Кольцо богини - Борисова Виктория Александровна. Страница 9

Дойдя до этого места, Саша вздрогнул всем телом, словно внезапно пробудившись от сна. Расслабленное, полудремотное состояние как рукой сняло. Он вскочил с места, с грохотом отодвинув стул, и принялся прохаживаться взад-вперед по комнате, заложив руки за спину. На ходу почему-то лучше думалось… Точно так же делал и папенька, если волновался или напряженно работал над чем-то важным, но сейчас Саша не отдавал себе в этом отчета.

Нервное возбуждение распирало изнутри, требовало выхода, не давало спокойно усидеть на месте. Полуженщина-полузмея? Не может быть! Ведь совсем недавно он уже видел нечто подобное! Саша изо всех сил старался припомнить все до последней детали, не упуская ни одной мелочи.

Прошлой ночью он увидел удивительный храм, в котором никогда не бывал раньше. Странное он произвел впечатление — пугающее и в то же время притягательное, манящее… Не на площади, не в окружении дворцов помещался он — в уединенной пещере у моря.

Перед глазами возникает пустынный берег, залитый солнечным светом. Оказавшись у входа в пещеру, Саша почувствовал необъяснимый страх. Словно холодом — сырым, промозглым, леденящим тело и душу — веяло оттуда. На миг захотелось закрыть глаза и бежать без оглядки. Но и не войти он не мог. Часть его разума знала точно, что там, под низкими каменными сводами, увидит он что-то важное.

Когда глаза немного привыкли к темноте, он сумел разглядеть странную фигуру на высоком постаменте. Тело прекрасной женщины ниже пояса переходило в длинный змеиный хвост, покрытый гладкой и твердой зеленоватой чешуей, отливающей перламутром в полумраке. И казалось, что она живая, дышит и вот-вот пошевелится…

Он еще раз сверился с оригиналом, потом проверил в словаре… Да, все верно! Скифы называли свою богиню Апи-змеедевой и почитали ее как праматерь царского рода.

Так неужели Золотой город — не морок, не фантазия, не плод больного воображения? Неужели он и вправду существует — или, по крайней мере, существовал в древние времена? А значит, по немногим свидетельствам, по остаткам, по собственным озарениям возможно восстановить, разгадать его тайну?

В ту ночь Саша так и не смог уснуть. Он лежал в постели, слушал, как дождь барабанит по крыше, — и улыбался.

Строчки расплываются перед глазами. Максим на минуту оторвался от чтения и потряс головой, отгоняя сон. Все-таки очень интересно получается! Саша Сабуров мечтал найти свой Золотой город и восстановить историю скифского царства. У него самого когда-то запросы были намного скромнее, но и сейчас он помнит, каким восторгом охватывало сердце, если удавалось летом на раскопках где-нибудь под Рязанью найти черепок, пуговицу или бляшку, возраст которой исчисляется не одной сотней лет! Чьи руки когда-то касались этих предметов? Чем жил этот человек, о чем думал, кому молился, кого любил или ненавидел?

И только сейчас он осознал, что не только материальные свидетельства обеспечивают связь поколений. Не зная ничего про своего деда (да и деда ли?), он удивительным образом унаследовал не только его внешность, но и жизненные устремления.

Максим вспомнил почему-то, как радовалась бабу, его поступлению в институт. Пожалуй, она одна не удивилась, с чего это молодому парню взбрело в голову всю жизнь копаться в древностях. Как-то, придя домой раньше обычного, он случайно подслушал ее разговор с матерью в кухне.

— Да, странный сынок вырос — будто не от мира сего. Прямо и не знаю, что с ним будет! — вздыхала мать.

— Не говори так, Ирина! — строго отвечала бабушка. — Не говори! Александр Васильевич был бы так счастлив… Если бы дожил, конечно. Знаешь, — бабуля оживилась, словно коснувшись любимой темы, — знаешь, он ведь мечтал найти русскую Трою! И нашел бы непременно, если бы не германская война…

— Да, да, Конкордия Илларионовна, вы об этом уже рассказывали, — чувствуется, что историю о русской Трое мама слышит по меньшей мере в сотый раз, — мне борщ варить надо. Максимка скоро придет.

И она принялась греметь кастрюлями с таким ожесточением, словно во что бы то ни стало стремилась уйти от разговора.

— Да, конечно! — всполошилась бабушка. — Он ведь голодный вернется…

Потом, уже вечером, когда бабушка отправилась домой (ночевать у них она почему-то не любила, часто повторяя «в гостях хорошо, а дома лучше»), Максим спросил у мамы:

— А кто был мой дед? Археолог?

— Да какое там! — отмахнулась она. — Совсем простой был, из крестьян. Я его, правда, не видела — умер он еще до войны.

— А бабушка говорила…

— Ну, мало ли что она говорила! Старый человек, фантазии свои за реальность принимает. Неизвестно еще, какие сами будем в этом возрасте. Ты уж как-нибудь поделикатней с ней, не спорь. Как я вот — молчу и киваю! Она на тебя надышаться не может, пусть уж говорит что хочет.

Да уж, любила его бабуля… Больше всех, наверное. А он даже на похоронах не был! Когда бабушка скончалась, Максим служил в армии, в горной Шемахе, и телеграмма провалялась два месяца в канцелярии. Сейчас, много лет спустя, сердце вдруг сдавило запоздалое сожаление — невнимателен был, беспечен, слишком занят собой, не узнал, не расспросил, не выслушал… А ведь много интересного могла бы рассказать Конкордия Илларионовна! Но теперь вот — поздно уже. Она умерла в одиночестве, в своей комнатушке в коммуналке, и больше уже никому ничего не расскажет.

— Эх, бабуля-бабуля… — вздохнул он. — Что ж ты меня не дождалась?

Теперь осталась только вот эта тетрадь да фотография. И еще — как последний долг — возможность прочитать, понять, осмыслить жизнь людей, что когда-то давно положили начало его собственному существованию.