Соло на IВМ - Довлатов Сергей Донатович. Страница 9
Американец спрашивает:
– Ноу Байбл? (Не Библия?)
– Нет, – говорю, – именно том Достоевского.
Американец посмотрел на меня с интересом.
Когда выяснилось, что опухоль моя – не злокачественная, Лена сказала:
«Рак пятится назад…»
Вышел я из больницы. Вроде бы поправился. Но врачи запретили мне пить и курить. А настоятельно рекомендовали ограничивать себя в пище. Я пожаловался на все это одному знакомому. В конце и говорю:
– Что мне в жизни еще остается? Только книжки читать?!
Знакомый отвечает:
– Ну, это пока зрение хорошее…
Диссидентский романс:
«В оппозицию девушка провожала бойца…»
Волков начинал как скрипач. Даже возглавил струнный квартет. Как-то обратился в Союз писателей:
– Мы хотели бы выступить перед Ахматовой. Как это сделать?
Чиновники удивились:
– Почему же именно Ахматова? Есть более уважаемые писатели – Мирошниченко, Саянов, Кетлинская…
Волков решил действовать самостоятельно. Поехал с товарищами к Ахматовой на дачу. Исполнил новый квартет Шостаковича.
Ахматова выслушала и сказала:
– Я боялась только, что это когда-нибудь закончится…
Прошло несколько месяцев. Ахматова выехала на Запад. Получила в Англии докторат. Встречалась с местной интеллигенцией.
Англичане задавали ей разные вопросы – литература, живопись, музыка.
Ахматова сказала:
– Недавно я слушала потрясающий опус Шостаковича. Ко мне на дачу специально приезжал инструментальный ансамбль.
Англичане поразились:
– Неужели в России так уважают писателей?
Ахматова подумала и говорит:
– В общем, да…
Миши Юпп сказал издателю Поляку:
– У меня есть неизвестная фотография Ахматовой.
Поляк заволновался:
– Что за фотография?
– Я же сказал – фото Ахматовой.
– Какого года?
– Что – какого года?
– Какого года фотография?
– Ну, семьдесят четвертого. А может, семьдесят шестого. Я не помню.
– Задолго до этого она умерла.
– Ну и что? – спросил Юпп.
– Так что же запечатлено на этой фотографии?
– Там запечатлен я, – сказал Юпп, – там запечатлен я на могиле Ахматовой в Комарове.
Миша Юпп говорил своему приятелю:
– Ко мне довольно часто являются за пожертвованиями. Но выход есть. В этих случаях я перехожу на ломаный английский.
Приятель заметил:
– Так уж не старайся.
Гриша Поляк был в гостях. Довольно много ел. Какая-то женщина стала говорить ему:
– Как вам не стыдно! Вы толстый! Вам надо прекратить есть жирное, мучное и сладкое. В особенности сладкое.
Гриша ответил:
– Я, в принципе, сладкого не ем. Только с чаем.
Блюмин рассказывал, как старая эмигрантка жаловалась мужу:
– Где моя былая грация? Где моя былая грация?
Муж отвечал:
– Сушится, Фенечка, сушится.
К нам зачастили советские гости. Иногда – не очень близкие знакомые. В том числе и малосимпатичные. Все это стало мне надоедать. Мама бодро посоветовала:
– Объясни им – мать при смерти.
Лена возражала:
– В этом случае они тем более заедут – попрощаться.
Эмигрантка в Форест Хиллсе:
– Лелик, если мама говорит «ноу», то это значит – «ноу»!
В Ленинград приехала делегация американских конгрессменов. Встречал их первый секретарь Ленинградского обкома Толстиков. Тут же состоялась беседа. Один из конгрессменов среди прочего заинтересовался:
– Каковы показатели смертности в Ленинграде?
Толстиков уверенно и коротко ответил:
– В Ленинграде нет смертности!
Беседовал я с одним эмигрантом. Он говорил среди прочего:
– Если б вы знали, как я люблю телячий студень! И шашлыки на ребрышках! И кремовые пирожные! И харчо!
– Почему же, – спрашиваю, – вы такой худой?
– Так ведь я кушаю. Но и меня кушают!
Самый короткий рассказ:
«Стройная шатенка в кофточке от „Гучи“ заявила полной блондинке в кофточке от „Лорда Тейлора“: – Надька, сука ты позорная!»
Зашла к нашей матери приятельница. Стала жаловаться на Америку. Американцы, мол, холодные, черствые, невнимательные, глупые… Мат ей говорит:
– Но у тебя же все хорошо. Ты сыта, одета, более-менее здорова. Ты даже английский язык умудрилась выучить.
А гостья отвечает:
– Еще бы! С волками жить…
Произошло это в грузинском ресторане. Скончался у молоденькой официантки дед. Хозяин отпустил ее на похороны. Час официантки нет, два, три. Хозяин ресторана нервничает – куда, мол, она могла подевалась?! Некому, понимаешь, работать…
Наконец официантка вернулась. Хозяин ей сердито говорит:
– Где ты пропадала, слушай?
Та ему в ответ:
– Да ты же знаешь, Гоги, я была на похоронах. Это же целый ритуал, и все требует времени.
Хозяин еще больше рассердился:
– Что я, похороны не знаю?! Зашел, поздравил и ушел!
Моя жена училась водить автомобиль. Приобрела минимум технических знаний. Усвоила некоторое количество терминов. И особенно ей полюбился термин «вил элаймент» (выравнивание колес, центровка). Она с удовольствием произносила:
– Надо бы сделать вил элаймент… Вил элаймент – это главное…
Как-то раз мы вспомнили одного человека. Я сказал:
– У него бельмо на глазу.
Моя жена возразила:
– Это не бельмо. Это что-то другое. Короче, ему надо сделать вил элаймент.
Бахчанян сообщил мне новость:
– Лимонов перерезал себе вены электрической бритвой!
Сложное в литературе доступнее простого.
Романс диетолога:
"И всюду сласти роковые,
И от жиров защиты нет…"
Романс охранника:
«В бананово-лимонном Сыктывкаре…»
Серманы были в Пушкинском театре. Показывали «Бег» с Черкасовым. Руфь Александровна страшно переживала. Особенно ее потряс Черкасов в роли генерала Хлудова. Она говорила мужу:
– Что с ним будет? Что с ним будет?
Илья Захарович ответил:
– А что с ним будет? Дадут очередную сталинскую премию.
Сорок девятый год. Серман ожидает приговора. Беседует в камере с проворовавшимся евреем. Спрашивает его:
– Зачем вы столько крали? Есть ли смысл?
Еврей отвечает:
– Лучше умереть от страха, чем от голода!
Томашевский и Серман гуляли в Крыму. Томашевский рассказывал:
– В тридцатые годы здесь была кипарисовая аллея. Приехал Сталин. Охрана решила, что за кипарисами могут спрятаться диверсанты. Кипарисовую аллею вырубили. Начали сажать эвкалиптовые деревья. К сожалению, они не прижились…
– И что же в результате?
Томашевский ответил:
– Начали сажать агрономов…
У Аксенова заболели почки. Саша Перуанский рассказывал:
– Я решил позвонить Васе. Подошла Майя. Я начал очень деликатно: «Вася еще подходит к телефону?» Подошел Вася. Я говорю ему: «Не падай духом, старик. У меня был рак почки. Доктор сказал, что года не протяну. В результате почку мне удалили. Я стал импотентом. Но прожил уже четыре года…»
Перуанский закончил:
– Вася так приободрился!
У советского композитора Покрасса был родственник – американский композитор Темкин. Покрасс сочинял кавалерийские марши. Темкин – музыку к голливудским фильмам.
Известно, что Сталин очень любил кино. И вот был однажды кремлевский прием. И Сталин обратился к Дмитрию Покрассу:
– Правда, что ваш брат за границей?
Покрасс испугался, но честно ответил:
– Правда.
– Это он сочинил песенки к «тем мушкетерам»?
– Он.
– Значит, это его песня – «Вар-вар-вар-вара…»?
– Его.
Сталин подумал и говорит:
– Лучше бы он жил здесь. А вы – там.
Стихи такие четкие и хорошо зарифмованные, как румынские стихи.
Блок отличался крайней необщительностью. Достаточно сказать, что его ближайший друг носил фамилию – Иванов.
Меркантилизм – это замаскированная бездарность. Я, мол, пишу ради денег, халтурю и так далее. В действительности халтуры не существует. Существует, увы, наше творческое бессилие.
Один эмигрант вывез из Союза прах нелюбимой тещи. Объяснил это своим принципиальным антибольшевизмом. Прямо так и выразился: