Все демоны моего мужа (СИ) - Райнеш Евгения. Страница 33

Шаэль вошел совершенно неслышно. Не хлопнула дверь, не скрипнула половица. Он вывалил на стол явно магазинные пакеты. Сквозь прищуренный глаз я заметила круглую коробку, в которой явно проглядывался большой и, кажется, шоколадный торт.

— Не притворяйся. Ты не спишь. — Он стоял ко мне полубоком, и вроде как был увлечен разбором принесенной еды, но вот же, почувствовал, что я наблюдаю за ним.

— Да, я не сплю. — Согласилась послушно.

— Хочешь есть? — слова он проталкивал сквозь горло почти с все таким же трудом.

— А сколько времени я спала? — ответила я вопросом на вопрос. — И что творится в мире? Завал разобрали? Меня ищут? Имей в виду, меня обязательно будут искать.

Шаэль помолчал немного, затем неожиданно зевнул.

— Спала долго. Завал принялись разбирать недавно. Твоим я дал знать, что все в порядке.

— И что теперь? — я пыталась выяснить, каковы его планы насчет меня. Зачем я ему вообще была нужна?

— Ничего, — пожал он плечами. — Будем пить чай. Знаю, что ты любишь чай. Принес.

Он достал из пакета и продемонстрировал мне пачку чая. Даже издалека я поняла, что чай был с бергамотом, и на какое-то мгновение даже почувствовала его запах и вкус. Мне тут же очень захотелось этого чая. Все остальное тут же стало неважно. Удивительно, но это так.

— Хорошо. — Согласилась я.

Шаэль подвинул к моей кровати табуретку, расположил на ней все необходимые продукты и предметы, и через полчаса мы пили чай с бергамотом и ели шоколадный торт. Надо сказать, что Шаэль не очень отставал от меня в деле поедания тортика. Но, может быть, это объяснялось тем, что я все-таки ослабла за время болезни. Иначе фору ему могла бы дать.

— Шаэль, — я воспользовалась благостью момента и решилась спросить своего спасителя о том, что не давало мне покоя уже несколько дней. Ещё перед обвалом. А человек, с удовольствием поедающий тортик, не может сделать тебе ничего плохого. И даже нагрубить не может, наверное, в тот момент, когда у него сладко во рту.

— Скажи честно, ты следил за мной?

Я сказала это скорее утвердительно, чем вопросительно. Потому что он появился очень вовремя в самый пиковый момент, и потому что уверенно сказал про чай с бергамотом. И этот взгляд в окне ночью, в ливень. Я готова была предъявить все эти неопровержимые доказательства слежки, но Шаэль неожиданно сразу и миролюбиво кивнул.

— Зачем?

— У тебя оказалась одна моя вещь. Важная вещь.

Я удивилась. Стала перебирать в уме, какая такая вещь этого странного парня могла у меня оказаться, но ничего подходящего вспомнить не смогла. Он доел своей кусок, шумно отхлебнул чай из чашки и вытер руки о принесенное им заранее полотенце. Полотенце тоже было непонятной давности, с явно ручной вышивкой крестиком каких-то хвостатых животных по краям. Я продолжала смотреть на моего случайного преследователя вопросительно, ожидая продолжения. Шаэль не обманул моих ожиданий. Но не в полной мере. Он просто повторил:

— Важная вещь.

— Скажи, что это за вещь? Не могу понять, что ты имеешь в виду?

— Важная, я же сказал. Обыскал твою одежду. Её с тобой сейчас нет.

Я задохнулась от возмущения:

— Какое право....

— Все равно не мог оставить тебя так. Мокрую. У тебя жар уже начинался.

Шаэль пожал плечами, и вдруг неожиданно хитро подмигнул мне:

— Вот заодно и получилось.

Я бы хотела и дальше возмущаться и призывать к совести, но тут же поняла, что он был прав, и благоразумнее все-таки с моей стороны замять назревающий во мне скандал. И тогда тут же определился второй вопрос, волновавший практически так же сильно, как и первый:

— А эти вещи, которые на мне, они чьи?

— Мамины, — как-то особенно нежно протянул Шаэль. — Мамины....

Повторил он, и в глазах его затуманилась печаль. Это я так сразу подумала строчку из какой-то песни про то, как затуманилась печаль в глазах. Какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что о маме лучше не спрашивать.

— А ты живешь здесь? Давно? Один? — любопытство прямо на глазах губило меня, как кошку, но я уже не могла остановиться.

— Хватит вопросов, — следуя моим предчувствиям, отрезал твердо Шаэль. — На сегодня хватит.

Тут мой взгляд упал на коробку с остатками торта и свежераспечатанную пачку чая. Странная мысль просто пронзила меня. И это же было на поверхности!

— А как ты попал в магазин, если там завал? Значит, можно его как-то обойти? Может, я сейчас смогу? Нога-то болит гораздо меньше.

Словно в доказательство этому, я повертела ступней, с которой уже начал спадать отек. Было ещё больно, конечно, но я мужественно улыбалась, стараясь показать, что у меня все в порядке.

— Нет, — сказал Шаэль, чуть запнувшись. — Это совсем в другой стороне. Ты не сможешь пройти. Никто не сможет.

— Почему?

— Никто не должен знать, — сказал мой визави и тут же осекся, словно выдал страшную государственную тайну. Он помолчал ещё немного и повторил:

— Никто не должен знать.

Шаэль вообще, судя по всему, очень любил повторять сказанные им же фразы. Словно прислушивался к звучанию своего голоса и любовался: «Ай, как здорово получилось!».

Сначала меня эта его особенность цепляла, затем я даже привыкла к ней. Так как мне пришлось остаться не по своей воле в гостях у странного парня на несколько дней, а говорить мне было здесь больше не с кем, пришлось получать удовольствие от бесед даже с таким мало и странно говорящим типом. Тем более, что он появлялся не так уж и часто. Обычно приходил к обеду, кормил меня, смотрел уже вполне сносно выглядящую ногу, приносил какие-то необходимые мне вещи, иногда варил кашу или картошку и заставлял меня есть, затем опять уходил, когда совсем темнело. Иногда, но очень редко, он оставался на ночь, выкатывал из-под комода что-то вроде матрасика, расстилал его в углу, ложился и затихал.

Несмотря на то, что мне по всем приметам должно было быть невообразимо скучно в этом чаще всего пустом доме, я как-то научилась даже наслаждаться спокойствием, одиночеством и тишиной. Выходила осторожно на крыльцо, ступени которого терялись где-то внизу, в зарослях то ли кустов, то ли низкорослых деревьев, садилась прямо прогретые к полудню доски пола и всматривалась в такие близкие здесь облака. Иногда мне казалось, что я могу при желании дотронуться до них рукой, но мне было лень вставать с теплых досок, и все сидела в блаженном ни о чем не думанье. Словно постигала какую-то древнюю буддийскую истину, растворялась в окружающем мире, не вычленяя себя из него. Я была и этим небом, и этими облаками, и ветром, и вековыми кряжистыми и солидными деревьями, и в то же время сама собой.

Иногда мне казалось, что домик этот вовсе не домик, а часть чего-то большего, что скрывается за той его стеной, которая подпирает скалу. Но изнутри стена была, как стена, а снаружи я никак не могла обойти дом, тем более по практически отвесному и даже на вид очень скользкому и непролазному через густые заросли леса пути.

Когда мое передвижение по пока небольшому периметру перестало причинять острую боль, я попробовала сделать что-нибудь полезное по дому, но здесь все было устроено так рационально и правильно, что вскоре оставила эти попытки.

Конечно же, я пробовала поговорить с Шаэлем всякий раз, когда он появлялся в доме. Но отвечал он, как правило, односложно. Казалось, что все, что мог, он выдал в день обвала, и теперь ему просто больше нечего сказать. Кто он? Откуда? Что тут делает? Это мне оставалось непонятным все время невольного пребывания у него в доме. Я была вполне уверена, что это именно он трубил в рог той ночью, что он так или иначе связан с легендой о волке Аштарака, но на прямые вопросы он не отвечал, а на все мои хитрости просто не поддавался.

Дня четыре спустя после нашего совместного поедания тортика, он вернулся домой в окровавленной одежде, хотя тщательно прятал это от меня, я заметила, что он ранен. Когда я неуклюже кинулась к нему, чтобы помочь, он отстранился, отвел мою руку, схватил остатки простыни, которую разорвал на бинты для меня, и скрылся на веранде. Я слышала звуки воды, очевидно, он промывал рану, затем наступили несколько минут полнейшей тишины, после чего Шаэль, чуть побледневший, но уже в чистом и без признаков крови на одежде зашел в комнату.