Вира Кровью (СИ) - Пересвет Александр Анатольевич. Страница 7
А тут ещё война, война, что называется, две тысячи лет. И Масуд — один из её ярчайших порождений, сумевший завоевать неподдельное уважение даже советских военных, хоть они и были врагами…
Раз в резиденции Дустума в Мазари-Шарифе, где в 1996 году командированный от «Огонька» русский журналист Молчанов, вкушая настоящий восточный виноград (ох и скрутило потом кишки с непривычки!), расспрашивал генерала о перспективах борьбы с талибами. Беседу их прервал звонок от Масуда с приглашением посмотреть на штурм Кабула. Александр не мог тогда не напроситься в компанию к дустумовскому наблюдателю.
Дело в том, что узбек Дустум и таджик Масуд был тогда временными союзниками в борьбе против талибов, как раз незадолго перед тем захвативших Кабул и продвинувшихся до самого Саланга. Каковое прискорбное событие, собственно, и было причиной для командировки Молчанова в Афганистан. И теперь Ахмад Шах приглашал, естественно, не московского журналиста, а самого Дустума поучаствовать в отборе столицы обратно.
Дустум то ли вообще не хотел в этом участвовать, то ли желал сперва присмотреться, как пойдут дела у союзника, с которым ранее успел повоевать — Восток дело тонкое! — и решил ограничиться посылкой к Масуду наблюдателя. На рекогносцировку, как было официально сформулировано. Наблюдатель — тоже генерал, аж с четырьмя звёздочками (и четырьмя жёнами, как потом выяснилось в ходе разговоров во время длинной дороги), по имени Хизбулла — был выпускником Минского военного училища и неплохо говорил по-русски.
…Когда на КПП в стороне от Чарикара было объявлено, что русский журналист хочет встретиться с Ахмад Шахом Масудом, изучающие взгляды его боевиков разом обратились на этакое диво. Причина внимания была проста: Молчанов оказался первым русским в самом логове «Панджшерского льва» после вывода советских войск. Не считая тех пленных, кто принял ислам и остался жить здесь. И воевать в рядах моджахедов Масуда. С одним Александр даже познакомился потом. Здоровый рыжий мужик. И он ничего не хотел передать домой…
Да, масудовское логово производило впечатление! Когда тебя просят подождать, пока вождь проведёт совещание со своими командирами, и в саду его особняка рядом с тобой собираются прокалённые боями бородатые «духи», с явственно источаемым запахом убийств за душой, и искоса поглядывают на тебя, и чему-то усмехаются, — ты испытываешь запоминающиеся ощущения… Словно сидишь в клетке со львами — когти у этих зверей покуда убраны, но от мягких лап явственно тянет ароматом крови…
Рядом суетится обычный афганский городишко, но «масуды» живут вне его — своим «куренем». За забором, кучно, хотя и в обычных домах, а не, скажем, в палатках. Женщин нет, нет быта. Женщины, хозяйство, скотина, мотыга — всё по ту сторону военного бытия. Зато вооружены все. И все — словно на боевом дежурстве. Подтянутые, ладные, бородатые, уверенные в себе воины. Почти нет той разношёрстности в одежде, которой отличались воины других афганских армий — основная масса не в национальных нарядах, а в хорошо пригнанном камуфляже. Как ни забавно — гэдээровского производства. То есть антикоммунистические моджахеды Масуда были одеты в форму Национальной народной армии исчезнувшей ГДР! Мать история, как же ты прыгаешь!
Или ещё один афганский сюр перед глазами Молчанова: в масудовском лагере встречаются и целуются два выпускника советского военного училища. Один — тот самый Хизбулла — служит у Дустума, другой у Масуда… Э-эх, родился ли в Афганистане свой Шолохов?
Дисциплина у «масудов» железная. Никакого, разумеется, спиртного. Даже курить Ахмад Шах не рекомендует. Всего лишь — но, как сказал один из командиров, к «рекомендации» этой лучше относиться, как к приказу. И то — когда увидишь, как вскакивают эти много чего повидавшие рубаки, едва в комнату входит Вахит, начальник секретной полиции Масуда, понимаешь, куда делись недисциплинированные…
Зато сам Масуд — воплощённая тишина и корректность. Та самая корректность, когда сила, угроза и власть в твоих руках настолько велики, что можно позволить себе полное спокойствие по отношению к человечкам. Но говорил он вещи сенсационные по тем временам.
«Хорошо, вот что я скажу частным образом, — после паузы тихо проговаривает он, поднимая глаза. — Мы воевали не против русских! Мы боролись против созданного советскими манипуляциями антинародного режима НДПА. Это же террористы были! Они нарушали наши обычаи, совершали убийства, насилия. Над целым народом насилие! Особенно против интеллигенции НДПА свирепствовала. А советские пришли их поддерживать, по сути, покрывали этот преступный режим. Ваши слепые коммунистические вожди за своими идеями реальности не видели. Они просто не на тех поставили! Если бы они поддержали не НДПА, а её противников, то и сегодня, возможно, оставались бы в Афганистане в качестве советников, строителей, разработчиков ресурсов»…
«Но сегодня НДПА уже нет, — возразил Александр. — Значит ли это, что в случае вашей победы отношения между нами и вами могут стать хорошими? Может быть, даже союзными?».
«Почему бы и нет? Понимаете, мы же тогда боролись с советскими. Но их больше нет, нет больше того государства, которое пришло нас покорять. На его месте возникла новая страна — Россия. А с Россией у нас никогда не было плохих отношений — ни до её революции, ни после нашей. Наш союз вполне возможен».
«И военный?».
«И военный тоже. А что такого?».
Как, должно быть, ему хотелось сказать эти слова не простому журналисту, а кому-нибудь из серьёзных, ответственных лиц России. Но не было их рядом. Ответственные вовсю ту самую Россию делили…
Вот после этого Молчанову и довелось «повоевать» за Масуда. Поучаствовал, можно сказать, вместе с ним в штурме Кабула. Полежал под бомбами и даже лично пострелял из «зушки» по талибскому МиГ-21, заменив раненого афганского бойца.
По дури, конечно. Просто проснулась старая армейская память. Залезать под танк, куда его настойчиво подпихивали растерявшиеся моджахеды Масуда, не хотелось категорически — из МиГа не бог весть какой бомбардировщик, но попади его ракета в эту раскорячившуюся возле дувала безвестного селеньица железяку, то будет гарантированный закрытый гроб. А если учесть, что он тут один русский, то и в закрытом гробу до родных берёзок не довезут. Тут и закопают. До захода Солнца, по мусульманскому обычаю.
В общем, почти по поговорке: жить захочешь — не только за «зушку» ухватишься…
С другой стороны, и забавно там было, под Кабулом…
Ахмед, командир подразделения на этом блок-посту — по рангу ближе к нашему взводному, кажется, — на сложном английском объявил, что левее масудовские бойцы хорошо продвинулись к Кабулу. Вроде бы даже аэродром в Баграме взяли.
«А мы-то почему стоим?».
Ахмед посмотрел, как на дурака.
«У басмачей, — ей-Аллах, так и сказал: «басмачей»! — там же блок-пост. Нас эти скалы разделяют и мы друг друга не видим. Поэтому мы по ним не стреляем, а они — по нам. А если мы выдвинемся, они ж нас увидят, начнут стрелять…».
И тут из-за скал, с талибской стороны, выплывает автобус, набитый людьми. Гражданский, рейсовый! Кабул — Пули-Хумри — Ташкурган — Мазари-Шариф. Пассажиры выглядят вполне спокойно. Шофёр останавливаться не собирается — какие там досмотры, шпионы, диверсанты, вы о чём? Зрелище сюрреалистическое: тут дымятся домики, всё же задетые ракетами талибского самолёта, один из воинов почему-то радостно демонстрирует громадный осколок. Вокруг — поломанные квадраты разрушенных домов и пропылённый глиняный лом дувалов покинутого посёлка. Танк нервно пушкой дёргает. Сзади «Луна» рокотнула, куда-то в сторону Кабула отправила ракету… А мимо всего этого степенно рассекает рейсовый автобус, словно взрослый дядька проходит во дворе через ватагу играющих в войну детишек!
Представить только: немцы в Снегирях окопались, наши напротив, а рейсовик «Истра — Тушино» знай себе спокойно по расписанию дефилирует…
Не смог Масуд тогда взять Кабул. А если взял бы? Он был врагом, но он был редким для Востока врагом — благородным. А лично Александру стал другом. По крайней мере, так обозначил генерал Хизбулла смысл церемонии, когда Ахмад Шах подарил Александру свою «масудовку» — традиционную афганскую ермолку с закручивающимися кверху в валик краями…