Золотой Конвой. Дилогия (СИ) - Соколов Лев Александрович. Страница 41

...Медлявский все-таки решил бежать вверх по склону. Скользя по снегу, совершая отчаянные скачки. Котомка за его спиной болталась. Гущин аккуратно навел на него мушку, секунду повел дав упреждение, и с нажал на спуск. Сброшенный курок сухо щелкнул. Осечка! Проклятый холод! Гущин выдохнул воздух во всплеске прорвавшегося бешенства. Ледок спокойствия оказался тонок, из-под него плеснуло бездонной лютой ненавистью, от которой задрожали руки. Он рывком взвел курок, приложился, и снова поймал уходящую вверх по склону фигуру. Выстрел! Фонтан снега взвился рядом с бегущим. Промах! Трясущимися руками он дернул затвор, быстро выстрелил. Снова хлопнуло по скале. Бегущая фигура сжалась, но и только. Задушенно шипя от раздирающего изнутри, Гущин с ненавистью рванул затвор, приложился. Винтовка в руках ходила ходуном. Мушка плясала. И Гущин понял, что так не попадет. Навык и дисциплина взяли свое. Он выдохнул, - будто выплюнул, на секунду отбросив злобу за барьер, оставив в себе лишь механическое действо. Закусил губу, так что почувствовал собственную кровь на зубах. Щипя через стиснутый рот, Гущин выровнял дыхание. На секунду остановил тремор рук, и плавно нажал на спуск.

Винтовка снова толкнула в плечо. И Гущин увидел, что фигура, бежавшая к вершине, пораженно дернулась, выронила из рук свою винтовку. Гущин радостно ощерился. Но тот, наверху, не упал, а снова побежал вперед. Только уже не так. Теперь тот бежал, будто разладившаяся механическая кукла. Гущин почувствовал, как его захлестнуло мимолетное радостное удовлетворение. Он снова дернул затвор, прицелился, и... Сухо щелкнуло. Гущин сообразил, что растратил все патроны. Неловкой от мороза рукой, расстегнул подсумок, уместил обойму в гнездо и столкнул патроны в магазин. К тому моменту, как он снова приставил винтовку к плечу, фигура Медлявского уже пробежала по горизонтальной площадке, и скрылась в какой-то дыре в скале. Гущин сплюнул в снег кровью. Впрочем, последние шаги Медлявский едва пробежал. Он его крепко достал. Это было понятно даже отсюда.

Гущин подмотал винтовочный ремень на руку, вышел из-за дерева, и пошел наверх.

Он закончит.

***

Последние несколько шагов до пещеры, Медлявский пробежал на излете. Тело ощущалось чужим. Намокшая от крови рубаха влажно облепила бок. Мир вокруг воспринимался, будто через слой ваты. Он проскочил мимо заложенного ими окопчика с телом Краузе, и согнувшись влетел в пещеру. Фонарь умер, и был бесполезен. Медлявский шатаясь, и опираясь на стену пошел вглубь, на ходу расстегивая кобуру.

Кто бы него не стрелял... Если он пойдет за ним в пещеру, Медлявский сможет подкараулить его. Из темноты он сможет четко увидеть абрис врага на фоне освещенного дневным светом входа. Только вот... сил не было.

Двигаясь почти на ощупь, Медлявскй вышел в пещеру, и пристроился так, чтобы его прикрывал стена, а он видел ход пещеры, и свет на выходе. Непослушной рукой, сдернул с плечей котомку, и почти сполз по стене вниз. Револьвер стал слишком тяжел, гулял и тянул руку. Медлявский положил его пока на бедро. Надо было беречь силы. 'Умираю, - подумал Медлявский. -Значит, вот оно как... Здесь. Сейчас'. От этой мысли стало тоскливо.

От входа послышались сбивчатые, приглушенные снегом шаги. Медлявский взвел курок, с трудом поднял револьвер, направил на свет. В колодце выхода обрисовалась чья-то осторожно выглянувшая фигура, с винтовкой в руках. Сперва краем, затем посунулась дальше. Медлявсий навел на неё револьвер. Все было расплывчато. Не было четкости. Медлявский выстрелил. Звук выстрела заполнил тесную пещеру. Фигура метнулась обратно, за срез входа. 'Промазал, - отстраненно подумал Медлявский. - Жаль'.

- Медлявский! - Закричал от входа знакомый голос.

- Гущин? Ты... - Узнавая крикнул Медлявский, с трудом ворочая омертвелыми губами. - Ах ты ж сволочь...

- Ты! - Взвизгнул от входа Гущин. - Ты сволочь! Что?! Помог тебе твой краском?! Его положил, и тебя положу!

- Предатель ты... Иуда сумашедший.

- Заткнись гадина! Заткнись!!! - В исступлении завопил Гущин. - Сука красная! Ты с ним!... Предателем!.. Меня!.. - Он вдруг прекратил в исступлении выкрикивать, и сказал уже спокойнее.- А ведь по голосу слышу, штабс-капитан. Отходишь.

- А ты... - Медлявский с трудом выдавливал слова. - Попробуй... войди... Я встречу...

- Ничего. - Гущин поежился от пронизывающего ветра. - Ничего. Я подожду. Пока ты сдохнешь.

И Гущин подождал. Прижавшись к скале так, чтоб его меньше кусал ветер. Часов у него не было, кто-то из банды стянул с руки, а он даже не заметил... Надо было как-то разметить время, и он начал произносить внутренним голосом первое, что пришло в голову. Знакомую молитву.

Отче наш, Иже еси на небесех.

Да святится имя Твое.

да приидет Царствие Твое.

да будет воля Твоя.

яко на небеси и на земли.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь;

и остави нам долги наша,

якоже и мы оставляем должником нашим;

и не введи нас во искушение,

но избави нас от лукаваго.

Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.

Аминь.

Он остервенело произносил, её раз за разом, отмечая количество повторов цифрами. Раз, три. Десять. Двадцать. Тридцать.... И наконец решил, достаточно. Терпеть больше было нельзя. Иначе его здесь доконает ветер. Пан или пропал! Оставив у скальной стены неразворотистую длинную винтовку, он вытянул взятый у мертвого краскома Наган, и пригнувшись вкатился в темный проход. Он прижался к стене, ожидая из глубины выстрела, готовый метнуться к другой стене, выстрелить сам. Но все было тихо. Тьма впереди его молчала. Он пошел во тьму.

Он пошел вперед, сколько позволял свет от входа. Наконец рискнул, и включил свой карманный фонарик. Плоский 'Люцифер', выпущенный на Женевской фабрике, пережил обыск во внутреннем кармане, и сейчас залил светом уходящий вглубь ход. И в этот момент Гущин ждал выстрела. Но и сейчас не случилось. Люцифер освещал ему путь. Сгустившаяся, за границами света тьма, безмолвствовала.

Гущин отчаянно пошел вперед, пригнувшись миновал снизившийся потолок, и вышел к пещере. Луч света выхватил их темноты сапог Медлявского, и тут же - того самого. Медлявский сидел, привалившись к стене, по неживому скрючившись, и оплыв, все еще сжимая в руке пистолет. Гущин обогнул его по кругу, ткнул стволом Нагана, раз, другой. Пнул ногой. Тело скользнуло по стене, стали видны неживые, стеклянные глаза. Медлявский все еще сторожил Гущина. Возможно он так и не понял, что умер.

Гущин отбросил наган, и схватился за котомку Медлявского. Срывая пальцы размотал задубевший узел, распотрошил содержимое. Наружу полетело шмотье Медлявского, его идиотский дневник, карта... Есть! Перемолотое с хлебом сало было здесь! Спасен! Гущин алчно вертел в руках тряпицу, с застывшей на морозе глыбой сального помола. С трудом отковырял от сала примерзший сбоку отдельный кусок. Сунул его в рот, засосал, чувствуя, как ледышка морозит нёбо и десны, но оттаивает, отдавая питательный жир.

Бережно замотав помол обратно в тряпицу, и уложив в котомку, Гущин поднялся, и окинул пещеру лучом фонаря. В дальнем конце, блеснули тяжелым золотым отсветом грузные холмы. Гущин прекратил обсасывать сало и замер. Двинулся вперед. Снова остановился, не веряще водя лучом по золотым россыпям. Снова замер, осмысливая.

И захохотал.

Сбивчивый, воющий смех заметался по пещере, вернулся обратно, будто подхватили хохот неведомые голоса древних демонов из тьмы. А Гущин все не мог остановится. До тех пор, пока смех не перешел в отдышливый, полузадушенный вой зверя.

***

Наверх нам удалось забраться без происшествий. Недалеко от вершины, тропа перешла в своеобразный горизонтальный балкон.

- Отлично, - все как описано. - Довольно пробормотал Ваня. - Вот площадка, вот 'окопчик', - он показал на полузасыпанную камнями выемку в скале. А вон там должна быть пещера!

Мы пошли за Иваном, и на другом конце балкона уперлись в груду камней.

- Похоже здесь, - предположил Иван, - и ухватившись, столкнул с груды насколько верхних мелких камней. Затем отвалил еще один, крупный. За ним обнаружилась темная пустота.