Хабаров. Амурский землепроходец - Демин Лев Михайлович. Страница 25

   — Зело лютый порожец. Это тебе не Стрелочный, не Мурский. Чудовище пострашнее будет!

   — Стращаешь раньше времени.

   — Зачем мне тебя стращать? Через Падун не поплывём. Наш путь по Ангаре сейчас кончится. Выйдем в Илим.

За Мурским порогом Ангара круто поворачивала на юг и за поворотом принимала правый приток, Илим. Но и на Илиме путников поджидали трудности и опасности. Река встречала лодки стремнинами и перекатами. Не без труда дошли до небольшого Илимского острожка, основанного только год тому назад казаком Галкиным. Здесь успели возвести только несколько построек. В большой избе располагался небольшой отряд — всего с десяток казаков. Ещё только строились купеческие жилища и амбары. Однако уже возвышалась над другими строениями небольшая церквушка с луковичной главкой.

В Илимском острожке, называвшемся также в те времена Ленским волоком, путники двое суток отдыхали после трудного плавания, а затем продолжили свой путь. Главный из казаков выделил сведущего проводника из своих людей, который должен был указать дальнейший путь. Сперва подымались вверх по малому притоку Илима, речке Индирме. Далее уже начинался собственно волок, короткий по своей протяжённости. Он выводил к верховьям мелководной, извилистой и неудобной для плавания речки Муки. Здесь лодки часто садились на мель, и стоило больших усилий сдвинуть их с места. Для этого приходилось разгружать лодки, часть груза перетаскивать вручную. Из Муки выходили в другую мелководную и неудобную для плавания реку Купу. Она впадала в Ленский приток Куту, или Кут.

Волок был невелик и обычно его удавалось миновать за один день, хотя и приходилось для этого затратить немало усилий. Речки, протекавшие рядом с волоком, были мелководны и неудобны для плавания. Скальный грунт создавал свои трудности... Сил на то, чтобы сдвинуть лодку с места и перетащить до ближайшего омута, уходило немало. Значительную часть груза вновь вытаскивали из лодок и перетаскивали на своих плечах.

Вот наконец и Лена. Здесь она была ещё не широка, но уже достаточно полноводна и вполне доступна для крупных речных судов.

   — Друзья мои, вглядитесь в Лену и возлюбите её всем сердцем вашим! — воскликнул десятник.

   — За какие же её прелести возлюбить? — недоверчиво спросил Хабаров.

   — Оглянись окрест себя, тогда поймёшь. Ты Ангарой плыл?

   — Ну, плыл. Что ж из того?

   — Убедился, что скверная, препоганая река Ангара?

   — А то как же. Конечно, убедился.

   — Так вот, теперь убедись сам, какова Лена. Ни порогов, ни стремнин. Спокойная и добрая река. И всякой рыбой зело богата. И красотища, какая... Убедишься сам.

   — Посмотрим, — недоверчиво сказал кто-то из казаков. — У нас глаголят, всякий кулик своё болото хвалит.

   — Поживёшь на Лене, казак, приживёшься — не то вымолвишь.

В устье Куты расположился небольшой казачий отряд, появились лавки, амбары, избы купцов и промысловиков. Хабаров узнал, что здесь устраивались торги, на которые съезжались не только русские, но и якуты-саха и тунгусы. Здесь даже появился лодейный двор, где бойко стучали топорами плотники-корабелы, мастерившие ладьи, дощаники, струги, лодки.

Ерофей Павлович решил распрощаться с казаками, плывшими дальше, на среднюю Лену.

   — Обоснуемся здесь, други мои, — сказал он спутникам, — начнём здесь промышлять пушнину. Ленский край, как я погляжу, освоен промышленниками слабо. Сбывать шкурки попытаемся в Усть-Куте или Илимске. Коли это большой выгоды не принесёт, подадимся в Енисейск. Не принесёт сие место большой добычи, подберём другое. Ленский край зело обширен.

Спутники Хабарова согласились с ним. Артель промысловиков расширилась ещё на несколько человек и достигла на первых порах десятка. Ерофей Павлович позаботился о том, чтоб приобрести в Усть-Куте три лодки, пяток охотничьих собак-лаек, лыжи на каждого участника ватаги и пополнить запас съестных припасов.

   — Купчина здешний никакой удержи не знает, — посетовал он при этом, — подымает цену безбожно. За что мы в нашем Устюге платили рубль, здесь не обойдёшься и трёшницей. Особенно дорог хлеб.

   — Напрашивается мысль, Ерофеюшка... — начал Никифор и запнулся.

   — Какая ещё мысль? — пытливо спросил его Ерофей.

   — А не пригодна ли здешняя землица для выращивания ржи, овса, ячменя, гороха? Зерно, что здесь вырастить, обходилось бы покупателю намного дешевле, чем продукты, привезённые издалека. И землевладелец был бы не внакладе.

   — Серьёзный вопрос задаёшь, Никифор. Подумать надо. Присмотреться к здешней землице, постичь её. А коли она способна дать хороший урожай, нам от того великая выгода.

После совещания всей артелью решили спуститься по Лене до впадения в неё первого значительного притока Киренги. Там и решили разместиться, срубили невдалеке от русла Лены избушку. Приближалась суровая сибирская зима. Можно было отправляться на зимний лов пушного зверя.

7. Пушной промысел на Лене

В течение нескольких лет Ерофей Павлович Хабаров и его артель занимались охотничьим промыслом в местах на верхней Лене и её притоках. За это время сменили несколько стоянок. Перебираясь на новое место, рубили избу с амбарами и баней. За эти несколько лет ватага выросла почти вдвое. К Хабарову и его прежним спутникам присоединились новые покрученики, увидевшие преимущества коллективной охоты. Сам Ерофей Павлович признавался всеми руководителем ватаги, или «передовщиком».

Охотничий сезон обычно охватывал позднюю осень и зимний период, а заканчивался в марте. К весне качество соболиного меха ухудшалось. Весной ватага начинала готовиться к новому сезону, выбирала новые охотничьи угодья, строила новое зимовье, занималась всякими хозяйственными делами, чинила одежду и обувь, плела сети. Охотились на сохатых, медведя и всякую съедобную дичь, заготовляли мясо и рыбу впрок. Мясо вялили и солили, рыбу сушили.

Бывало, сам Ерофей Павлович покидал на непродолжительное время ватагу и отправлялся в Усть-Кут либо в Илимск, чтобы пополнить припасы снаряжения, обновить орудия лова. В его отсутствие во главе ватаги становился брат Никифор.

Промысловики общались с якутами-саха. Их селения располагались по берегам Лены и её притокам. У Саха русские переселенцы приобретали молоко, творог, говядину. С саха завязывались дружелюбные отношения. А двое из промысловиков хабаровской ватаги увлеклись молодыми якутками и приложили усилия, чтобы жениться на них. Ерофей Павлович не возражал против такой женитьбы, только произнёс назидательно:

   — Басурманки же они, язычницы. Пусть сперва обратятся в нашу Христову веру. И тогда идите под венец.

Хабаров разузнал, что в селение Усть-Кут должен приехать священник из Илимска. Его поджидали многие казаки и промышленники, вознамерившиеся жениться на девушках саха или тунгусках. Ерофей Павлович отправил обоих женихов с невестами в Усть-Кут с добрыми напутствиями.

В крещении обе невесты получили христианские имена: одна стала Евдокией, другая — Еленой. После венчания был устроен в якутском селении свадебный пир с участием всей ватаги и многочисленной якутской родни.

Новичков Ерофей Павлович и наиболее опытные ватажники обучали искусству соболиного лова. Наставник вытаскивал кулёму. Так называлась ловушка на соболя. В ней крепилась приманка — кусок мяса или рыбы. Зверёк, привлечённый приманкой, попадал в ловушку и оказывался защемлённым деревянной планкой. Тренировались охотники и в ловле соболя с помощью большой сети. Обученные собаки-лайки загоняли зверька в сеть. Сам Хабаров занимался с охотниками стрельбой из лука.

   — Охотник должен иметь твёрдую руку и обладать острым зрением, чтоб попасть белке в глаз и не повредить шкурки, — наставлял он.

На деревьях были развешаны разные предметы, на которых крохотным кружочком было обозначено место, куда надо было попасть из лука. Охотники стреляли помногу раз, пока выпущенные ими стрелы наконец не начинали поражать цель, но и после этого занятия повторялись изо дня в день.