Бару Корморан, предательница - Дикинсон Сет. Страница 42

Обычно Бару и принципал–фактор, изысканно одетые, отправлялись в один из таких ресторанчиков во второй половине дня. Они поглощали пищу в сдержанном молчании и исчезали вместе в карете — якобы для более тесного общения. Мало–помалу Бару начала наслаждаться сшитыми по фигуре нарядами, небрежно подобранными украшениями и ревнивыми взглядами, которые бросали на нее местные технократы. Костюм и макияж Бела Латемана, законодателя местной моды, были безупречны.

Можно было сказать, что и принципал, и Бару отличались завидной аккуратностью и компетентностью.

Три года фальшивых свиданий подействовали усыпляюще: Бару давно решила, что он смирился со своим уделом и расценивал все как часть своей работы.

— Я сказал, что с меня хватит. Мне надоело играть роль любовника, — ответил Латеман, нарезая оленину мелкими кубиками. Он уставился в тарелку, костяшки его пальцев, сжимавших рукоять ножа, побелели. — Ваше превосходительство, я абсолютно уверен, что мне нет нужды описывать ущерб, нанесенный моей репутации — как финансиста, так и потенциального жениха — нашей…

Конечно, несправедливо так думать, но — почему именно сейчас? Почему ему вздумалось устроить сцену в преддверии столь важных событий? Как несправедливо. Он был совершенным, крайне полезным орудием — и в банке, и за обеденным столом.

— Договоренностью, — закончила за него Бару, подбавив в голос раздражения. — Пожалуй, вам нет нужды описывать ущерб.

— По я сделаю это. Вероятно, вы не осознаете, что появившись в обществе с очень юной женщиной из таких отдаленных мест, приобретаешь совершенно новую и необратимую репутацию! — Латеман опустил нож на тарелку так решительно, что она зазвенела не хуже корабельной рынды. Посетители ресторанчика тут же сделали вид, что не обращают на парочку никакого внимания. — Есть некоторые негласные правила, с которыми вы, похоже, незнакомы — что неудивительно, учитывая, где вы родились и воспитывались. Среди прочего, неприлично заводить личные отношения с подчиненными. А еще, как многие могут подтвердить, — крайне некорректно доверять ответственную имперскую должность неопытным юнцам, когда в наличии есть другие достойные кандидатуры!

Бару начала закипать. Хоть Бару и приготовилась к атаке, его слова все же попали в цель. С великим трудом она сдержала ответную колкость — фалькрестский афоризм о том, что мужчины мыслят конкретно и образно, а потому непригодны для работы с абстрактными числами и книгами. Лучше воспользоваться представившейся возможностью: его речь будет прекрасным поводом прекратить все встречи!

— Бел, — шепнула она, — я с удовольствием вам помогу. Вы сделали для меня достаточно.

Латеман склонился вперед. Фальшивая полумаска под его глазами была нарисована с поразительным мастерством.

Бару невольно отметила, что его ногти в крапинку тщательно подрезаны, и стала ждать ответной реплики.

— Бесполезно! Из этого конфузного положения нет достойного выхода, — зашипел он и сжал кулаки. — Я жду возмещения, иначе… — Он осекся, сглотнул и продолжал: — Иначе я извещу губернатора Каттлсона о дополнении к новой налоговой форме — я имею в виду ту самую о «разделе десяти билетов» — и доложу обо всей его крамольной сути.

Бару отсчитала пять вдохов и выдохов.

— Чего вы хотите? — спросила она, мимоходом уловив акцент, появившийся в ее афалоне, словно злость вытащила его наружу.

— Пожизненное пособие, учитывая, что моя карьера на имперской службе наверняка никуда не продвинется. — Он решительно стиснул губы. — И разрешение на брак из канцелярии правоблюстителя, необходимое для ухаживаний, которые я намерен начать.

Может, это приманка? Хитрость Зате Явы?

— Нет, — отчеканила она. — Коррупции на моей совести не будет. Я уволю вас и дам вам щедрое выходное пособие. А к Зате Яве можете отправляться сами.

В последний момент он сдержал крик, прозвучавший как дрожащий шепот:

— Не вам диктовать условия! Вы сломали мою жизнь! Без вашего содействия Зате Ява никогда не даст разрешения на мой брак с Хейнгиль Ри…

Хейнгиль Ри. Интересно. Значит, не одна она находит острые глазки принципала очаровательными.

— Дополнение к форме — чисто эмпирический опыт, безобидная часть моих исследований. Если вы и пойдете с ним к Каттлсону, мне нечего опасаться. — Бару безразлично пожала плечами — как ради себя, так и для устремленных на них глаз. — Просто не представляю себе, как вы рассчитываете добиться успеха в ухаживаниях за дочерью князя Хейнгиля. Браки с аристократами — убыточная игра для порядочного гражданина Имперской Республики.

— Она заслуживает вашей должности. Вы обесценили фиатный билет, вы игнорируете безнравственные забавы княгини Наяуру — что вы сделали, чтобы их прекратить? Вы хотя бы видите, в чем их опасность? А госпожа Ри не настолько слепа.

Бару сделала намеренно беззаботный — с расчетом разозлить его — глоток вина. Как это на него похоже — не замечать ничего вокруг, кроме страшной угрозы в лице княгини Наяуру и ее любовников!

— Прислушайтесь к себе. Ввязываетесь в лихорадку мечтаний о королевстве и наследстве. Давно ли вы сбились с верного пути?

Латеман благопристойно выпрямился и взял себя в руки. Бару поняла, что недооценила его, и убедилась в своей догадке, едва он вновь заговорил.

— Бару, вы поможете мне. Иначе я пойду к Зате Яве и дам показания — письменные, под присягой — что за три года ухаживаний вы ни разу не взглянули с интересом ни на меня, ни на любого другого мужчину. Тогда вы попадетесь к ней и никогда не сможете вырваться на волю.

Бару ничего не могла поделать с ответной реакцией. К такой угрозе — сколь реальной, столь и отвратительной — ему прибегать не стоило. Бару вскочила и наполовину сдернула со своей левой руки перчатку, прежде чем смогла остановиться и подумать. Вокруг зашептались. Бел Латеман был явно потрясен.

— Вы не посмеете, — выдавил он. — За вас некому выйти на поединок, кроме вашего бесхребетного секретаря.

— Латеман, — процедила она, — мне не понадобится заместитель.

— Тогда я откажусь, — заявил он, подняв подбородок. — Поединок — состязание равных.

Мысли вихрем закружились в ее голове. Теперь она принялась оценивать возможности и последствия. Она сфабрикует все что угодно! Она сумеет устроить настоящее представление, и она станет режиссером невероятного спектакля, сотканного из любви, ревности, коррупции, нарушения приличий, скандалов на почве расы, возраста, гигиенического поведения!

И Ордвинн содрогнется! Слухи просочатся во все закоулки.

Каждый житель Ордвинна будет судачить и сплетничать об этой сенсации.

Превосходно, не так ли?

Вот что ей нужно.

Бару молниеносно сдернула с руки наполовину снятую левую перчатку и швырнула ее на стол.

— До первой крови, — громко, чтобы слышали остальные посетители, сказала она. — За честь Тараноке, моей родины, которую вы оскорбили. Можете назвать заместителя. Но я буду драться сама.

Латеман неловко поднялся и вытаращил глаза.

— Последний шанс, — сказал он, несомненно, имея в виду: «Иначе я иду к правоблюстителю и заявляю, что вы — трайбадистка».

Бару скрестила руки на груди. Па ней было белое платье с кошелем на цепи у пояса. Она ждала ответа на вызов.

— Прекратите истерику, — пробурчал он, хотя сердцем вовсе не желал оскорбить ее — напротив, похоже, он хотел извиниться. Все превратилось в театр. — Подумайте о том, что Зате Ява сделала с Фаре Танифель.

Он сделал явный промах, но Бару на мгновение оцепенела.

— И вы еще смеете намекать, что я — изменница? Вы, замешанный в печатании нашей валюты для бунтовщиков? — Нет, не стоит перегибать палку. Бару сглотнула и надменно улыбнулась. — Вы под самым моим носом помышляете о другой женщине! Значит, аристократка древних кровей для вас — желаннее, чем савант, добившийся всего в жизни только благодаря личным достоинствам?

Посетители ресторанчика оживились. Бару, внезапно охваченная страхом подмостков, почувствовала, что ее бьет дрожь. Однако она продолжала стоять спокойно, думая: «Теперь он не сможет отказаться. Речь идет о его чести. Он же не хочет, чтобы его высмеяли».