Все демоны моего мужа (СИ) - Райнеш Евгения. Страница 24

Гнала эту грусть, доказывая сама себе снова и снова, что это прошло и больше не случится в моей жизни, так зачем вызывать ненужные воспоминания? Но стоило расслабиться, утонуть в дневной полудреме, как они приходили ко мне и грустно маячили сквозь стекло времени, становясь все более размытыми и нечеткими, а от этого — ещё более прекрасными. И вдруг я поняла, что если приятные воспоминания приходят снова и снова, значит, отхожу от ужаса, который гнал меня так далеко, как только можно. Страх издевательств уходит, его заменяют приятные воспоминания. Только вот тосковать по несбыточному мне было совершенно не к чему.

Тем более, что в Старом Доме время от времени происходили совершенно неожиданные, но довольно симпатичные события. Пусть и не судьбоносные в своем величие, но очень по-домашнему уютные.

— Привет! — звонкий раскат задорного голоса на пороге пронзил сонную тишину.

В этот раз Старый дом застиг меня врасплох, потому что вдруг наполнился радостными голосами. Он зазвенел предчувствием чего-то замечательного, словно в бокал со льдом вливалась тугая хмельная струя золотистого вина. Мне показалось даже, что я слышу радостное хлопанье крыльев нарисованных птиц, и меня просто потянуло вниз, к порогу, где заклубилась остроглазая и быстроречивая жизнь.

Приехали Хана и Майя, это этих веселых и беззаботных художниц встречали птицы. Как и положено созданиям встречать своих творцов. Мелькали руки, дорожные сумки, кто-то разувался, разбрасывая белые кроссовки от нетерпения, кто-то обнимался, и все говорили разом, быстро, не слушая друг друга от полноты чувств. Во всем доме то тут, то там образовывались веселые вихри, Лия уже звенела чем-то на кухне, оттуда тут же потянуло запахом свежесваренного кофе, в душевой заплескалась вода, и все обитатели Старого дома оказывались сразу везде, наполнили каждый его угол, и одновременно собирались куда-то немедленно ехать, идти, что-то делать и дома, и вне его.

Размышлять о своем сложном внутреннем мире как-то сразу стало некогда, и я включилась в этот поток энергии, который нес уже сам, по инерции, как бурная река несет тебя вне желания в ей выбранном направлении. То есть моментально приникла к этой бурлящей всеобщей энергии, и неслась уже в общем стремительном векторе, не давая себе труда задуматься, зачем и почему. Смысл снова возвратился к жизни самой, а не к тому, что я о ней думаю. Словно мой разбитый вдребезги мир снова стал населяться различными людьми со своими радостями и проблемами. Иногда совершенно случайно, без моего на то участия.

— Я теперь словно магнит для всяких якобы остроумных высказываний, — быстро, словно боясь не успеть выложить все, что пришло в голову, рассказывала Хана. Высокая, худая бывшая жгучая брюнетка в самом центре комнаты просто светилась нежно-розовыми волосами. Это было, мягко скажем, несколько неожиданно. — Никто не может пройти мимо, я постоянно ловлю на себе странные взгляды. Это какой-то дикий опыт существования под пристальным вниманием.

Лия засмеялась:

— Они же не знают, что ты просто жертва неудачного обесцвечивания. Хотела убрать фатальность из образа, а получила ещё большую непохожесть на других.

— Ну почему люди никогда не могут оставить меня в покое? — закричала Хана, схватив чашку с кофе и большой бутерброд.

— Потому что ты выделяешься из толпы. — Подхватила мысль Майя. — И сама подчеркиваешь это своим обликом. Твои розовые волосы — знак того, что ты — другая. И поставила эту метку сама себе. Так что не возмущайся. Хочешь покоя — перекрашивайся в русый, черный, в любой обыкновенный цвет. Будешь как все, и сможешь растворяться в толпе.

Это была очень интересная тема, по моему мнению. Мне тоже захотелось участвовать в этом бунте против розовых волос или за них — я ещё не решила, на чьей стороне мне хочется выступать, но сказать что-нибудь по этому поводу определенно хотелось.

— Иногда, как ни старайся, толпа не дает тебе в ней раствориться. Даже если человек изо всех сил пытается мимикрировать под неё. Прямо выпихивает из себя. Есть такие личности, которые никогда и никак не смогут раствориться в толпе, — я задумчиво внесла свою лепту в разговор. — А есть такие, что изо всех сил пытаются выделиться, но все равно остаются её частью. Мне кажется, что дело не во внешней метке, которую человек ставит сам себе. А в какой-то глубинной, которую на личность ставит кто-то свыше.

Лия прищурилась:

— О, метка крови? Мы опять возвращаемся в нашей легенде? Поздравляю Хана, ты — потомок волка Аштарака. Твой дар непохожести, а вместе с тем отчужденности — розовые волосы.

— Чего? — Хана недоуменно воззрилась на нас с Лией, потому что мы как раз в этот момент обменялись понимающими взглядами.

— Все не так буквально, — произнесла вдогонку я, и мы с Лией рассказали девочкам местную легенду.

Хана верила в динозаврика Гошу и в единорогов. Гошу она сама создала и собирала с его историями кучу лайков в интернете, а единорогов никогда не видела. Поэтому она с восторгом приняла нашу версию событий.

— Я вот, правда, не смейтесь, все время чувствую, что какая-то другая. С самого детства. Люди всегда как-то странно смотрели на меня. Я чувствую, что им одновременно хочется ко мне прикоснуться и уйти куда-нибудь подальше.

— Ты их просто раздражаешь, — засмеялась Майя. — Потому что у тебя в голове — единороги, а не грядки с картошкой, и они чувствуют это.

— А что в этом такого? — искренне удивилась Хана.

— Про картошку можно всегда поговорить — как посадили, окучивали ли, удался ли урожай. А как обсуждать несуществующих единорогов? И главное — зачем? От этого нет никакой практической пользы. Бесполезная информация, которую никуда не применишь в жизни.

— Единороги существуют, — упрямо пробурчала Хана. — И их запросто можно применить в жизни. Только сначала их нужно встретить. А вот это уже проблема.

И вдруг, посмотрев на меня, выдала:

— А как тебе живется с твоей меткой?

— С какой? — опешила я. В тот момент вообще не поняла, что она имеет в виду.

— С меткой жертвы....

— Вот что ты сейчас сказала? — сердито вмешалась Лия. Она закончила собирать грязную посуду со стола, и теперь сидела как бы погруженная в пинание каких-то птичек на планшете. Но, судя по всему, нить беседы не упускала.

— Так у неё на лбу высечено: «Жертва», — виновато оправдывалась Хана. — Я же за неё переживаю. Лиза, тебе явно нужна помощь.

Я проглотила ком, опять поднимавшийся к горлу, и натянула улыбку на лицо. Улыбка, как дырявый чулок, пошла затяжками гримас, получилось что-то похожее на оскал. Я это чувствовала, но ничего не могла с этим поделать.

— Ха-ха три раза, — сбивчиво проговорила я. — Никакая я не жертва. Тебе показалось.

Хана прищурилась, но промолчала. В эту секунду мне послышалось хлопанье крыльев нарисованных птиц. «Это просто связь между художником и его картинами, — быстро подумала я. — Ничего она не видит, просто чувствует наши разговоры с птицами».

— Хана, твоя непосредственность иногда граничит с идиотизмом, — Лия отложила планшет и встала. Краем глаза я видела, как она делает какие-то угрожающие знаки Хане. — У меня есть предложение спуститься в город. Мне нужно по небольшим делам, а потом мы можем выпить кофе в кафешке. Или просто потолкаться по улицам.

Уж не знаю почему, но настроение у меня резко испортилось. Опять накрыло ощущение, что у меня какая-то заразная болезнь, которую чувствуют окружающие и сторонятся. Мне хотелось жить так, словно ничего не случилось. А эти взгляды и перемигивания....

— Я не пойду. — Резко погрустнев, сказала я девочкам. — У меня много работы.

— Принцесса Иголочка? — подмигнула мне Лия, и голос её опять стал насмешливым.

— Какая принцесса? — тут же взволновалась Хана. В данный момент она выпускала серию открыток со сказочными персонажами, и её очень волновал вопрос принцесс и прочих волшебных существ. Единорогов, да.

— Я тебе потом расскажу, — пообещала я и отправилась к своему ноутбуку. Потому что, как бы ни надсмехалась надо мной научная Лия, но моя капризная принцесса Иголочка уже начинала догадываться о том, что её крестная — злая ведьма. Я действительно не могла оставить её в такой драматический момент одну на перепутье. А девчонки отправились толкаться по улицам. Притягивая к себе взгляды, в основном, нежно розовым отсветом волос Ханы.