"Галерея абсурда" Мемуары старой тетради (СИ) - Гарандин Олег. Страница 3

– Никто не спорит, что «знал». Важно, что Сметанный день вовсе не тогда должен начинаться. Потому никто даже не подумал, что поезд был остановлен (доказательство – машинист). Значит, в городе были посторонние.

– Ах, вот вы о чем! Изумительно! Вот так номер!

– А вы как думали! Конечно! Представьте себе – у вас мысль-дорога, и вдруг она простым образом соединяется, мечется, выпиливается! Или вот – Маровый Спуск – кто не катался на одной ноге?

– Я теперь понял. Потрясающе! Значит Шаровман осмелился?!

– Ну да. Именно это и хочу донести в вашу голову. Разуйтесь. Присмотритесь. Нос только длинный, а все остальное!..

Машмотита после говорила своему брату Шамотиту, чтоб тот оформил чрево в записях официально, после такого происшествия. Тот (было дело) однажды решил – был у него аппендикс с подошвой – вырезать его из внутренности сапога без согласия Роту. Роту сказал: «НЕЧЕГО». А Вузу Потемана вспомните. Он хотел стать пластмассовой ручкой от двери вагона. Ему сказали: «СПИ». А медовый месяц у Жармицы Зоо кончился, как вы должны знать, с наступлением лета. Вот так! Хотела стать «судьбой», а кто-то сказал «чисть справа налево», и Роту ее переименовал! И теперь она как «махровое полотенце» или как «шлепанец».

– Ну, и чем же закончился разговор? Что решили?

– Не знаю. Откуда мне знать. Но я знаю, что видели, как пилил Шаровман долго. «Оно» ходило затем «везде», – деревянное и с носом. Из поезда тоже видели.

Знаю еще, что Лифоп Камушкин преподавал этот разговор тоже долго и проводил гостя. Они через важную составляющую потом разошлись. Как, примерно, если помните Калишмундрикау Юол-Тапику. Неужели забыли? Она с трудом однажды завязалась на два узла (когда с роду никогда так не завязывалась), после таких новостей. Потом распушилась, и был скандал. А здесь – другой вид в проекции, другой стиль на подиуме – где видано?! Пусть Машмотита увлеклась красивостью, за нею и Шамка Тудуская (известная модница самим фактом). Но вниз посмотрите, господа! Что получится то? Сумбур.

Они тогда говорили долго о «сменах» и о «спальнях», о – возможностях. Но каков, все-таки, Шаровман! Постоял, посмотрел и пошел. Лень-тяй. И кого мы называем после этого не только лень-тяем, но и называем по-другому!? «Выскоблили?» – спросила Машмотита, взяв отчима под руку и став, как целлофан. Сверху не видно было, какая она стала после такой новости, но я хорошо все видел снизу. (Ха…Сейчас, скажу вам по секрету, у них, у модниц, странные кружева …) Нос только у того длинный. Роту сначала ничего не сказал и придумал связь: «вата» и «правое направление». Машмотита хихикала.

Тогда на следующий день, во время другого праздника «Много плясать» (точно нарочно), обстоятельства уже были другие. Пришел Кукулонбитроп Осава к себе, выглянул из окна и сказал в окно – «можно». Вдали замерцал месяц, сели на березы дятлы. Потом, на вокзале сделалась табличка с названием, и расцветанием по краям узоров, а рядом стоял Роту. Новое слово было «не везучий», и за ним последовала молчаливая связь «…» Сложилось новое направление от ремешков «с нахлестом» и от «застежек необыкновенных», а они, в свою очередь, от: «Мыс горы надежды» и «секретники». Милизмистрон в то время засомневался (широкая пряжка на каблуке), а Шаровман пришел на рынок и сказал: «Надо одеть». Вот тут и началось.

– Вы упускаете еще одни важный момент. Ведь Лифоп вместе с Сервинтом Попраном, когда уже догадались о бревне Шаровмана, должны были предупредить Роту о рынке.

– Да, должны были. Но тогда дочь Лифопа Камущкина, оставив Машмотиту наедине с самой собой, шепнула на ухо ему: «пусть» – и Лифоп промолчал. Лифоп любил дочь, а ей давно хотелось перемен, потому, что любила бахрому и все такое. Тогда в то же самое, примерно, время, шел Милизмистрон по улице и как раз увидал Шаровмана: идет боком, слева чаша, справа Кацусская, а сзади «бревно» Милизмистрон прошел другим переулком. Его точно видели очевидцы – потому как праздник был в разгаре (а он не любитель праздников). И вот опять рядом со всеми дверями можно увидеть, как во все другие праздники идут, обняв за плечо – Пиатоцу Цимуцу и Маципуцу Цуцинаки, как вчера, рядом стоит Шаровман с арбузом, кукушка, Кацуская плачет, парусник у причала.

– Так, значит, сделалось с ними сообщество «фей и дверей», надо полагать? Вот так новость! А я, то думал – к чему вы клоните?

– Вот именно! К тому и клоню. Видите – вы сами обо всем прекрасно догадываетесь. Но это только начало наших разветвлений. Именно в такие «дни фей и дверей» и происходят из предметов вещи. Это наши правила.

Представьте себе, что может выйти из этого. Идет, предположим, тот же Калишмундрикау Юол-Тапику или тот же Сервинт Попран в нормальном виде, а рядом идет не пойми что! «Преображенное время попутчиков и незнакомцев». Некто сидит, бросает пепел, и ему плевать. Таким Маком выросла и высохла Валенка Нишкина, если помните, – летела, летела, а там стена. Потом валялась. Сколько разговоров было! Замшевый сват сватал ее за простую колодку, и вышло б дело, да опоздал.

И Лифоп дальше не захотел догадываться, в чем тут дело и простился с Сервинтом Попраном. Сервинт Попран взяв под руку Машмотиту, как было уже сказано, перешел к празднику и ничего больше у Лифопа не спросил. А ведь мог! Например, о том – «кто выдал полено?» У нас известно – за каждую нить разговора и за каждый вызывающий блеск приходится, как минимум, «не торопится», а здесь целое полено! Ну, и повеселели оба! Разговор то – вышел. А голым ходить никому не следует. Что бы сказал Роту на такой произвол? Шаровман ведь и к нему пришел!

– Да ну!!!

– Истинно говорю вам – приходил. Хотя инкогнито, но все видели. По всем правилам одел на спинку кресел табличку «инкогнито», сел туда, и все не мог признаться. Машмотита, когда посмеивалась – знала над чем. Неслыханная дерзость привести в дом от выпиливания другие слова, другие связи, другие направления. Что скажет Роту?! Вот такая новость.

– Потрясающе!

– Теперь, говорят, приведут к Роту «того» с носом, и начнется другая история. С поезда много тогда сошло и затерялось незнакомцев. Грядут теперь перемены.

2

– Ну, и как – надогадывались!? Чтоб вас... В прошлый разговор, когда ждали у столба новых новостей, кто пришел и сказал: «будут»? Вы и сказали.

– Но я вовсе не знал точно, каким образом Машмотита уедет и приедет с новостями. Прошло уже много времени с нашего прошлого разговора – я склеивался не раз. Городские фразы были? Были. Много было рядом, и с рельсами и без рельсов, нового. А о Ничгат Шукине слыхали? Опять объявился в обход всего древесного. Бранился и говорил, как вы – «неслыханно!» Тогда вот и случился тот самый «другой» разговор.

Пришел однажды – говорю как на духу, – не Севринт Попран к Лифопу Камушкину, а Выдор-Тудор Чирипский к Риспотон Мникину. Выдор-Тудор Чирипский знаете кто такой? Он привел с собой другие дурацкие вопросы: «Почему от простого выпиливания случаются связи, противоречащие простой ходьбе?» «Потому, что все взаимосвязано». Вместе с этим вопросом, он привел другой пример и задал его Риспотону Мникину. Возникло слово другое тогда – «мус». Видор не долго говорил, потому, что боялся не успеть к разъяснению, и захотел понять, что « мус» происходит от слов «хоть» и, собственно говоря, – «чирипский». Видор-Тудор сам этому конечно удивился, да и было – чему. Не в нем дело. А Распотон Мникин, как раз, в то время уезжал на семинар, долго его не было, и только недавно вернулся. «Насмотрелся» – сказал он. Не долго они поговорили в тот случай, но после этого, почти сразу, образовалась целая пойма разговоров о самом Роту.

– Да ну!

– Ну да! Что, мол, не много мыслей в голову дает уже давно. Сначала, то так, то сяк, начали, было, говорить о «пелене», о «посередине», затем о «полимерах», и сразу стало понятно, что говорят то именно ни о чем другом, как о «полене». О полене то тогда как бы забыли. Дорога и – дорога. Собиралось оно, как обычно собирается – ветки, потом росло, потом и т.д., и только затем пришел Шаровман и взял. «Так размеживаются на единицы суммы» – сказал, уходя, Выдор-Тудор Чирипский. Был ли он прав?