Семен Дежнев — первопроходец - Демин Лев Михайлович. Страница 28

   — Скажи далее, что мы не за ясаком пришли. Желаем посмотреть, как живут таёжные люди, познакомиться. И спроси имя старого человека. У нас есть для жителей селенья подарки.

Никандр потолмачил. Подарки сделали своё дело. Тунгусы преодолели первоначальную робость и недоверие, оживились. Федот вручил жителям селения небольшие подарки, каждому мужчине по ножу, женщинам бусы, а ещё металлические котелки и пёстрые кушаки подпоясывать одежду.

   — Спроси ещё, где остальные родичи, — продолжал свои вопросы Федот. — Только ли из трёх чумов состоит селение? Какие у них верования? В каких предметах они нуждаются?

Толмач по мере своего разумения попытался передать смысл слов Попова. Русские узнали, что зовут старого тунгуса Курк. А род его состоит из двенадцати больших семей, или чумов. Курк перебрал пальцы на одной руке, потом на другой и ещё два пальца показал. Есть тунгусские рода и больше. Никакого начальника или вождя над родом нет. Если нужно принять какие-то важные для всего рода решения, собирается весь халан и устраивается сачдагул.

   — Что означают эти слова? — попросил уточнить Попов.

   — Халан — это всё родственники, должно быть, весь род. А сачдагул — общее собрание рода.

   — Что ещё ты узнал у тунгуса?

Никандр сказал, что Курк говорил много и пространно, но непонятно, о тунгусских верованиях, о каком-то верхнем и нижнем мире, о злых и добрых силах. Он, Никандр, к сожалению, мало что понял из этого рассказа. Уловил только то, что тунгусы почитают медведя. И ещё, что у рода есть свой шаман. Он совершает всякие обряды — камлания, заклинания с пением и пляской. Сейчас шамана нет в селении. Он ушёл в тайгу с другой частью рода, вот туда к другой большой реке. Толмач показал рукой на север, повторяя жест Курка.

   — Должно быть, он говорил о Подкаменной Тунгуске, другом крупном притоке Енисея, — высказал догадку Федот.

   — Эта другая часть рода сейчас кочует по тайге и охотится на соболя, чтобы суметь выплатить ясак, — продолжал Никандр. — А потом она придёт сюда, поделится добычей с Курком и его людьми и останется на Ангаре, чтобы ловить рыбу и пасти оленей. А здешние люди свернут чумы и уйдут в тайгу охотиться.

Потом тунгус оживлённо заговорил, размахивая руками и указывая на свой чум.

   — О чём он? — спросил Никандра Федот.

   — Приглашают в жилище. Вы, говорит, наши гости.

Приглашение приняли. Конический чум освещался очагом, над которым на горизонтальной жерди был подвешен котёл. В нём что-то варилось. Вокруг очага были разложены меховые спальные мешки, служившие постелями. У входа лежали оленьи сёдла, домашняя утварь, мешки с припасами.

Гости расселись у очага на почётных местах, на меховых подстилках, напротив входа. На других местах — сам Курк, его жена и двое взрослых сыновей с жёнами и детьми кто постарше. Угощали гостей варёной олениной. Мясо хозяйка накладывала на дощечки, заменявшие блюда. Потом подали долблёные из дерева чаши с бульоном и на закуску кедровые орехи.

За едой шла неторопливая беседа. Федот расспрашивал тунгусов, доводилось ли им плавать вверх по Ангаре до самих её истоков. Хозяин категорически покачал головой. Нет, это шибко худая река. И та другая река, к которой ушли его соплеменники, тоже шибко худая. В них вселились злые духи. Они разбивают лодки, топят людей.

Попов поинтересовался, а знает ли Курк, где начинается Ангара. Тунгус ответил, что сам никогда не бывал там, где эта река начинается, но от людей слышал. Вытекает она из большого и глубокого озера. По берегам его тянутся высокие горы. А живут там люди другого племени.

И ещё спрашивал Федот — приходилось ли Курку и другим тунгусам бывать в русском городе Енисейске. Курк отвечал — как же, приходилось и не раз. Вели торг с торговыми людьми. Выменивали на шкурки всякие полезные в хозяйстве вещи: иголки, топоры, котелки, металлические наконечники для стрел.

Пускаться в обратный путь было уже поздно. Да и гребцы порядком устали, клонило ко сну. Заночевали на берегу у костра. Казаки по очереди дежурили у огня, подбрасывали хворост, чтоб костёр не затух и не восторжествовали кровожадные комары. А утром распрощались с гостеприимными хозяевами и пустились в обратный путь. Он не требовал прежних больших усилий, так как приходилось плыть до самого Енисейска по течению.

О тунгусах с ангарского стойбища Попов высказал самые благоприятные впечатления.

— Приветливые, гостеприимные. По-хорошему с ними надо, с лаской. Живут-то они в каких суровых тяготах... Не надо обижать их. Бывает, что обижают?

Вопрос относился к Никандру.

   — Бывает, конечно, — отозвался тот. — Приходят казаки в стойбище собирать дань. И стараются кроме положенного нахапать ещё немалую толику и в свою пользу, чинят мирным тунгусам всякие обиды.

   — Мне енисейский воевода рассказывал — не такие уж и мирные были эти тунгусы до прихода русских, — сказал Федот. — Бывали стычки между племенами, родами. Захватывали друг у друга имущество, оленей, членов побеждённого рода, особенно женщин, уводили в полон. Воевода уверял меня, что власть борется с такими бесчинствами, старается покончить с усобицами.

   — Сейчас такое случается реже, чем в те времена, когда я начинал служить на Енисее, — сказал Никандр.

Во время обратного пути заговорили о великой сибирской реке Лене, окутанной всякими тайнами, которая течёт где-то к востоку от Ангары. О Лене Федот Алексеев Попов встречал упоминания в бумагах сибирского приказа. О ней доходили сведения от аборигенного населения. Власти видели в народах, заселявших обширный ленский бассейн, поставщиков ценной пушнины. Начинается проникновение русских первопроходцев на Лену. Почти одновременно русские достигают её и северным путём и южным. Северный путь шёл с Туруханска на нижнем Енисее по нижней Тунгуске до её резкого поворота на юг. Оттуда мелкими притоками и волокам выходили на Вилюй, левый большой ленский приток. Особенно трудным был путь в междуречье, преодолевавшийся волоком и через систему мелких речек. Его можно было пройти с большими трудностями только в летнее половодье. Вот как прошёл на Лену десять лет назад казак Васильев.

Но предпочли пользоваться южным путём. На второй год существования Тунгусского острога, ставшего вскоре городом Енисейском, служилые люди докладывали в Тобольск, что им известно о существовании «великой реки», которая течёт на Север. И ехать на ту реку до волока две недели, да ещё идти тем волоком два дня. Речь шла о Лене и южном пути к ней. В 1628 году этим путём прошёл Василий Ермолаевич Бугор, служивший до этого в Енисейске под началом атамана Ивана Галкина. Теперь на средней Лене был воздвигнут острог, было положено начало городу в знак утверждения над бассейном этой реки российской власти.

   — Непременно отправлюсь на Лену, — мечтательно сказал Федот. — Наслышан о великой реке. Надо её, матушку, и своими глазами узреть. Побываю там, куда ещё не ступала нога русского человека. Поплыву Студёным морем на восток.

А Дежнёву пришлось через некоторое время отправиться в тунгусское селение за сбором ясака. Группу казаков возглавил Михайло Стадухин. Среди казаков его отряда был и Никандр, которого взял в качестве толмача.

Стойбище состояло из семи чумов и находилось в низовьях Подкаменной Тунгуски. Разговаривал Стадухин с его жителями жёстко, напористо. Сперва потребовал, чтобы накормили его отряд. Потом заговорил о выплате ясака мягкой рухлядью, чтоб ясак поступил в руки сборщиков немедленно и сполна. Ясак тунгусы выплатили. Стадухин собственноручно пересчитал шкурки, проверил их качество и сказал резко:

   — Мало, бусурмане. Раскошеливайся ещё. Давай двух лисиц и четырёх соболей.

Толмач передал слова Михайлы пожилому тунгусу, державшемуся за старшего. Он жалобно запричитал.

   — Что он такое лопочет? — недовольно произнёс Стадухин.

   — Жалуется. Несправедливо, мол, поступаешь.

   — Это уж нам виднее — справедливо аль несправедливо. Повтори ему ещё раз моё требование.