Белые ночи (Сентиментальный роман) - Достоевский Федор Михайлович. Страница 3
На помощь же богине фантазии приходит воспоминание: «Сие шепнувшее душе воспоминанье о милом радостном и скорбном старины…» — как сказано в другом, программном стихотворении Жуковского «Невыразимое». Воспоминание вообще занимает центральное место в художественном мироощущении русского романтика: это та призма, которая умягчает печаль, сглаживает диссонансы жизни, преобразует суровую действительность в пленительную поэзию.
Но здесь, пожалуй, мы заметим и отличие героя «Белых ночей»: не оказывают на него воспоминания того целительного действия, не приносят того успокоения, о которых говорит Жуковский. Воображение его улетает в прошлое, справляя свои призрачные «годовщины», но воздвигнуть непроходимую завесу перед «грядущим» оно не в силах, и не от прошлого, а от будущего ждет мечтатель «чего-то другого». Да и общий тон его фантазирования не назовешь ни «игривым», ни «нежным», ни «милым»; даже понятия «меланхолии» и «томления», часто прилагаемые к Жуковскому, для нашего героя хотя и уместны, но недостаточны, ибо есть в его мечтательных порывах что-то тревожное, беспокойное, подчас судорожное. Но вся тонкость движений, «переливчатость» внутренней жизни усвоены героем «Белых ночей» в школе русского и западноевропейского романтизма.
Обратим еще внимание на то, какое место занимает в переживаниях героя музыка. «Когда я проснулся, мне казалось, что какой-то музыкальный мотив, давно знакомый, где-то прежде слышанный, забытый и сладостный, вспоминался мне». Музыкальный мотив неотделим от воспоминания, он «вспоминается» герою. Можно сказать даже, что это сама душа воспоминаний. Ведь, согласно представлениям романтиков, музыка — высшее искусство. «В зеркале звуков, — говорил немецкий писатель и эстетик В.-Г. Вакенродер, — человеческое сердце познает себя; именно благодаря им мы научаемся чувствовать чувства, они пробуждают духов, дремлющих в потайных уголках нашей души…». Перефразируя выражение «чувствовать чувства», можно сказать, что в музыке герой «Белых ночей» научается вспоминать воспоминания.
Но какое значение имеет при этом предлог «из»: «Из воспоминаний»? В нем есть оттенок непрерывности, длительности. У мечтателя много воспоминаний, к нему применимы слова Пушкина: «Воспоминание безмолвно предо мной свой длинный развивает свиток». Вся его жизнь — это «свиток» или рой запечатленных в воображении «узоров» (помните: богиня фантазии «пошла развивать перед ним узоры небывалой причудливой жизни»?). Вырвать из них что-то — значит представить не целое, а отрывок. Кстати, и Жуковский упомянутое выше стихотворение «Невыразимое» назвал «отрывком»: можно ли полностью, не в отрывках, передать то, что «невыразимо»?
Однако в предлоге «из» заключен и другой смысл — осознанного выбора. Одно мечтатель предпочел остальному, выбрал из цепи воспоминаний, посчитал наиболее интересным. В предлоге «из» есть уже момент оценки, связанной с ощущением значительности, важности описываемых событий. Так воспринимает мечтатель свои отношения с Настенькой, ставя все пережитое на особое место. И для этого есть все основания.
В самом деле, все его прежние встречи были воображаемые; до сих пор с женщинами он почти и не разговаривал («Поверите ли, ни одной женщины, никогда, никогда!»). А тут — настоящие встречи, знакомство, почти роман… До сих пор все его подвиги совершались в мечтах, по крайней мере мы ничего о них не знаем. А тут он действительно совершает смелый поступок — в поздний час избавляет девушку от опасного преследователя.
Словом, подобное с нашим героем еще не случалось. И тут открывается смысл такого понятия, как «сентиментальный роман».
Незадолго до «Белых ночей» Достоевский опубликовал в «С.-Петербургских ведомостях» цикл фельетонов под названием «Петербургская летопись». Говоря здесь о жизни мечтателя (прообразе мечтателя из «Белых ночей»), писатель между прочим обронил фразу: «Воображение настроено; тотчас рождается целая история, повесть, роман…» Заметим: слово «история» здесь соседствует с понятиями, обозначающими литературный жанр — «повесть» и «роман».
Затем слово «история» всплывает в диалоге героев «Белых ночей». Во время второго свидания Настенька спрашивает мечтателя:
«— …Ну, что вы за человек? Поскорее — начинайте же, рассказывайте свою историю.
— Историю! — закричал я, испугавшись, — историю! Но кто вам сказал, что у меня есть моя история? у меня нет истории…
— Так как же вы жили, коль нет истории?..
— Совершенно без всяких историй! так, жил, как у нас говорится, сам по себе, то есть один совершенно…» (курсив мой. — Ю. М.).
История — это нечто случившееся в действительности, происшествие реальное, то, чем до сих пор был обделен мечтатель («…у меня так мало действительной жизни»). Вот у Настеньки было нечто реальное, был роман с молодым человеком (поэтому главка, рассказывающая об ее прошлом, называется «История Настеньки»), а у мечтателя ничего, решительно ничего не было…
Но встреча с Настенькой привнесла в его жизнь нечто новое. Начались свидания, долгие часы бесед, тонкая игра чувств — словом, реальные взаимоотношения двух… Тем самым начался и роман — и не только в житейском, но и в литературном смысле. Роман как художественное произведение. Роман как жанр.
Термин «роман» на протяжении своей длительной истории много раз изменял значение — иногда на диаметрально противоположное.
В двадцатые годы XIX века, в пору становления оригинального русского романа, свойством этого жанра считались масштабность и широта изображения, значительность описываемых событий и действующих лиц. «В наше время, — говорил Пушкин в 1830 году, — под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании». Не более не менее как целая историческая эпоха — вот диапазон романа! Произнесены эти слова по поводу знаменитого в свое время романа М. Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», где описывалась национально-освободительная борьба России против польского нашествия, где выступали такие исторические герои, как Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин.
Но спустя несколько десятилетий, в пору становления так называемой «натуральной школы», с понятием романа стали решительно связывать изображение личной, частной жизни героев. Причем не исторических героев, а простых, порою даже обыкновенных людей, с их повседневными, подчас прозаическими взаимоотношениями. Достоевскому оказалось ближе именно такое понимание жанра. Свое первое произведение, посвященное судьбе двух, Макару Девушкину и Вареньке Доброселовой, писатель назвал романом. «Белые ночи», мы говорили, многим напоминают «Бедных людей». Повторено здесь и прежнее жанровое определение — роман.
Но что означает прибавка «сентиментальный роман»?
Это слово на протяжении многих лет также меняло свой смысл.
Буквально «сентиментальный» означает «чувствительный». В XVIII веке под флагом чувствительности выступило даже целое литературное направление, которое так и называлось — сентиментализм. Вождь русского сентиментализма — известный писатель Н. М. Карамзин — писал в статье «Что нужно автору» (1793): «Слог, фигуры, метафоры, образы, выражения — все сие трогает и пленяет тогда, когда одушевляется чувством». Сентиментализм перенес центр тяжести на «чувство», на тонкие, с первого взгляда неприметные движения сердца. Внутренняя жизнь оттеснила на второй план жизнь внешнюю, переживания героев стали интереснее для писателя, чем их дела и поступки.
Существовал, например, издавна такой жанр — путешествие. Ясно, что путешествовать — значит передвигаться во времени и пространстве и рассказ о путешествии естественно выливался в описания различных сел, городов, стран, которые посетил герой. Но сентименталисты установили новое понимание путешествия — путешествие души и сердца, путешествие воображения. В таком путешествии несущественны те реальные достопримечательности, которые видит герой (подчас мы о них ничего и не узнаем), — важно то, что он при этом думает и переживает. Это чувствительное или «сентиментальное путешествие», как назвал свое произведение знаменитый английский писатель Л. Стерн.