Отпусти мои крылья (СИ) - Мелоди Ева. Страница 59
Да, все началось как игра – из желания заставить маленького ангела обратить на себя внимание. Подкупила ее смелость, стойкость, и одновременно – хрупкость и уязвимость. Как же больно вспоминать начало нашего знакомства! Я, здоровенный детина, стою перед всем классом и запугиваю маленькую невинную девочку. Но мелкая пигалица стоит, выпрямив спину и вздернув подбородок, всем своим видом бросая вызов. Шарики с краской, кулон, который явно очень дорог ей – только подонок мог вести себя так жестоко. Василина разбудила во мне целый вулкан скрытых страстей. Мне одновременно хотелось и причинить боль, и в то же время умолять о прощении.
Но вскоре игра переросла в нечто более горячее и дикое. Я стал одержим ею. Хотелось видеть постоянно. Сходил с ума от мысли, что она может кем-то увлечься. Изводил себя, думая, каким дураком был, что поверил идиотке Соболевой. Все в один момент к этой глупой блондинке отмерло. И в образовавшуюся пустоту влетел мотылек… Сначала щекотал крылышками, и от этой нежности по телу разливалось тепло. А потом ее крылья будто стальными стали. И каждый взмах болью отдавался. Но сладкой. Я приветствовал эту боль.
И вот я уже готов ради нее на все. Даже Ромео стать и выслушивать насмешки друзей. Куда б ни шел, на кого бы ни смотрел – везде она. О проклятом споре забыл даже. Не ассоциировал свою Василину с тем вечером в ночном клубе. Все в башке перемешалось. Наверное, это и есть любовь. Когда чувства постоянно меняются, когда ты – не ты. Не узнаешь себя и не понимаешь. Не до логики, не до амбиций. Растворяешься в человеке. И думаешь лишь о том, как стать ближе.
А я близости безумно хотел. Только об этом и думал. Пытка. Но тоже сладкая. Предвкушение, ожидание. Внутренний запрет. Дождаться момента. Рассказать правду. Признаться, вымолить прощение. И с каждым днем рос страх – а ну как не простит меня Мотылек? Отвергнет?
Поначалу мне было нужно, чтобы она меня захотела. Как бы не умирал от желания снять с нее трусики и возбуждать это восхитительное, сладкое девичье тело языком, пока она не начнет умолять лишить ее девственности… должен был дождаться. А когда это время пришло, и Мотылек буквально требовала меня… план с треском провалился, потому что я понял, что влюбился по уши. И в один момент все потерял…
Узнав, что я натворил, дед пришел в ярость. «Эта не девушка на одну ночь! – орал гневно. – Разве ты этого не понял? Ты заставил ее страдать!»
Дед, Таисия, родители – все оказались глубоко потрясены этой историей. Нет, они не демонстрировали мне свое презрение… Но я чувствовал, что сильно упал в их глазах. Я ощущал себя в собственной семье парией, изгоем. Вскоре дед уехал жить за границу – помирился с бабушкой. А она возвращаться в Россию не желала. Я же думал лишь о том, чтобы поехать вслед за Мотыльком, но не мог узнать адрес… Как ни бился. Пытал Лису, умолял Таисию… Но дамы были - кремень. Даже в школе, зная кучу лазеек, учителей, возможностей для подкупа... Не смог добиться. Меня словно отсекли от Мотылька бетонной стеной. И я безуспешно бился об эту стену, разбивал руки в кровь, топтал свою гордость, самолюбие. Но так ничего и не добился…
Ни единого шанса. Меня оставили в одиночестве, наедине с разъедающей болью и разрушающим желанием. Моя самая большая потеря. Нереализованная фантазия.
Губы растягиваются в невеселой улыбке. Стягиваю майку и провожу пальцами по шраму на правом боку, на всю жизнь останется со мной напоминание. Моя глупость. Упрямство. Я дорого заплатил за них. Иногда думал – не выживу. Иногда даже молил об этом. Но сразу в голове всплывала она – девочка, которую жестоко обидел. И тогда я говорил себе – ты все это заслужил, парень. Как бы я хотел загладить вину перед ней. Повернуть время вспять. Да кто не мечтал о таком хотя бы раз в жизни? Кто сумел родиться сразу с крепким умом и железной логикой? Прожить свой век без ссадин и шишек? Точно не я...
Встаю под ледяной душ – привычка, которую выработал за два года в аду. Теплая вода – редчайшая роскошь. Долго привыкал к ее отсутствию, корчился первое время под холодными струями. А сейчас – ничего не чувствую. Привык. Отлично освежает голову.
Провожу рукой по светлому ежику. Все что осталось от моих длинных когда-то волос, которые так нравились Василине... Ну все, хватит. Распустил нюни, аж самому противно. В лагере я себе такого не позволял. Но стоило вернуться домой, как воспоминания набросились, точно псы голодные.
Выхожу из душа продрогнув, но хоть немного удалось сбросить напряжение. В родном доме, спустя два года, чувствую себя странно. Не думал, что вернусь сюда. Не верил, что выживу…
Мать, конечно, с ума сходит от радости. Готовит семейное торжество… на которое меня просто воротит идти. Не хочу. Не до праздника. Вымотан настолько, что хочется лишь упасть на кровать и вырубиться. Денька так на три. А то и неделю.
Или нажраться вхлам. Хотя я забыл, каково это. Там, откуда я вернулся – спиртное – непозволительная роскошь. Чуть притупились рефлексы – значит ты слаб, уязвим. Слабая мишень, равно мертвая. Да и как смогу появиться на семейном ужине и не вцепиться в глотку Димке? Ведь именно из-за своего урода-дядьки я отпахал два года не просто в армии, а в самом пекле. «Элитные войска», которые Дмитрий пообещал моим родителям, на поверку оказались самым жестким и опасным подразделением. Там готовили не военных, а настоящих камикадзе. Полгода усиленного курса спец подготовки - и на передовую, в горячие точки, сражаться с террористами, бандитскими группировками в странах третьего мира. И не только сражаться, а работать под прикрытием, внедряться в бандитские группировки, изучать каналы поставки наркотиков. Именно в это я и вляпался. Проговорился сдуру о своем увлечении мотоциклами и спустя полгода спецкурса внедрили в банду байкеров, промышляющих наркотой. Поставки шли из Афганистана, куда мне и пришлось отправиться. Несколько раз моя жизнь оказывалась на волоске. Полгода в Талукане – самые дерьмовые воспоминания, которыми я вряд ли захочу поделиться с кем-либо. О таком маме точно не рассказывают… Она сошла бы с ума от ужаса, несмотря на то, что буквально заваливает меня вопросами. А я отделываюсь односложными фразами и словом «секретно».
О чем бы я мог рассказать? Про грязь, пыль, развалины, антисанитарию и вечно обдолбаных местных жителях? В Талукане каждый третий, даже женщины, принимают опиум, героин и марихуану. Дышат опиумом в лицо своим детям, чтобы те засыпали. Дают марихуану самым маленьким. Сначала они покупают наркотики и только потом еду. А если не могут найти деньги на наркоту - пытаются продать собственных детей или заставляют заниматься попрошайничеством. Такая жизнь делает из этих людей камикадзе - им становится все просто до лампочки. Они начинают стрелять и стрелять много.
Я провел в этом аду чуть больше полугода. Банда, в которую я попал – самая опасная в Талукане. Моей задачей было узнать о том, кто курирует их с нашей стороны. Связи, пароли. Каналы сбыта. Но мне мало что удалось. Зато в полной мере познал грязь и голод, насмотрелся на смерть и кровищу… Когда мне казалось, что хреновей просто некуда – убили моего связного. Думал, и меня там же положат… Получил ножом в бок, но все-таки смог кончить ублюдка, который следил за нами, раскрыл нас…
Воспоминания выводят из себя, бесят, они подобны тянущей застарелой ране. Психую хватаю ключи от отцовского мерса – своей машины теперь у меня нет… Димка и тут постарался, прибрал к рукам БМВ, которую подарил мне на восемнадцатилетие дед. Что мне делать со всем этим? С Димкой, который хоть и сволочь, но родственник ведь. Руки так и чешутся навалять как следует, хоть пообещал отцу, что не буду этого делать. Да и чем это поможет. Что изменит? Но и за стол один с этим ублюдком не сяду!
Стыдно перед матерью, но с семейного торжества я все же слинял…
Возвращаюсь домой уже в темноте. Бросаю куртку и ключи от машины на мраморную столешницу в кухне, достаю из холодильника бутылку пива.