Твари Господни (СИ) - Мах Макс. Страница 5

– Спасибо, – поблагодарил Герман и, неуверенно повернувшись, пошел дальше.

– Не за что, – сказал ему в спину человек, и тут до Кайданова дошло, что короткий их разговор происходил на двух разных языках: он, Кайданов, говорил по-русски, а рыжий – по-немецки, которого Герман отродясь не знал, но сейчас, вот буквально секунду назад не затруднился понять.

"Странно это… – он оглянулся. Мужчина неподвижно сидел в своем похожем на трон кресле, поставленном прямо в проеме двери, и на Германа уже не смотрел. – Очень, странно".

Кайданову никак не удавалось понять, что это за место, хотя, справедливости ради, следовало признать, что он не очень-то и пытался. Каким-то образом, если все увиденное здесь и вызывало у него удивление, то чувство это было очень слабым, притом, что умом Герман прекрасно понимал, что должен был бы сильно удивляться тому, что с ним происходит, как и тому, что он к этому настолько равнодушен.

Пройдя по улице еще метров двести, и не встретив по пути ни одной живой души, он неожиданно вышел на открытое место. По-видимому, это и была та самая рыночная площадь – "Торжище", о которой говорил Некто, однако, как тот и предупреждал, ни людей, ни торговли здесь не наблюдалось. Только закрытые лавки в высоких домах с остроконечными крышами, да пустые каменные столы, расставленные на больших гранитных плитах, которыми площадь была вымощена. Впрочем, нескольких людей Кайданов здесь все-таки увидел. На противоположной стороне площади, прямо на одном из каменных столов сидели несколько пестро и необычно одетых мужчин и женщин и что-то живо обсуждали, прикладываясь между делом к бутылкам темного стекла с длинными горлышками. На Германа ряженные никакого внимания не обратили, но и ему неудобно было стоять и глазеть на занятых разговором людей, а подходить ближе не было причины. Он только подумал мимолетно, что люди эти похожи на актеров массовки из нескольких разных фильмов про старые времена, вышедших из павильонов киностудии на перекур. Общее впечатление было такое, что одеты они были по моде разных эпох и разных народов. Однако мысль эта возникла и исчезла, почти его не встревожив. А в следующее мгновение Кайданов увидел справа от себя – между чуть раздвинувшими свои плечи домами – уходящую куда-то вверх узкую крутую лестницу, и, мысленно пожав плечами, направился прямиком туда, чтобы разыскать наконец этого старика Якова, который, если верить Некто Никто, и должен был ответить на все его вопросы.

Кофейню Гурга Кайданов нашел без труда. Примерно на середине подъема – отсюда Герман уже мог видеть далеко наверху конец лестницы – стены домов, сжимавшие с двух сторон крутые стертые ступени, немного раздвинулись, образовав нечто вроде крохотной площади. И слева, под вывеской "У Гурга", действительно, нашлась широко открытая дверь, а за ней и сама кофейня – погруженное в полумрак неизвестных размеров помещение с деревянными столами и трехногими табуретками вокруг них. Кайданов остановился, пытаясь рассмотреть, есть ли там люди – а о том, что это именно кофейня легко было догадаться по запаху свеже сваренного кофе – и тут же обнаружил, что он на лестнице уже не один. Шаги за спиной прозвучали так неожиданно, что он даже вздрогнул и резко обернулся назад. Буквально несколькими ступеньками ниже застыла внимательно, но без удивления рассматривавшая его девушка. Однако в следующую секунду Кайданов уже не был уверен, что это именно девушка. Существо, стоявшее перед ним, с равным успехом могло оказаться и мальчиком-подростком, но первое впечатление все-таки было таким, что это высокая, худенькая, стриженная и одетая под мальчика девушка. Узкие кожаные штаны, заправленные в короткие сапоги, длиннополый кафтан – "или эта штука называется камзол?" – который не позволял рассмотреть, есть ли у нее – или все-таки у него? – грудь, и так ли узки его бедра, как должно быть, если это все-таки парень, непокрытая голова с коротко стриженными черными волосами, и огромные карие глаза, внимательно и спокойно изучающие Кайданова.

"Нет, все-таки девушка…"

– Привет, – сказал Кайданов, чтобы что-нибудь сказать.

– Привет, – ответила девушка. Голос у нее оказался высоким, напоминающим звучание какого-то струнного инструмента. – Ты идешь в кофейню?

– Да, – кивнул он. – Вот захотелось, знаешь ли, выпить кофе.

– Ты… – она запнулась, но быстро нашлась и, как ни в чем, ни бывало, закончила фразу, назвав Кайданову свое имя. – Меня зовут Рапоза Пратеада.

– Гер… – автоматически начал отвечать он.

– Без имен, – резко сказала девушка и Кайданов вдруг сообразил, что зовут ее на совершенно незнакомом ему португальском языке Чернобуркой.

"Чернобурка… – оторопело сообразил он. – То есть, черно-бурая лиса… Лиса? Алиса?!"

– Да, – сказал он растерянно, пытаясь увидеть в этом то ли мальчике, то ли девочке хорошо знакомую ему Лису. – Извини, меня зовут… Фарадей.

– Фарадей? – девушка чуть приподняла брови. – Красивое имя, только почему на крыше?

– Потому что я люблю свежий воздух, – усмехнулся Кайданов, с облегчением понимая, что раз она здесь, значит, с ней все в порядке, во всяком случае, она на свободе.

– Пойдем, Фарадей, – ответно улыбнулась Лиса, возможно, подумав о том же самом, но уже имея в виду его самого.

Она поднялась на площадку, и они вместе вошли в кофейню Гурга. После дневного света, здесь было почти темно. Однако Кайданов все-таки рассмотрел двух людей, сидевших за столиком в углу. Кроме этих двоих в зале заведения никого больше не было, и Кайданов, подойдя чуть ближе, кашлянул, привлекая к себе внимание, и когда головы тихо разговаривающих людей повернулись к вновь прибывшим, вежливо поздоровался.

– Добрый день, господа, – сказал он, мимолетно удивившись тому, как легко сорвалось с его языка это непривычное, чужое слово, "господа". – Извините, что помешали вашей беседе, но мне сказали, что здесь я могу найти старика Якова.

– Иаков наверху, – сказал один из мужчин, сделав неопределенный жест рукой. – Музицирует.

Глаза Кайданова немного привыкли к полутьме и он смог наконец рассмотреть собеседника. Это был неопределенного возраста огромный мужик с темным изрезанным морщинами лицом и длинными светлыми волосами, в кожаном жилете, надетом прямо на голое тело и позволявшем видеть мощную мускулистую грудь и богатырские плечи и руки.

– Простите? – переспросил Кайданов. – Что вы сказали?

– Идите вверх по лестнице, – под стать фигуре был и голос человека, низкий и хриплый. – Он играет в соборе на верхней площади. На органе.

– Спасибо, – сказал сбитый с толку Кайданов, и они с Лисой поспешили вернуться на лестницу.

– Ты в порядке? – все-таки спросил он, когда они снова начали подниматься вверх по крутой с выщербленными ступенями лестнице.

– Да, – сразу ответила она, но в подробности посвящать его не стала. – А ты?

– Я тоже, – сказал Кайданов, но тут же понял, что совершенно не помнит, где он находился до того, как пришел сюда. Смутно вспоминался лишь бег по ночному городу, вокзал, где с огромной переплатой он купил билет на ночной поезд до Москвы и… черная дыра беспамятства.

"Наверное, сейчас я еду в поезде", – решил он.

– Ты…? – начал было Кайданов.

– Не надо, Фарадей! – остановила его Лиса. – Он же сказал, без подробностей.

– Ладно, прости, я просто…

"Я просто хотел поговорить с кем-то, кого я знаю", – понял Кайданов и вынужден был признать, что в словах таинственного Некто Никто имелась сермяжная правда о нем самом, Германе Кайданове. Теперь он и сам видел, насколько несерьезным, пустым человеком оказался на поверку, и ему вдруг стало стыдно и грустно.

"И она это тоже знает, – понял он. – И всегда знала, просто в той жизни это было приемлемо, а в этой нет".

Лестница вывела их на другую, просторную и безлюдную, площадь, на противоположной стороне которой стоял высокий, устремленный ввысь готический собор. Широкая мраморная лестница, сужаясь, вела к паперти – "Ведь, это называется папертью?" – к широко открытым, из резного темного дерева, дверям, под огромным круглым витражом из цветного стекла. К удивлению Кайданова на витраже была изображена шестиконечная звезда – "Магендовид?" [3] – но долго на этой мысли он не задержался, как уже случалось с ним в этом странном месте не раз, когда он встречался с необычными или незнакомыми ему вещами. Из распахнутых настежь дверей, из тьмы, заполнявшей внутреннее пространство храма, лилась на площадь величественная музыка, заставившая Кайданова замереть и забыть обо всем, о чем он только что думал. Кто-то играл там, внутри собора, на органе. Прежде Герману приходилось слышать органную музыку только в кино, и она никогда не производила на него никакого особого впечатления, как и классическая музыка вообще. Однако сейчас мощная и запредельно прекрасная в своей изощренной сложности мелодия буквально захватила все его существо, заставив переживать такие чувства, каких он, кажется, и не ожидал в себе найти. Сколько длилось это чудо? Как долго стояли они с Лисой посередине площади перед открытыми дверями храма? Кайданов этого не знал. В мире, где они оказались, не было солнца и, соответственно, не было теней, и узнать, сколько прошло времени, не имея на руке часов, было невозможно. Они пришли в себя – да и то не сразу – только после того, как музыка отзвучала, и наступила тишина. Еще какое-то время Кайданов чувствовал себя так, как будто только что вынырнул со дна океана и не вовсе понимает, где находится и что теперь должен делать, но одновременно он ощущал огромной силы чувство сожаления, утраты и разочарования тем, что волшебство растаяло, и теперь ему предстоит жить без этой музыки. Он посмотрел на Лису, но и она, похоже, тоже с трудом возвращалась в себя, и, возможно, впервые ему удалось увидеть так много чувств на ее лице, хотя это и не было ее настоящим лицом.