Республика - победительница (ЛП) - Щерек Земовит. Страница 3
В то же самое время – добавим – в их спины могло ударить польское контрнаступление.
Далее Згурняк аргументировал, что из этих 61 дивизии необходимо отнять дивизии крепостных подразделений, стерегущие Линию Мажино, у которых не было ни соответствующего оборудования, ни подготовки, чтобы принять участие в наступлении. Возможная атака, по мнению Згурняка, была бы возможна только лишь во второй половине сентября, когда к французам присоединились бы подразделения, собранные из других мест. А в Польше к тому времени – по мнению того же Згурняка – уже было бы чисто.
Лешек Мочульский в Польской войне 1939 года, в свою очередь, продвигается к (головоломному) утверждению, что только лишь советский удар в спину привел Польшу к краху – если бы его не было, полякам удалось бы навалять немцам. На восточных землях разбитые подразделения, по его мнению, можно было бы восстановить, а сражение на Бзуре [3] могло бы привести к перелому и связать вермахт на период, достаточный, чтобы союзники успели победить немцев. А русские, как утверждает Мочульский, не двинулись бы, если бы маршал Гамелен не приказал прервать наступление, а продолжал бы его.
Марчин Огдовский, журналист и писатель, занимающийся военными вопросами, считает, что в 1939 году польская армия обладала потенциалом, который позволил бы ей защищаться эффективней и дольше, чем она защищалась. Настолько долго, чтобы утверждать наступающих союзников в уверенности, что поддержка Польши обязана закончиться избавлением от Гитлера.
Способ проведения мобилизации – считает Огдовский – был чудовищной ошибкой: в сентябре у нас не было полностью отмобилизованной армии.
Ведь мобилизацию объявили только лишь 29 августа; а несколькими часами позднее, под нажимом союзников, от нее отказались, после чего еще раз – 30 августа – ее начало объявили на следующий день. Призывники были совершенно дезориентированы.
Мобилизовано было всего лишь около двух третей тех сил, которые можно было мобилизовать – считает Огдовскй. – А многие из тех, которых мобилизовать удалось, не были в состоянии добраться до своих подразделений.
Ну а если бы мобилизацию объявили за полтора десятка дней раньше? Немцы, нападая, и так были уверены, что мы давно уже отмобилизованы. А окрики союзников – как видно с перспективы времени – можно было проигнорировать или дипломатично подмести под ковер. Они и так помогли бы, тогда и только тогда, если бы эта помощь имела какой-то практический смысл.
Опять же, по мнению Огдовского, следовало отказаться от плана обороны "Запад". И заменить его иным.
"Запад" был плох – утверждает Огдовский – поскольку предполагал размещение важнейших сил вдоль границы, и в результате все эти силы понесли тяжелые потери уже в самом начале войны.
Фронт – аргументирует Огдовский – следовало бы с самого начала строить, используя территориальные барьеры, то есть реки, а не границы, на которых поляки с марша понесли гигантские потери, а польские силы – за исключением пары исключительных ситуаций – попросту все дальше отступали под германским напором и подвергались дезинтеграции.
Вот если бы надлежащим образом организовать мобилизацию, сконцентрировать вооруженные силы, обустроить оборону по линии рек – заверяет Огдовский – у нас имелись бы серьезные шансы на то, что немцы за Вислу бы не прогли.
Понятное дело, это означало бы, что полякам уже в самом начале пришлось бы сдать определенные территории. В Великопольском и Малопольском воеводствах, на Поморье лишь небольшие польские соединения вели действия, цель которых заключалась в том, чтобы придержать немецкое наступление и продемонстрировать населению, что Республика не до конца его бросила. Скорее всего, это были бы партизанские операции типа hit and run и, время от времени, показательные (и спешные) прохождения через деревни и городки. Ожидаемые поставки снабжения от союзников следовало получать из порта румынской Констанцы и транспортировать через Черновцы и Залещики. Совершенно в противоположном направлении от маршрута бегства польских элит. Следовало закрепиться на реках и ожидать помощи.
Почему всего этого не было сделано?
Штаб Смиглы-Рыдза попросту боялся, что Германия отберет у нас Силезию, коридор и Великопольску, после чего вкопают новые пограничные столбы и предложат перемирие, который в данной ситуации Польши ьыл ьы предложением, которое невозможно отвергнуть. И такой подход не должен нас удивлять – все в Европе прекрасно знали, что Германия агрессивна и экспансивна, только вот мало кто подозревал, что на самом деле она собирается поглотить всю Европу. В своей направленной вовне риторике чаще говорил об "урегулировании спорных вопросов", чем о пересмотре Версаля. Да, тезисы Mein Kampf были тогда известны, но к ним относились приблизительно так же, как в более близкие нам времена относились к положениям Зеленой Книги Каддафи или Рухнаме Туркменбаши: как к маниакальным высказываниям, которые, быть может, каким-то образом передают состояние духа германского лидера, но не совсем годятся для реализации. Впрочем, в каком-то смысле, XIX столетие закончилось только лишь в 1939 году, на самом деле только лишь Вторая мировая война была конфликтом, обладавшим новыми качествами. Еще когда немцы входили в столицу Польши, старые варшавяне успокаивали друга тем, что плохо не будет, ведь двадцатью годами ранее Германия тоже оккупировала страну, и жить было можно.
Мало кто понимал, что те, кто выламывал польские пограничные шлагбаумы в 1939 году, были уже совершенно другими немцами. Все националистическое презрение, все "цивилизационное чувство превосходства", которое до сих пор Европа демонстрировала только лишь в отношении других континентов, населенных обществами, "стоящими на низшей ступени развития" в гитлеровской Германии попросту изверглись наружу. И залили весь восток Европы.
Во всяком случае, весьма возможно, что позднее – убегая в Румынию и прорываясь в Венгрию и назад, инкогнито, в Польшу – Рыдз жалел, что не воспринял Mein Kampf серьезно. И что он не предположил того, что Гитлер собирается уничтожить Польшу как государство, а не попросту "отжать" от нее несколько западных воеводств.
Но давайте примем то, что штаб Рыдза с самого начала ставил на то, что война с Германией не будет сражением за коридор и Силезию, но игрой на все. А предполагать так было можно: знаменитая "каштановая речь" [4] Сталина, провозглашенная 10 марта 1939 года (то есть тогда в Польше продолжались работы над оборонным планом "Запад") намекала на сближение с Германией, а сближение СССР и Германии для Польши могло означать лишь самое худшее.
Давайте примем, что был разработан план, основывающий оборону на реках центральной Польши. И основанный на том, чтобы максимально избегать потерь, поскольку только более-менее сильная польская армия – готовая связать немецкие силы или нанести возможный контрудар в спину Германии – вызвал бы то, что для союзников игра стала бы стоящей свеч.
Такая попытка спрятаться за реки была бы существенной и по другой причине: в позиционной войне германские бронетанковые силы стали бы бесполезными. А вещь была весьма важной: соотношение германских танков к польским составляло более чем 5:1. Хотя следует признать, что те знаменитые "бронированные отряды Гудериана" в 1939 году не выглядели так, как представляет их большинство людей: времена пантер и тигров только должны были наступить, а на Польшу напали танки старых типов, совсем не лучше, чем польские. Просто их было больше.
Понятное дело, что до конца оставить территории, расположенные к западу от линии Нарва – Висла – Сан. Жители и – что более важно – солдаты, высокое моральное состояние которых было, среди всего прочего, результатом веры в великодержавное хвастовство и честь польского воина, должны были знать, что Польша не до конца оставила стратегические и временно отданные территории. Ибо, в конце концов, немцам отдавали не хрен собачий, а хотя бы Краков, Познань, Лодзь, а еще Гдыню, Центральный Промышленный Округ или Укрепленный Район Силезию, построенные за большие деньги (и это была очередная причина того, что в реальной истории Польша решилась на сражение на границах). На левом берегу Вислы защищаться должна была только Варшава.