Якудза - Силлов Дмитрий Олегович "sillov". Страница 25
Хлыщ поклонился снова.
— Пожалуйста. Вот этот столик вас устроит?
Витек немного обалдел с непривычки от всех этих поклонов и реверансов и, втайне жалея, что забрался в эдакие странные и незнакомые места, был уже согласен на все.
Хлыщ принес меню. В меню русскими буквами были написаны итальянские слова. Напротив слов имелись цифры в у. е., и от этих цифр Витьку стало слегка не по себе. Но потом он вспомнил о зеленой куче в кармане, и ему немного полегчало.
Гулять так гулять…
Он несколько раз ткнул пальцем в слова. Хлыщ поклонился и исчез. Через некоторое время толстенькая девчушка приволокла существенных размеров поднос с тарелками и сгрузила все это дело перед Витьком, бросив при этом на него пару удивленных взглядов.
Взглядам Витек значения не придал и с энтузиазмом принялся за дело.
В первой тарелке оказались макароны с ветчиной, залитые чем-то напоминающим майонез со сливками. Во второй — так называемая «пицца» — круглый белый хлеб с расплавленным сыром и позавчерашней с виду колбасой. В третьей — какое-то розовое желе. В четвертой — жульен, то есть резиновые шампиньоны, тоже залитые белым…
Витек классиков не читал, но, как и известный литературный герой, не собирался оставлять в тарелке то, за что было заплачено. Решив, что, возможно, колбаса в пицце какая-то особенная, только что выглядит непрезентабельно, так про то не нам пролетариям судить, Витек с энтузиазмом принялся за дело. Но ближе к концу трапезы он почувствовал, что у него в желудке начинает происходить что-то не то…
— Какими судьбами!!!
Улыбаясь, словно Гуинплен, его столик огибал Афанасий.
— А я еду мимо, смотрю, в витрине знакомая личность пиццу трескает… Слышь, парень, ты чего это, а?
В животе Витька творилось неладное. Он бы и хотел, может быть, треснуть Афанасию между глаз. Или, на худой конец, хотя бы послать гада такого подальше. Но при всем желании свершить сии великие деяния сейчас ему было явно не под силу.
— Э, братуха, да тебе худо, как я погляжу?
Витек кивнул. Открыть рот он не решался, боясь блевануть прямо на сверкающий импортный интерьер. Глазами он искал туалет, но таковой поблизости не наблюдался. Хлыща тоже не было видно.
— Халдей! Халдей, бллляха, тут есть, или как?! — заорал Афанасий во все горло.
Хлыщ нарисовался незамедлительно, заранее слегка побледневший с лица.
— Что случилось? — пролепетал он, сгибаясь под тяжестью тени, падающей от Афанасия.
— Что случилось? — прогрохотал Афанасий. — Я те щас, сука, башку оторву. Ты чем моего кореша накормил, вертушка ты туалетная? Ты его этим накормил? — ткнул он пальцем в остатки пиццы. — Вот этой колбасой? Она ж старая, мля, как говно мамонта?
— Я… мы…
— Короче! Быстро веди пацана в сортир, пусть проблюется как следует. И мухой ко мне! Будем решать насчет компенсации ущерба.
— Я… мы мигом…
Поддерживая Витька под локоток, хлыщ проводил его до туалета. Извиваясь в извинениях, вручил стакан с чем-то прозрачно-зеленоватым и, услышав глухое рычание Афанасия, доносящееся из зала, убежал стремглав — только пятки в зеркалах туалетных сверкнули.
Витек ринулся к унитазу и минут пять рычал утробно и слезно, изрыгая в импортный толчок непривычные разносолы и поминая в паузах итальянских кулинаров емким русским матом. Полегчало. Он с сомнением посмотрел на стакан.
Дезинфекция что ль какая?
И выпил.
На этот раз его выворачивало в два раза дольше. Когда блевать стало больше нечем, Витек выполз из санузла на негнущихся ногах, ловя ртом воздух как свежевыловленная треска.
— Во, халдеи пидоры! — встретил его возмущенным вскриком Афанасий. Стол перед ним ломился от яств, и согнутый в подобострастную дугу хлыщ стоял одесную от Афанасия, готовясь выполнять любые прихоти сердитого бандита. — Видят, что человек в первый раз в кабак пришел, — и давай кормить отходами. Суки позорные. Давай, присаживайся, братуха.
Присаживаться рядом с Афанасием Витьку не хотелось, тем более что от вида еды на желудке опять стало тоскливо. Но он перехватил умоляющий взгляд хлыща, поколебался и сел к столу. Надо было бы, конечно, хлыщу выдать порцию тумаков, но Витьку стало его немного жалко. Дохлый он больно, такого бить — себя не уважать. Хрен с ним, пусть живет, отравитель чертов.
— Пей, братуха.
Афанасий протянул Витьку фужер существенных размеров, наполненный прозрачной жидкостью.
— Водка? — поморщился Витек.
— Пей, не спрашивай. Желудок надо продезинфицировать, а то черт его знает, что тебе эти паразиты в тарелки наклали. Еще ластами хлопнешь. Только залпом.
В словах Афанасия был определенный резон и непреклонная убежденность в собственной правоте. Витек поколебался, потом взял стакан и опрокинул в себя содержимое.
Желудок конвульсивно содрогнулся. Пищевод загорелся жидким огнем, дыхание перехватило.
— А теперь — быстро закусывай.
Афанасий заботливо протягивал Витьку кривой соленый огурец на вилке.
«И откуда в пиццерии огурцы?»
Витек автоматически подчинился. Почти сразу стало легче. В голове зашумело, по телу разлилось приятное тепло.
— Спирт — оно при отравлениях самое лучшее средство, — удовлетворенно произнес Афанасий. После чего откинул полу куртки и, выдернув из чехла на поясе большой охотничий нож, отрезал от лежащего перед ним на блюде жареного поросенка ногу и впился в нее зубами. — Ты хавай, не бойся. Это они тебя еще не знали, поэтому обслужили — как всех обслуживают. Ты бы сказал, что человек Стаса, они б тебя и накормили как человека.
— Я не ваш человек, — мрачно сказал Витек.
— Ты что, все за ИВС дуешься? — удивился Афанасий. — Так если бы я тебя тогда разбудил… Охохонюшки, Витя! Побег из-под стражи, плюс нападение на мента при исполнении, плюс твоя маленькая групповушка, побегом твоим сама собой доказанная и проштампованная… Не знаю, как там земляки тех черных, но за мента ты бы точно до суда не дотянул — на тюрьме или сами вертухаи забили бы, или в пресс-хате ссученные по наводке удавили. Так что за ИВС ты мне еще поляну должен и не одну…
— Ч-чего должен? — спросил Витек.
Окружающую реальность он уже воспринимал неадекватно. Мир приятно покачивался, наложенное в тарелке было вкусно и красиво, и что это такое, было уже совсем неважно. Витьку было сейчас от души наплевать и на Афанасия, и на Стаса и на всякие разные поляны, которые он кому-то теперь был должен.
— Да это я так, к слову. Э, братуха, да ты окосел малехо… Но это ничего, это можно иногда… А за то, что я черного на тебя вывел, ты уж не обессудь, работа такая. Нам говорят — мы делаем.
— А если б… это… тебе сказали… ик… меня пристрелить?
Афанасий рассмеялся.
— Хочешь честно?
— Н-ну… — с трудом кивнул Витек, скрипнув все еще слегка деревянной шеей.
— Вчера — пристрелил бы. Сегодня — не знаю. Стрелять в человека, с которым пил, всегда тяжело. Но я думаю, что это не твой случай. Не знаю, что там у Стаса на уме насчет тебя, но уж если он вчера тебя не грохнул, значит, по ходу, и позже не собирается. Так что давай выпьем, Витя. За то, чтобы нам никогда не пришлось друг в друга стрелять.
— Не…
— Не хочешь со мной пить? — прищурился Афанасий.
— Мне хватит, — сказал Витек. Пиццерия только-только перестала плавать перед глазами и обрела более-менее устойчивые координаты в пространстве.
— А, понимаю, — сказал Афанасий. — Поплавок мелкий. Ну, тогда я с тренером.
Он чокнулся с графином и, не поморщившись, опрокинул без малого полстакана.
— Дело привычки, — сказал он и сыто рыгнул. — Ну ты как, кишку баловать закончил?
До поддатого Витька вопрос не дошел, но он на всякий случай кивнул.
— Тогда пошли.
— Куда?
— Как куда? — удивился Афанасий. — По бабам, конечно. Куда ж еще после кабака люди ходят? Хотя, не кабак это, а так, не пойми что. Но тебе для первого раза сойдет…
Он почти насильно вытащил Витька из-за стола и попер его к двери.
— А платить? — вяло трепыхнулся Витек.