Исповедь Еретика - Дарский Адам "Nergal". Страница 61

Ты ошибся с результатом.

Во время матча я как раз был во Вроцлаве, сидел в отеле Polonia. Это своеобразное, не очень интересное и серое место. Каждый раз до меня доносились возгласы болельщиков. В основном радостные. Я чувствовал, что проигрываю спор. Уже после игры мне позвонил священник. В сотый раз спросил, не передумал ли я. Я ответил, что как раз наоборот, что с каждым днем мое убеждение крепнет. Мы договорились на восемнадцатое июня.

Тебе было трудно найти свидетелей?

Как раз наоборот. Меня сопровождали друзья, Мацей и Агнешка, супруги. Они пришли с восьмимесячной дочкой. Опережая твой вопрос: ребенка не крестили. В будущем у нее не будет таких проблем, сама выберет путь, который ей подходит.

Каким был твой последний день в лоне церкви?

Это был ужасный день. Рано утром я сдавал анализ крови, потом костный мозг на исследование, еще мне нужно было выпить полтора литра мерзкой жидкости, потому что мне делали томографию брюшной полости и грудной клетки. Я был невыспавшийся, больной и раздраженный. Мне нужен был сон. В такие минуты сложно вести себя дружелюбно. Особенно с ксендзом… Я хотел уладить все быстро. Пастор попросил меня в присутствии свидетелей зачитать свой акт вслух. Потом подписал документ.

Он подтвердил, что бумага пойдет в курию, а затем в приход, где я был крещен. Соответствующая запись также будет сделана в моем акте о крещении. Прощаясь, он указал на мою футболку и сказал: «Я тоже когда-то слушал АС/ DC». И все равно не успокаивался: «Пан Адам, помните, что в течение трех дней все еще можно отменить». Я ответил шутливым тоном: «Пан ксендз, я скорее поверю в то, что через три дня можно воскреснуть, чем в то, что когда-нибудь изменю свое решение».

Как ты думаешь, тот день изменил что-нибудь? Ты что-то утратил? Нашел?

Естественно, все это было очень символично. Вся моя жизнь является доказательством того, на чьей я стороне, но мне не хватало той самой точки над i. Вроде и мелочь, но она тяготила меня. Словно маленькая колючка: незаметная, но раздражающая. Я должен был от нее избавиться. Ради самого себя… Во время очередного визита в костел пастор в очередной раз сказал, что апостасия ничего не изменит. Что ее единственным результатом станет то, что церковь опечалится… Я спросил, не думает ли он, что, может, именно о такой печали и идет речь в моем случае?

Выход из стада не был PR-ходом?

Я не побежал с этим к прессе, не собирал репортеров у костела. На самом деле, повод мне дало именно это интервью. В самом начале ты спросил, не хочу ли я поговорить об апостасии. Я подумал: «Раз так, то, в конце концов, я ее получу; нет лучшего повода, чтобы наведаться в костел».

Апостасия — это отступление, или выход.

Откуда ты вышел тем июньским днем?

Из маленькой, темной комнаты, в которой, по крайней мере формально, я был закрыт всю свою жизнь. Само слово «апостасия» вдохновляет, это слово-ключ, или, как я иногда говорю, слово-мощь. Речь идет о пароле и символе, несущем в себе ясный смысл, в котором, в свою очередь, много разных смыслов. За этим всем стоит целая философия. Не нужно их объяснять, потому что они говорят сами за себя. Отчасти поэтому для одного из альбомов Behemoth я выбрал название Apostasy. Хотя бы поэтому я чувствовал, что должен, в конце концов, ее получить и выкупить свой билет в лес.

В лес?

Когда я думаю о церкви, у меня в голове появляется картинка зоопарка. Все упорядочено, везде стоят клетки. В одной сидят обезьяны, в другой — слоны, в следующей — жирафы… Сама деятельность церкви является сажанием в клетку, насильное упорядочение действительности. Разница в том, что зоопарк маленький, а христианская идеология посадила в клетку весь мир. Естественно, это относится к любой узаконенной религии, но я связываю это с той, которую знаю, потому что живу в стране, где она доминирует… Удачное слово.

Церковь заявляет о свободе воли.

Основа религии может быть хорошей, но «по плодам их узнаете их» [40]. Свобода воли — это хитрая ловушка. Католики говорят: «Делайте, что хотите, не нам вас судить», а потом все равно судят. Через минуту уже кричат, что их оскорбляет то, что у человека иные взгляды, и он громко об этом заявляет.

Следующим шагом станет продвижение закона, который дает право навязывать их правила абсолютно всем. А если кто-то вспомнит о свободе воли, то начнется последний этап спектакля, или публичный плач верующих, на которых нападает агрессивное меньшинство, как большевики на Польшу. Все для того, чтобы побороть инакомыслящих и навязать им свою точку зрения. «Ковальский трахает всех подряд, а мне религия не позволяет. Так пусть и Ковальскому нельзя будет! Пусть все будут угрюмыми, как мы! И благодарят за это Бога! И радуются, что мы такие щедрые, потому что мусульмане давно бы их поубивали!» Презираю это.

В Польше нет свободы вероисповедания?

Мы живем при удивительной демократии, которая дает нам иллюзию равенства. К несчастью, мы равны только в материальной сфере. Финансы и экономика — здесь нет места суевериям. Л во всем остальном? Только в двадцатом веке удалось освободить мир от феодального строя. Оправдываясь им, с людьми обращались плохо начиная со Средневековья, а церковь всегда была рьяным сторонником феодализма. Веками ксендзы и епископы вещали с амвона, что хороший крестьянин — это послушный крестьянин. Естественно, в этом заключался их интерес. Процветание дворян означало обеспеченную жизнь клериков. Система изменилась, церковь — не очень.

Духовенство сегодня не призывает к крепостному строю…

Но призывает к голосованию за определенные политические решения. Сохранить status quo и предотвратить любые изменения. Забетонировать реальность. Структура церкви опирается на строгую и непоколебимую иерархию, стараясь сохранить свои позиции и влияние. Об этом речь. Важен каждый ягненок, или, лучше сказать, баран…

Почему ты так некрасиво отзываешься о верующих?

А как назвать того, кто добровольно тянет ярмо несвободы и еще пытается склонить к нему других? Вера не имеет ничего общего с этим. Речь идет о системе духовного тоталитаризма. Если бы мы родились в клетке или под оккупацией, то каждый из нас делал бы все возможное, чтобы сбросить оковы. Но когда речь идет о духовной сфере, мы сдаемся в самом начале. Религия веками была для Польши воздухом. Когда ты дышишь, не задумываешься почему — просто делаешь. Церковникам удалось настолько вписаться в традиции, что никто не задавался вопросом.

Кажется, что и в этой сфере происходят изменения.

Потому что появляется ржавчина. Главная опора католицизма, а точнее среднестатистические верующие, задают вопросы, часто невыгодные. Сложно удержать социальные изменения, и люди начинают шевелить мозгами. Часть из них отворачивается не от веры, а от института. Чувствуя, что религия превращается в политику. Забавно то, что символом всего консервативного стал именно Иисус, который был прежде всего бунтарем и мятежником, борющимся с порядками того времени.

Что сегодня делают мятежники?

Сбегают из зоопарка, о котором я говорил. Он не захватил весь мир, но он огромен. В Польше он охватывает большую часть страны. Но если мы посмотрим на карту сверху, то увидим места, где нет клеток, а звери живут в согласии со своей природой. Своего рода Бегцады [41]. И живет там стая волков. Эти люди, как я, любят свободу. Такого волка можно поймать, но лучше его застрелить сразу, ведь даже если вы его поймаете, он умрет от тоски по свободе. Апостасия — мой билет в лес.