Пять дней из жизни черепахи - Лев Феликс Григорьевич. Страница 13

Потом он расслышал лёгкое похлопыванье ладонью по чему-то нежному, влажному — скорее всего, это было совсем новое, только что родившееся существо...

Рум понял, что Ветеринар тоже не враг ему, хотя подлинное назначение этого человека долгое время оставалось для Рума загадочным: для чего он здесь, при животных?

Следующее посещение Ветеринара имело непосредственное отношение к Руму. Дело в том, что в безветренно-жаркие дни июля ему, чья шкура ещё не была такой толстой, неуязвимой, как у взрослых бизонов и зубров, чересчур досаждали оводы и слепни. И он даже потерял аппетит. В один из таких дней, без особой охоты направляясь из леса к месту кормёжки (другие зубры уже отобедали), вяло отмахиваясь хвостом от вконец обнаглевших насекомых, Рум издали заприметил, что кто-то склонился над его кормушкой. Рум ускорил шаги, он отнёсся к этому весьма ревниво и насторожённо: его кормушки кто-то касался! Если он и не чувствовал голода, то уж во всяком случае ни с кем не желал делиться своей едой. Он даже не успел разглядеть, что кормушка ещё не была подсунута под изгородь, она находилась с другой её стороны. И что склонился над нею человек, которому он, Рум, обязан повиноваться. Знать он ничего не желал! Глаза его наполнились кровью, и когда Ветеринар, всыпав в кормушку горсть порошка и размешав это пойло, выпрямился, то увидел перед собой едва сдерживавшего бешенство зверя. Но человек сумел не подать виду, что испугался, только гыкнул, шумнул чуть громче обычного и бросил через изгородь палку, оказавшуюся под рукой. Удар метко брошенной палкой, пришедшийся Ру-му по шее, был для него не больнее, чем щелчок для любого из нас. Но он вдруг почувствовал необъяснимую власть над собой этого странного существа, человека, который никуда не убегал, не боялся, а упорно не сводил с него взгляда. И он был вынужден первым отвести взгляд, признать себя побеждённым.

Человек не спеша подвинул ногой кормушку, Рум уткнулся в неё всей мордой.

Неизвестно от чего — быть может, от чудесного порошка, всыпанного Ветеринаром, или от пережитых волнений, но обычная овсянка внезапно приобрела для него прежний и даже ещё более замечательный вкус. И он впервые за последние дни не отошёл от своей кормушки, пока не подъел всё дочиста.

С тех пор Рум понял: Ветеринар — человек не менее могущественный, чем Зубровод.

Третий был Учёный. Он оказался хитрее всех.

Однажды Рум увидел человека ростом пониже изгороди, в широкополой соломенной шляпе, похожего на высохший гриб. Сперва Рум не обратил на него особого внимания, решил, что это обыкновенный посетитель, посторонний. А к посетителям Рум относился пренебрежительно: хотя вреда от них не было, а даже наоборот — иногда перепадали вкусные кусочки, один раз даже целая сдобная булка досталась — всё же это были не главные люди. Слишком они суетились, шумели, взвизгивали при виде мчавшегося на них бизона, который любил делать вид, будто намерен разнести изгородь в щепки, а на самом деле всего лишь пугал, заигрывал: подлетит совсем близко и с полного хода остановится словно вкопанный. Кроме того, экскурсанты менялись, почти каждый день приезжали в питомник новые, а старые куда-то исче залп...

Итак, Рум подошёл вплотную к изгороди и стал делать то, чему успел научиться у одной престарелой зубрицы, общей любимицы: поворачиваться к изгороди то одним боком, то другим, шумно дышать, приглашая, чтобы его почесали и вообще обратили на него внимание. Он сперва не придал значения тому, что обычно посетители приходили к ним группой, а на этот раз был всего один человек, и что, несмотря на все старания Рума, человек-гриб не изъявлял ни малейшей охоты угостить его или хотя бы сунуть руку сквозь жерди — почесать.

Наконец Рум обиделся на такое невнимание к себе и хотел уйти. Но в это время к незнакомцу подошёл Зубровод, и тот принялся что-то ему втолковывать, объяснять. Всё дальнейшее показалось Рум у до того удивительным, что он, позабыв о собственной обиде, остался на месте, угрюмо внимая происходящему.

А происходило вот что: Учёный — а им и оказался человек чуть пониже изгороди — энергично жестикулировал под самым носом у Зубровода, который был почти вдвое больше, а значит, и вдвое сильнее. Маленький будто наскакивал на большого, теснил того, что-то доказывал своим тонким въедливым голоском. А большой, как ни странно, не делал даже попытки вступить с ним в поединок, чтобы себя защитить. Он только моргал да слушал, изредка вставляя слово, другое.

Рум родился и рос не в дремучем лесу, а в питомнике, учреждённом людьми. Но всё же его далёкие предки были дикие звери, для которых главный закон жизни — закон силы, он же закон справедливости. И Рум, хотя он знался с людьми и успел за недолгое время привыкнуть ко многим их странностям, всё же кровью был связан с предками. Вот почему он с таким недоумением глядел на этих двоих, и каждый раз, когда Зубровод пробовал заговорить, вставлял хотя бы словечко, Руму казалось, что сейчас начнётся то самое, что должно неминуемо привести к торжеству справедливости...

Впрочем, всё закончилось мирно. Последствием разговора было то, что Зубровод перелез в загон через изгородь и, ловко орудуя широко расставленными руками, а также увесистой палкой, принялся теснить Рума в узкий проход-коридорчик, который, как затем оказалось, заканчивался тупиком: был перегорожен двумя жердями. Перед ними, примерно на уровне земли, находилась дощатая платформа. Это были обыкновенные весы, на которых взвешивают животных, безобидное сооружение. Но ведь Рум этого не знал. Вот почему, очутившись внезапно в узком тупике, где Рум не мог даже повернуться, он опешил от неожиданности, почувствовал себя обманутым, загнанным. В тот миг он готов был разнести в щепки платформу и весь тупичок. Но жерди поспешно отодвинулись в сторону и пропустили его — их вытащил Зубровод, так как дело уже было сделано. Учёный записал в книжечку вес Рума и удалился.

Скоро Рум раскусил, что это была за «штучка» — Учёный. Он редко входил в загоны к животным, сам почти ничего не делал, но после его посещений в жизни бизонов и зубров всегда наступали какие-либо события, перемены. А Рум не любил перемен.

Рум отлично запомнил этого юркого маленького человечка и для себя на всякий случай решил, что лучше всё-таки его избегать.

Окончательно укрепило его в этой мысли вот какое событие: в один из дней, когда животные по сигналу трубы явились к кормушкам, на дороге за изгородью они увидели необычный зелёный фургон на толстых резиновых колёсах. От грузовика-фургона несло тошнотворным бензиновым запахом, возле него стояла кучка незнакомых людей, среди них и Учёный. Люди эти, казалось, нарочно не обращали на зубров никакого внимания — негромко переговаривались, курили. Тем временем Зубровод привычно наполнил кормушки — сперва бизону, потом всем остальным. Но в первую из кормушек он незаметно подложил круглую большую таблетку — снотворное. Люди возле фургона, оказывается, только и ждали, когда сонного бизона можно будет погрузить в машину. Едва он отошёл от кормушки, ноги его будто сами собой стали подкашиваться, и вот уже эти люди без особенных усилий загнали бизона по наклонным мосткам в фургон, где он рухнул на пол.

Всем этим руководил человек-гриб, распоряжавшийся людьми, подававший команды. Он же велел Зуброводу отогнать других зубров подальше, что тот и выполнил. Но то ли Зубровод был сегодня не в духе, то ли ему было жаль расставаться с бизоном, к которому привык, он всё это выполнял с неохотой и даже с какой-то ленивой злостью, отчего, вероятно, Руму и досталось по боку палкой, хотя он, кажется, ни в чём не провинился. Что поделать, у людей так бывает: вымещают злость не на том, кто действительно виноват, а на том, на ком проще, доступнее выместить...

Куда и зачем увёз бизона зелёный фургон — этого Рум, конечно, не знал. (Читатель же узнает об этом позднее.) Не знал и того, что тот больше не вернётся в питомник, а его место в стаде займёт чистокровный молодой зубр. Это само по себе не тревожило Рума — он был достаточно взрослым и самостоятельным, отец и мать давно перестали интересоваться своим детищем. Но когда кого-то из стада запихивают в фургон и зачем-то увозят — это, разумеется, неприятно.