Бои на Карельском перешейке - Гурвич М. "Составитель". Страница 24
Капитан Нетреба к этому времени уже врезался в расположение противника и занял первые железобетонные точки. На участке шли кровопролитные бои.
Вечером в командирской землянке, при свете вздрагивавшей от артиллерийских выстрелов керосиновой лампы, собрались танкисты. Мигающий свет блуждал по черным кожанкам и шлемам с белыми от изморози очками.
Прямо перед Лелюшенко сидел Руфов. Прислонившись к стене, лейтенант Гудзенко старательно вносил очередную запись в маленькую книжечку, с которой никогда не расставался. Рядом с ним сидел лейтенант Прошин. Капитан Волков, политрук Шарендо, заместитель политрука Константинов и другие, которых нельзя было рассмотреть в полумраке, стояли у входа в землянку, завешенного плащ-палаткой.
Капитан Двинянинов кратко изложил итоги наблюдений за прошедшую ночь и указал по карте танкопроходимые места.
Полковник сообщил о своем решении завтра, в 10 часов, начать глубокую разведку боем высоты 13,2. Он подробно объяснил Руфову, Волкову и Моисееву поставленные им задачи.
— Вот рвы, противотанковые эскарпы, ряды колючей проволоки… минные поля… И где-то здесь, — полковник показывал пальцем, — предполагаются доты…
Прошин с волнением следил, как пальцы Руфова скользили по зеленому полю карты. Ему было не по себе. «Неужели, — думал он, — для меня не найдется задачи?!»
— Лейтенант Прошин…
У Прошина екнуло сердце. Насколько позволял низкий потолок землянки, он привстал перед полковником.
— Вы будете действовать с Луценко. Понятно?
— Понятно, товарищ полковник, — сказал просиявший лейтенант.
С озера Суванто-ярви на поляну, где укрытые хвоей и брезентом стояли танки, потянул туман. Он шел волнами, затягивая сырой, белой, почти ощутимой завесой и небо, и лес, и притаившиеся стальные громады танков…
Измазанный сажей Никита Русин ходил вокруг машины, как бы сожалея, что делать больше нечего, — все подготовлено и проверено. Он направился к соседней машине — помочь товарищу. Но в его помощи не было надобности. Тогда Русин набрал горсть снега и с остервенением начал тереть закопченные руки и лицо.
В утренней дали зарокотали моторы. Вздрогнул лес от гула. Полковник вышел из землянки. Он, как всегда, был свеж, подтянут, хотя этой ночью не сомкнул глаз. Быстро обошел он строй машин.
Руфов стоял на танке. Перед собой он видел родные лица товарищей, плотно обступивших машину, чувствовал, что его слова горячо отзываются в их сердцах.
— Поклянемся, товарищи танкисты, идти только вперед, — закончил он свою речь. — За Родину! За нашего Сталина!
В тумане не шелохнутся стройные ели. Вот проплыли грозные боевые машины. Танкисты пошли в бой.
По лесной опушке, подминая молодые деревья, мчалась командирская машина. У открытого люка сидел полковник.
Гудзенко при появлении полковника почему-то быстро спрятался за танк. В руке лейтенанта болтался окровавленный кончик размотанного бинта.
— Вы ранены?
Лейтенант, не появляясь из-за машины, громко ответил:
— Пустяки, товарищ полковник, прищемило люком.
Едва машина ушла, Гудзенко юркнул в свой танк и захлопнул крышку люка. Стрелок Моторин сделал ему перевязку.
Раненый Гудзенко остался в строю.
Руфов со своей ротой вырвался вперед. Его танк уже вблизи белофинской точки. Прорваны три ряда проволочных заграждений. Он влетает в ров, в самую гущу белофиннов, давит их тяжестью танка. Башня машины вращается то вправо, то влево. Град осколков осыпает врагов. Вслед за танком Руфова — десятки таких же грозных машин.
Первая огневая точка подавлена. За ней вторая, третья.
Руфов мчится вперед.
Вражеские снаряды рвутся рядом. В ушах надоедливый звон от ударов пуль и осколков о броню. Руфов видит впереди белофинское противотанковое орудие. На огромной скорости летит туда грозная машина.
— Огонь! — кричит Руфов стрелку.
Но огня не последовало… Вышли боеприпасы…
Руфову остается одно — телом танка раздавить орудие.
Машина уже у цели…
В это мгновение танк вздрогнул. Бронебойный снаряд ударил прямо в башню. Гул разрыва потряс машину. Поникла голова Руфова. Ручьи крови залили одежду. Навсегда закрылись глаза. Вместе с командиром погиб стрелок Швалов.
Под танком, вмятое в мерзлую землю, валялось белофинское орудие, раздавленное вместе с прислугой.
Водитель уцелел чудом. Он был тяжело контужен. В голове шумело. Невероятным усилием воли он приподнялся, открыл люк. В танк ворвалась струя чистого воздуха. Водитель выбросился из горящего танка. «Еще несколько мгновений и взорвутся баки», — промелькнула мысль. Пригоршнями снега водитель стал забрасывать огонь. Пламя зашипело и погасло.
— Ни машины, ни товарищей врагу не оставлю.
Водитель снова садится в танк. Машина ожила. Медленно отошла назад, к своим.
А в это время на врагов стаей налетели танкисты — товарищи Руфова — Ширяев, Гудзенко… За ними, со штыками наперевес, устремились пехотинцы.
Красноармейцы уже хозяйничали в белофинских траншеях.
Только тогда Гудзенко почувствовал, как по лицу медленно ползли теплые капли. Он был ранен вторично…
Лелюшенко лежал на опушке леса. Белый маскировочный халат полковника казался продолжением небольшого холмика.
Полковник следил, как из укрытия, вздымая бешеные снежные вихри, в атаку помчались танки.
Он узнал машину Прошина. Она была впереди. Танк лейтенанта плыл, как ледокол, то взлетая, то исчезая в глубоких оврагах и ямах. Послушная воле водителя, машина преодолела глубокий ров, занесенный снегом, и поднялась по крутому скату вверх, прямо на обезумевших от неожиданности врагов.
Справа — обгоревший домик. Пулеметчик-белофинн обстрелял машину Прошина из-за уцелевшей печной трубы.
Будто невзначай повернулась башня прошинской машины. Раздался выстрел. Труба рухнула на пулеметчика. Взвился столб пыли.
Прошин мчался по следам бегущих врагов.
Он направил свой танк на ряды колючей проволоки и прорвал заграждения.
Невдалеке шел танк Пальченко, другие машины еще находились во рву. Прикрываясь их огнем, подтягивалась рота Луценко.
Прошин обнаружил долговременную огневую точку.
Подвижная бронированная крепость вступила в единоборство с хорошо замаскированной подземной крепостью врага, защищенной прочной толщей железобетонных стен.
На танке, ведомом мастером-водителем Русиным, Прошин подошел к доту. Противник наглухо задвинул амбразуры.
Спасая осажденную точку, белофинны открыли сильный орудийный огонь из глубины.
«Надо быстро рассредоточить танки и подтянуть пехоту вперед», — решил Прошин.
Он отбрасывает люк. Наполовину высовывается из танка.
— Немедленно занять ров! — приказывает он пехотинцам.
Прошинская машина рванулась вперед. Вслед за ней остальные танки на стремительном ходу лавиной проскочили в тыл белофиннов. Но вдруг командирский танк передней частью свесился над отвесной стеной оврага.
— Ловушка?
Русин был достойным учеником своего командира. Он резко затормозил. Танк покачнулся, отполз назад, затем рванулся вперед вдоль оврага, осыпая белофиннов дождем осколков. За ним шли остальные машины.
Но где Луценко?
Прошин с нетерпением ждал появления пехотинцев.
— По какой причине они остались позади?!
Где-то сбоку трещали пулеметы. Прошин понял: фланговым пулеметным огнем финны отсекали пехоту от танков; Луценко со своей ротой остался в первом овраге. Тогда Прошин принял необычное решение. В канаве между двух рвов он стенкой выстроил все танки. Башни, ведущие беспрерывный огонь, направлены в сторону противника.
Прикрываясь стальным забором, Прошин лично вывел пехотинцев вперед.
Во втором овраге завязался рукопашный бой. Слева открыл огонь фланкирующий пулемет врага. Одним прыжком Прошин подскочил к ближайшему танку.
— По пулемету слева — огонь!
Прошин следил за разрывами и корректировал стрельбу.
Тем временем стрелки в овраге приканчивали остатки неприятельской пехоты.