Вира Кровью (СИ) - Пересвет Александр Анатольевич. Страница 49

На 31 блокпосту стреляются из танков. По всей Бахмутке бои. Ну, это тоже косвенно из-за Бурана: как начались ночью мероприятия по прикрытию его выхода — так и втянули в себя всё вокруг. Зато наметился успех возле Крымского, есть шанс зацепиться за село.

Занимательно и то, что хохлы с утра объявили, что теперь — точнее, с завтрашнего дня — въезд и выезд на Украину будет осуществляться исключительно по семи назначенным транспортным коридорам и только с целым набором документов — заявлением с указанием маршрута, подтверждение необходимости поездки, ну, паспорт, естественно, и так далее. Видимо, пропёрли, каким образом Бурановская ДРГ въехала на их территорию. Или бандюки Лысого проболтались. А скорее всего, какой-нибудь крот укровский среди них есть. А то и не один. Даже, может, и не догадывались об истинном назначении пассажиров. А просто рассказали, что контрабандистов провезли, — а там уж СБУ местная два и два сложила…

В общем, навёл ты, Лёшка, шухеру, хлопнул его по плечу командир. Прямо война из-за тебя началась!

Алексей с театральным возмущением отпарировал, что началось всё с укро-долбодятлов, которые ни с чего захватили русских писателей, а нам за нашу великую литературу стоять ещё учителя в школе завещали. В ответ на что Перс так же шутливо попрекнул его, что Буран опять во время выхода предался своей порочной страсти и занялся художественной резьбой по «айдарикам», так что тоже виноват во всём, — и Кравченко вышел от него в довольном расположении духа. Эх, сейчас бы ещё доспать, а то ведь в Настиной постели всего часок и удалось прикорнуть…

Вот эта мысль и вызвала решение вместо сна поехать в больницу к Ирке. Купил конфет, апельсинов, шоколадку. Звонить заранее не стал, решил сделать сюрприз. Вот и сделал…

Чёрный микроавтобус с гробом выехал из ворот и отправился к кладбищу. Недалеко — до Острой могилы. Надо же, символика какая… Рядом с его располагой будет лежать Ирка. Через дорогу…

Небо по-прежнему силится заплакать, но как раз силёнок на это и не хватает — и сквозь тонкие облака смутным пятном просачивается солнце. Тянутся дома, вдоль них тянутся прохожие. Всё словно замедленное. Проехала назад разбитая детская площадка. Ну да, Хрящеватое рядом. Когда 16 августа нацисты «Айдара» в очередной раз напоролись на вязкую оборону ополченцев — вязкость которой в меру небольшого тогда ещё авторитета помогал повышать Алексей, — укропы, потеряв 25 человек, начали обтекать его, просачиваясь как раз в эти места…

Ехали и молчали. Алексей всё же сел в Мишкину машину — в бусике места не было, да и кто он? Так, любовник… Приглашение Митридата принял, умом понимая, что прав Мишка и что ссориться с ним было неправильным. Но на сердце было тяжело, словно билось оно в каком-то вязком болоте…

Вот и не говорились слова…

Тогда, когда Ирка умерла, и даже сердцу стало ясно, что это уже не исправить, Алексей отправился сразу к Митридату в МГБ. Надо было узнать, где находится Лысый — выпустили ли его уже, как обещали, за содействие «правоохранительным органам». Потому что Бурану, взявшему тогда же три дня отпуска для организации похорон, хотелось посвятить их на самом деле покаранию гражданина Чупрыны. Потому что какая там ни есть вина Кравченко в том, что он не имел достаточно характера разобраться со своими женщинами, а всё ж непосредственной причиной смерти Ирины был подонок Лысый с его приказом похитить девушку из больницы.

Но Чупрыну покарать не дали. Мишка заявил, что тот всё ещё содержится на подвале, потому что его там оставили до возвращения Кравченко — для верности, так сказать. И сегодня как раз его выпускают, и пока что идёт процесс обмена документами, фиксирующими, что Лысый окончательно перешёл на «светлую сторону силы». Грубо говоря, подписками и адресами счетов, гарантирующими, что гражданин Чупрына от завербованности своей не откажется, даже если смоется на Украину.

А потом, когда Алексей, раздражённый неуместной шуточкой, рассказал о смерти Ирки и о намерении спросить за неё с Лысого, Митридат всё стукал себя кулаком по лбу, пытаясь внушить другу, что никто ему гэбэшного подследственного не отдаст. Не говоря о том, что это просто незаконно, Чупрына плюс ко всему — полезный ключик к контролю за движениями организованной преступности в республике. И на свободу он выходит только тогда, что ему окончательно докрутили гениталии на предмет радостного и предупредительного сотрудничества с МГБ. Тем более что гражданин с погонялом Лысый уже осознал, насколько много всего рассказал и насколько серьёзно влип в глазах той стороны, предоставив свой «метр на границе» луганской ДРГ. «Надеюсь, ты не собрался завалить фактически готового осведомителя МГБ? — мрачно поинтересовался Митридат, зная решительность Кравченко в похожих вопросах. — Которого подготовил для важной работы твой главный защитник в твоих обстоятельствах? В разум вернись, а?».

Алексей тогда сильно вспылил. Не наговорил, конечно, как это пишут в книгах, всяких злых и ненужных слов своему лучшему другу на этой войне — ибо мужчины оба, и мужскому разговору меж ними только и быть. Но всё же от души прошёлся по «интересам ГБ», которые не дозволяют покарать заведомого убийцу. Потом встал и вышел, и с Мишкой в эти дни не разговаривал.

Тот, впрочем, и сам не рвался на контакт с другом. Чувствовал, что Алексею сейчас ни до чего.

А Кравченко действительно маялся, всё терзая себя виной за то, что ночевал у Насти, когда Иришка умирала. Вроде бы положено в такие моменты хотеть напиться вдрызг — но не хотелось. Надо было что-то делать, чтобы забыться.

Он пытался что-нибудь сообразить для организации похорон. Для Иркиной матери, для маленького Макарки. Но оказалось, что практически всё было перехвачено Митридатом. Тот, ничего не говоря Алексею, развил крайне полезную деятельность по всему тому, что было связано со смертью Ирины.

Во-первых, он сам нанёс визит Лысому на подвал. Во время которого и поведал тому, что случилось из-за его бандитской выходки с девушкой капитана Бурана. И что теперь хочет сделать с ним капитан Буран в отместку. И как он, Митридат, только что защитил жизнь гражданина Чупрыны, за что тот, естественно, стал ему, Митридату, должен. А в качестве выплаты долга оный гражданин Чупрына должен передать оному старшему лейтенанту ГБ Митридату денежную сумму в размере 30 тысяч долларов.

Лысый проникся. Признал, что дёшево отделался. Дал соответствующую команду своим, и Мишка, согласовав соответствующие действия со своим ведомством — или даже с ЦК, этого он впоследствии не уточнял, — передал всю сумму Иркиной матери. На прожитьё и воспитание внука. Причём сказал, что это от Алексея и друзей.

Во-вторых, Митридат через Томича подключил комендатуру как реальную административно-хозяйственную власть в республике, и та помогла обеспечить всю возможную организацию для хороших похорон в прифронтовом городе.

В-третьих, он позаботился о Макарке. Будь тот постарше, можно было бы его пристроить в кадетский корпус и процентов на 90 быть спокойным за его судьбу. Однако с пятилетним малышом этого не сделаешь. Но не в детский же дом его отдавать! Да и мать Иркина вцепилась во внука мёртвой хваткой, упрямо набычиваясь при каждом варианте, что предлагали сам Алексей и Мишка с Настей, приехавшие её проведать независимо друг от друга.

Первую глупость сморозил, конечно, Кравченко сам: предложил перевезти ребёнка или в Брянск к его родителям, или в Москву, к своей семье. Мол, двое своих живут, проживёт и третий. Просто порыв души такой был. Лишь уловив сразу два странных взгляда от женщин — от Насти и Иркиной матери, — он ощутил, что сказал что-то не то. Но только ещё через несколько мучительных секунд поисков объяснения этим странным взглядам догадался: ну да, это уж какой-то перебор — везти в семью ребёнка любовницы. И даже не своего. Как это всё жене объяснять прикажете?

Но в любом случае бабушка Макара и слушать не желала ни о каких вариантах пристроить его на стороне. «Усыновлю, — твердила она. — Будет у меня хотя кровиночка дочечкина!»…