Предпоследний круг ада - Володарская Ольга Анатольевна. Страница 3
«Странно, что я за эти четыре года ни разу не встретил Таню в парке, – думал Женя, шагая к метро. – Все, кто живет неподалеку от него, там бывают. Я же через него хожу на метро каждый день…»
Бородин приостановился. Достал телефон и стал смотреть фото, что присылала ему Таня. Все это были домашние сэлфи. По сути одинаковые. Но на одном девушка особенно Жене нравилась, она была заснята на фоне открытого окна. Качество снимка оставляло желать лучшего, поскольку свет падал неправильно, но на нем Таня была живой и непосредственной. Ветер раздул ее челку, она упала на глаза, и девушка задорно поглядывала из-под нее в объектив. Бородин остановился именно на этом фото. Но его интересовало не лицо девушки, а то, что находилось за окном. Он увидел двухполосную шоссейную дорогу, остановку автобуса, за ней трехэтажное здание и выглядывающую из-за его крыши верхушку стеклянной пирамиды.
Оглядевшись, он ничего похожего не заметил. Решил обратиться к проходящей мимо пожилой женщине:
– Извините, вы не узнаете это место? – и сунул ей под нос телефон.
Бабка сумрачно глянула на Бородина из-под очков и проворчала:
– Я себя порою в зеркале не узнаю, у меня катаракта.
– А пирамида где, не подскажете?
– В Египте.
– Не каменная – стеклянная.
– В Париже. Рядом с Лувром.
Поняв, что от продвинутой в географии бабки ничего не добьешься, Женя собрался двинуться дальше, причем прямиком до станции, но та его остановила:
– Магазин тебе нужен?
– Нет, здание в форме пирамиды. Из стекла.
– Такого нет в округе. Но имеется торговый центр с остроконечной крышей. Вроде стеклянная она.
– И где он?
Бабуля объяснила. Оказалось, идти до «Пирамиды» от силы минут семь. Ее не видно за девятиэтажками. А если зайти во дворы, то крыша сразу покажется, поскольку дальше – трехэтажная застройка. Таня совершенно точно живет где-то рядом.
Женя сам не знал, зачем ему нужно заниматься этой разыскной деятельностью, тем более на работе нужно быть через час, но он поддался порыву.
«Я найду ее дом, – говорил он себе, торопливо шагая, – и тут же напишу. Она постоянно в сети и мгновенно реагирует на каждое сообщение. Спрошу, где она, если ответит – дома (она говорила, что работает, не выходя из него), скажу – спустись к подъезду, я тут. Сейчас будний день, если супруг имеется, он наверняка отсутствует. Хотя я же спрашивал, замужем ли он она, Таня отвечала отрицательно. Но добавляла, что живет не одна. С родителями? Ребенком? Так ничего страшного… В конце концов, я только лишь хочу вручить ей букет и прочесть несколько строк, родившихся в голове, пока гулял по парку. При всем уважении к Александру Сергеевичу и восхищении его стихами, я осеннюю пору унылой не считаю…»
Женя Бородин сам удивился тому, как скоро отыскал нужное место. Причем не только дом. Он и окно определил. Шестое слева на первом этаже. Над ним нависал фонарь, и он тоже влез в кадр. Женя зашагал к окну, набирая при этом текст сообщения. Дойдя до него, отправил. После этого поднял глаза и увидел…
Татьяну!
Через тюлевую занавеску она смотрела на улицу.
«И часто целый день одна сидела молча у окна…» – припомнил пушкинские строки Евгений. Они относились к Татьяне Лариной. Но пришлись как нельзя кстати в данную минуту.
Судя по тому, что девушка чуть подалась назад и повернула голову, сообщение Бородина дошло, и она взяла телефон или планшет, чтобы его прочесть. Тюль был прозрачный, похожий на сетку, и он видел, как Таня улыбается. Она рада его сообщению! Это обнадеживает…
Женя сделал шаг к окну. Встал прямо под ним. Приготовил букет, чтобы вручить его Тане. Ей даже не обязательно выходить к подъезду, достаточно открыть форточку.
Когда она снова повернулась к окну, Женя помахал ей.
Татьяна, увидев его, вздрогнула. Улыбка с ее лица сошла, лицо окаменело.
Несколько секунд Женя и Таня смотрели друг другу в глаза через дымку сетчатой занавески, пока обзор не закрылся. Это девушка задвинула ночную портьеру…
Все равно что захлопнула дверь перед носом Бородина.
Он неловко помялся. Посмотрел на букет, который держал перед собой, как первоклассник, и отшвырнул его от себя. Затем развернулся и пошел прочь, не зная о том, что через щелку за ним наблюдают…
Глава 2
Итак, она звалась Татьяной…
Как ее любимая пушкинская героиня. Фамилия у Тани была не Ларина – Сомова, сестру звали не Олей, а Аней, жили они не в деревенской глуши, а в столице, но в остальном барышни были очень похожи. Можно сказать, Таня Сомова оказалась живым воплощением книжного персонажа. «Дика, печальна, молчалива…» – все это относилось и к ней. Как и: «Ей рано нравились романы, они ей заменили все…» и прочее-прочее. Сестра-близнец имела совершенно иной характер. Диаметрально противоположный. Таня, опять же ассоциируя их с героями романов, считала, что они как доктор Джекил и мистер Хайд. Только в одном возрасте…
И теле.
Таня и Аня были сиамскими близнецами.
Они родились двадцать семь лет назад в Казахстане. Родители работали на космодроме «Байконур», да и жили Сомовы неподалеку. В их краях часто дети с патологиями рождались, но чтоб с такими…
Времена были непростые. Советский Союз развалился, все летело в тартарары… Беременную маму практически не наблюдали, УЗИ сделали единожды, на раннем сроке, сообщили, что у нее двойня и выписали какие-то космически дорогие, как «Байконур», витамины – врача волновал только свой заработок, а с продажи он получал процент. Роды были не просто сложными. Они едва не убили мать. Акушер не был готов к тому, чтобы принимать сиамских близнецов. И все же он смог. В больнице без оборудования и лекарств (йод, анальгин и физраствор – не в счет) на свет появились сестренки с общим телом. Две головы, шеи, у каждой по сердцу и паре легких, но остальное – общее: желудок, печень, почки, мочеполовая система. За левые конечности, руку и ногу, отвечала одна, за правую – другая. Малышки плакали в унисон, но двигались по-разному. Впоследствии научились координироваться и освоили вязание и езду на велосипеде.
Женщина, что произвела девочек на свет, долго отходила после родов. Двойняшки буквально разорвали ее. Пока мать балансировала между жизнью и смертью, отец узнавал, куда можно пристроить Таню и Аню. Он считал, что отказ от них естественен. Таким детям лучше в специализированных учреждениях, где за ними будут ухаживать профессионалы. Да, папа понимал, что не все дома инвалидов (а точнее – мало какие) пригодны для нормального существования, но Таня и Аня не просто девочки с психическими или физическими отклонениями, каких множество, они уникальные близнецы, такие интересны и исследователям, и журналистам. Но когда его супруга пришла в себя, то категорически отказалась расставаться с малышками. Она решила воспитывать их сама, но не без помощи квалифицированных специалистов. Одна беда – там, где они жили, таковых не имелось. Пришлось семье Сомовых переезжать.
Около года они пробыли в Алма-Ате. Мыкались по частным квартирам, поскольку на те деньги, что они выручили от продажи своей, не смогли купить даже комнату. Девочек наблюдал отличный доктор, знающий и добрый, он же выбивал для них пособия. Но поскольку врачи в Казахстане получали раз в двадцать меньше, чем в Китае, тот уехал в Поднебесную. Пациенток передал другому доктору, но он не смог найти контакт ни с близнецами, ни с их родителями. На счастье Сомовых, Таней и Аней вскоре заинтересовался Московский институт педиатрии. Семья переехала в Россию. Там ситуация с медициной тоже была аховой, а жилищный вопрос встал еще острее, но здорово помог главный врач больницы доктор Голдблюм, с чьей легкой руки Сомовы и попали в Москву. Сначала все жили при клинике, а когда вопрос с гражданством решился, семья получила небольшую квартирку. Но Таня с Аней там только гостили – больница стала их домом…
Или тюрьмой.
Тут мнение сестер разделялось. Аня считала себя пленницей. Она ненавидела больницу и не скрывала этого от сестры.