — не подкопаешься: сержант Шабанина, мол, направляется для обеспечения безопасности пострадавшей в теракте до обеспечения возможности опросить ту по обстоятельствам дела. Приказ есть, задницу им прикрыть можно. Но избавит ли это от подозрений следаков, ежели дело пойдёт раскручиваться?

Впрочем, шеф в любом случае обещал отмазать. Шеф — человек сильный. Помощник военного коменданта! Хоть и мелкий как мужчина. В обоих смыслах. Убедилась. Сумела как-то однажды повалить его на себя, рассчитывая на дальнейший блат с его стороны. Но тот оказался мало что не ах, а вообще никак. Будто муха между ног поползала — щекотно, но и всё.

На службе, правда, случай этот благоприятно сказался. По службе шеф её продвигать начал. А она ему давала иногда. И даже страсть изображала.

И то — не на самом же деле для поддержания порядка пролезла в комендатуру! За боевой романтикой пусть глупые мальчики вписываются. А в такие бурные времена подобные места, где власть охранять надо, очень пользительны для другого. Для того, чтобы приподняться. Не век же на рынке колготками торговать! Тем более что и просел он вон как сильно, рынок-то. Очень даже торговля упала, особенно с июня, как обстрелы пошли. Не до колготок стало и тряпья, да и денег у народа не стало.

И народа самого как вымело! Город прямо вымер! Поговаривали, что две трети жителей уехали — кто в Россию, кто на Украину. Спрос упал. А самой выехать — так ей ничего хорошего не светило ни там, ни там. Кто она? Торговка. В лучшем случае, в магазин устроишься. А то так и будешь горе мыкать в общаге для беженцев…

А тут навели знающие люди на правильное дело. В силы поддержания порядка, так сказать. Замещать поредевшую прежнюю милицию. Со все сторон полезно: и статус у тебя силовой, уважаемый, и доступ прямой к тому, на чём деньжат срубить можно. Ну, машину, в гараже оставленную отъехавшим, забрать — это просто. Ежели и вернётся — мало ли что с нею стало. Да и документы новые на неё оформить — опять-таки через комендатуру легче.

Нет, всяких идеалистов и бессребреников и в комендатуре много. Не со всяким о делах и поговорить можно. Но люди разные. Есть и разумные. Вон как шеф её. Сам себе элитную квартирку отжал, машинка немецкая. И о подчинённой полюбовнице не забыл — двухкомнатную на Сосюры подогнал. С ванной, в пол встроенной! Ну, в подиум. И с деньгами подняться дал, на поручениях своих потайных. А те точно, далеко не все на благо новой власти предназначались. Например, когда тропку для наркотрафика не ликвидировали, о чём торжественно доложили, а, наоборот, под крышу взяли. Ну, и другое разное…

Наталья не испытывала по этому поводу никаких отрицательных ощущений. То, что какие-то делишки проводятся для пользы Украины — так это даже и лучше. Зачтётся, когда киевская власть сюда вернётся. А в этом у Наты сомнений не было. Слишком уж в этой новой республике всё будто понарошку делалось. Будто дети решили поиграться в песочнице — только не в кулички, а во власть и в войнушку.

А как иначе? Начальство районного пошиба поставили государство строить — вот оно и строит его по-районному. И все те же расклады, группировки и отношения, что были прежде, с собой прихватило. Все ж друг друга знают. Кто при Украине кого терпеть не мог, тот и при «Элэнэрии» не переменился…

Так что под таким шефом вполне можно было рассчитывать на кое-что материально полезное сейчас и на признание какой-нибудь героиней подполья, когда вернётся Украина. Тем более что шеф постепенно становится всё сильнее. Нет, Ворона, командира полка, он, конечно, никогда не заменит. Тот из той, идейной, номенклатуры. Но перейти со временем на какой-нибудь пост в МВД — вполне возможно!

В общем, сильный человек шеф. Но и он предупредил настойчиво, что всё равно лучше не светить никаких бумаг и документов. Ни в больнице, нигде. Упирать на секретность задания. А как выследишь, мол, объект, звони исполнителям на следующем этапе, а сама тихонько исчезни. Если и вспомнят потом, что была, мол, какая-то охранница, то мало ли куда пропала. А то, может, кто под неё рядился. Может, как раз от мафии, на которую и будет списано исчезновение объекта, какая наблюдательница выставлялась. Так что по максимуму — без документов в глаза посторонним…

И всё было в норме — расспросила, побеседовала, встала на якобы охрану. Никто уже внимания не обращает. Так, покосятся, проходя мимо…

Но этот вот мужик конкретно выбесил! Настолько, что она захотела сама проследить, как его забирать будут. Ишь ты — «пошла вон, а то трахну!». Трахальщик нашёлся, мать его! Ещё и вправду красавчик, а тут без мужика уже который месяц! Не шефа же таковым считать!

А у самого баба страшная, тощая, чернявая, к тому же вон теперь изуродованная, а ходит к ней!

Трахнет он! Да я тебя сама трахну! Прямо в лоб из пистолета, коли у бандитов этих что не так с задержанием пойдёт.

А что это был искомый Кравченко, она уже не сомневалась ни секунды. Движется плавно, можно сказать, мускулисто — привык, значит, к физическим нагрузкам. Осанку офицерскую не прячет, хоть и одет в гражданское. И лается чисто по-военному — вроде и без мата, но казармой сразу несёт. Нет, для проформы, конечно, вытащить его из палаты, и документы проверить надо. Не тот шеф человек, что простит косяк, сделанный из-за недостаточной исполнительности. Исполнительность — это самое главное в нашем деле, говаривал он. Всё прощу, но за неисполнительность расстреляю! А потому надо, конечно, исключить малейшую ошибку. А то мало ли — может, сам настоящий Кравченко где в схроне ныкается, а вместо себя сослуживца своего, офицерика, к бабе отправил. Может быть? Может!

Она потому и заглянула ещё раз в палату — посмотреть, будут целоваться или нет. Опять облаял, пёс, но главное ясно стало: раз на колени встал, значит, он. То ли вину какую за собой чувствует и кается, то ли любит сильно.

Любит, ишь! Ну, ничего, скоро и тебя отлюбят сильно. В другом месте. Там, где любят сбивать спесь с офицериков таких…

И она позвонила по данному ей телефону…