Андрогин. Новая эра (СИ) - Эм Джексон. Страница 20

Жанна хотела высказать Оксане все, что думала. Все, что накопилось у нее в душе. Она хотела снова спросить у нее, чего она не ушла, чего не стала жить своей жизнью, не нашла работу, чего безропотно слушала нападения мужа и не менялась. Не нашла себе друзей, не завела любовника в конце концов, чтобы снова почувствовать себя женщиной. Этих вопросов у женщины накопилась уйма.

Но, увидев отсутствующий взгляд подруги, она поняла, что это не более чем бесполезно.Она поняла, что главное, наверное, в первую очередь, полюбить себя. А потом тебя и другие полюбят. Уважать себя, и другие станут тебя уважать. Беречь себя, свое сердце и знать себе цену. И тогда окружающие тоже будут в курсе, чего ты стоишь.

Оксана не унималась. Она так погрузилась в воспоминания, что просто не могла остановиться.

– В последнее время, когда он лежал рядом, казалось, в спальне мне было мало места. Вернее, его не было вообще. На кровати особенно. Он выдавливал меня оттуда своим взглядом, своими колкими замечаниями.

Он лежал на подушке, до пояса прикрытый нашим покрывалом, и, облокотившись головой наполовину на кофейное быльце кровати, сверлил меня своими карими глазами, этим насмешливым взглядом. Он унижал меня, говорил, какая я ужасная, что у меня совсем нет своего мнения, что без него я ничто, что мой красный халат в белый цветочек – это прошлый век, и он его бесит. Что все во мне его раздражает. Что спит он со мной лишь из жалости. Я все терпела. Я слушала его. Я не понимала, за что он меня ненавидит. Когда я не выдерживала и уходила, он бежал за мной, продолжая меня оскорблять, уже применяя физическую силу. Затем плевался и либо шел спать, либо уходил из дома вовсе. Куда, я не знаю. Когда он оставался, я еще долго сидела на кухне, боясь зайти к нему, чтобы это все не продлилось. Затем я на цыпочках быстро и неслышно заходила в спальню и украдкой ложилась на край кровати, пытаясь сделать все без звука, чтобы его не разбудить. Вставала я всегда раньше мужа. Его уже ждал завтрак и одежда.

Он так же ненавистно продолжал сверлить меня взглядом и по утрам, выражая полное отвращение ко мне и к моей судьбе, показывая, что я камень на его шее. Мне было неприятно видеть это, а ему было неприятно в моем обществе. Я со временем стала ненавидеть сама себя. Мне стало мерзко даже прикасаться к себе. Не знаю, как он прикасался ко мне. Секс ведь у нас был. Иногда. Но был. И он даже не был тогда пьян. Как я могла стать тем, чем я стала? Я все мечтала порой ночами, в одиночестве, что он включит свет, и все изменится. Но мечты для того и существуют, чтобы ими оставаться.

– Нет, – завертела головой из стороны в сторону Жанна. – Мечты существуют, чтобы их воплощать в жизнь, чтобы дать возможность чуду случиться в твоей жизни. Как зовут твоего мужа?

– Я не скажу тебе. Я этого не хочу. У меня больше нет старой жизни. Она сгорела. Она отказалась от меня. Вышвырнула, как мусор. Я не назову тебе его имя. Я буду говорить просто Он.

– Хорошо, – согласилась Жанна, но затем быстро поменяла свое решение, затараторив. – А почему нет? Чего ты мне не скажешь? Ты боишься его? Или он для тебя, как Бог? Чего ты так хочешь его выделить? Чего ты боишься сказать мне его имя?

Оксана снова отстраненно отвела глаза. Через несколько минут она повернула и всю голову, тем самым показывая, что этот разговор она продолжать не хочет. Затем она легла на кровать, поджала под себя ногии отвернулась к стенке, полностью выйдя из этой дискуссии.

Такие моменты бывали у нее часто, и Жанна решила больше ее пока сегодня не беспокоить. Захочет снова поговорить – сама напросится. Оставалось только ждать. Жаль, что Оксана была единственной,с кем Жанне хотелось здесь общаться. Не оставалось ничего другого, как просто вторить действиям Оксаны и попытаться и самой забыться на своей кровати.

После просьбы от Жанны к Иннокентию по поводу прихода ее родителей, мать не замедлила появиться на следующий же день. Несмотря на то, что девушка ее так ждала, когда Леся, наконец, пришла, сама не понимая почему, Жанна стала изображать из себя овощ. Напоминания о уже «прошлой» для нее жизни дома с отчимом и матерью снова нахлынули на нее, стирая покой, который она по крупицам восстанавливала за последнее время в больнице. Да, она забыла здесь про свои атаки, все стало постепенно налаживаться. Они встретились с матерью в своеобразной гостиной. Леся смотрела на Жанну так, словно та минуту назад восстала из мертвых. Она не могла скрыть ужас, который пронизывал все ее тело. И лишь, как рыба, открывала рот, глотая воздухи судорожно поправляя волосы.

Жанна отвернулась в левую сторону, начав рассматривать весь интерьер этой большой комнаты. Она обращала внимание на малейшие детали. Видеть мать сейчас она не хотела, все ее желание встречи испарилось вмиг, как только она увидела взгляд Олеси. Так и просидели они молча, все время встречи. Когда мать подала голос и предложила Жанне выйти на улицу, вывести ее на прогулку, та лишь покачала головой. Время их встречи тянулось очень медленно. Но все же все заканчивается, вот и она прошла. Из гостевой комнаты Леся вылетела как ошпаренная. Она ни о чем не хотела ни думать, ни разговаривать. Судя по тому, как выглядела ее дочь, она могла сделать лишь один вывод: в лечебнице ей стало еще хуже.

После встречи Олеси с дочерью, по ее возвращении домой, когда Виктор вошел в комнату, он не узнал свою жену. Она постарела на десяток лет. В ее неподвижном взгляде не было ни капли жизни. Только беспомощность и полнейшее отчаяние. Она сидела на корточках возле своей старой морщинистой матери, которая утешала ее: одна рука придерживала Лесю за плечо, а другая была положена на ее кисть, которую Леся небрежно кинула на спинку дивана, где сидела ее мать.

Она еще даже не разделась, успела снять только обувь. Тяжело было сказать, когда она вернулась домой. Может быть, пять минут назад, а может, час. Виктор стоял в дверях, не в силах пошевелиться. Он боялся нарушить этот момент. Он лишь стоял и смотрел на жену в ее вельветовом пальто, накинутом на черную водолазку; на ее любимые золотые часы, которые он ей подарил. Он смотрел на нее и не узнавал прошлую Лесю. Как же круто изменилась их жизнь за последнее время. То, что он может очутиться в таком аду, он и в самом страшном сне не мог себе этого представить. Он не стал задавать жене лишних вопросов. Он прекрасно понимал, откуда она вернулась. Ему даже не хотелось спрашивать как там Жанна. Состояние его жены говорило само за себя. Ему было жаль ее, ее мать, себя, Жанну. Но он был бессилен. Ему так хотелось изменений, чем-то помочь, что-то изменить. От бессилия и злости он ударил кулаком о стену, разбив костяшки до крови, и тихо покинул квартиру. Вернулся он уже глубоким вечером. Старенькая маленькаябабушка Жанны суетилась на кухне. Он отправился в комнату к жене.

Дверь была закрыта. Он на секунду застыл перед ней. Что-то останавливало его. Затем, сделав над собой усилие, он повернул ручку и толкнул дверь вперед. В комнате горел тусклый свет лампы над зеркалом. Жена сидела на стуле перед комодом и смотрела в это зеркало такими глазами, что Виктор просто испугался. Он не знал, сколько времени пробыла она в этом положении. Ее лицо было восковым. Распущенные волосы падали волнами на плечи. На ней была ее домашняя серая, немного великоватая на нее пижама, напоминающая больничную одежду. Она сидела в оцепенении и, не отводя взгляда, смотрела прямо перед собой. Ее глаза были выпучены и просто застыли в зеркале. Он подошел к ней сзади и положил руки на плечи.

– Мы все выдержим. Все поменяется. Представь, что это сон. Просто страшный сон, и мы все скоро проснемся.

Леся не двигалась. Ни одна мышца на ее лице, ни одна жилочка не дернулась. Она продолжала сидеть, как музейный экспонат, просто уставившись в зеркало. Виктор почувствовал прожигающее его руки пламя, исходящее от ее плеч. Он убрал их.

– Мы уже никогда не проснемся, – сухо кинула она.

После этой фразы она встала и молча ушла в ванну. Леся долго не возвращалась оттуда. Вода все текла и текла. Мать Леси уже легла спать, приготовив ужин, но никого на него не пригласив. Создавалось такое впечатление, что и готовила она не для них, а так, по привычке, для себя, для своего успокоения. Виктор молча сидел на их с Лесей кровати. Теперь оцепенение, в котором была его жена, как вирус, перекинулось на него. Он выдохнул и закрыл лицо руками.