Сестра Керри - Драйзер Теодор. Страница 8
— Теперь не так уж трудно получить работу, если только у человека приличный вид, — вставил Гансон.
Минни тоже несколько оттаяла, согретая радостным настроением Керри и, необычной разговорчивостью мужа, и начала рассказывать сестре о достопримечательностях Чикаго, вернее, о том, что может видеть каждый без всяких затрат.
— Тебе интересно будет посмотреть Мичиган-авеню. Там такие красивые дома. И вся улица такая красивая!
— А где находится театр Джейкобса? — прервала ее Керри. Это был один из театров, в котором ставились мелодрамы.
— Не очень далеко отсюда, — ответила ей сестра. — Вернее, даже совсем близко: на Холстед-стрит:
— Вот бы пойти в этот театр! Я ведь, кажется, проходила сегодня по Холстед-стрит?
Вместо ответа на самый, казалось бы, естественный вопрос последовала маленькая заминка. Мысли человека удивительно окрашивают все его действия. Стоило упомянуть о театре, как настроение за столом тотчас омрачилось. В этом сказалось безмолвное неодобрение всего, что влечет за собою трату денег.
И Гансон и Минни оба одновременно подумали об этом. Последняя ответила: «Да», — но Керри сразу почувствовала, что посещение театров здесь не поощряется.
Разговор на эту тему не возобновлялся до тех пор, пока Гансон, покончив с едой, не ушел в другую комнату, захватив с собою газету.
Сестры принялись мыть посуду. Оставшись одни, они заговорили свободнее, и Керри, то и дело прерывая беседу, начинала тихонько напевать.
— Хорошо бы сейчас пройтись немного по городу и взглянуть на Холстед-стрит, если это не очень далеко, — вскоре сказала она. — Давайте сходим сегодня в театр!
— Ну, вряд ли Свен захочет куда-нибудь идти, — возразила Минни. — Ему нужно рано вставать.
— Но он едва ли будет против. Ведь это доставит ему удовольствие!
— Нет, он не очень любит ходить по театрам.
— А мне хотелось бы пойти, — сказала Керри. — Давай пойдем вдвоем!
Минни задумалась: не о том, пойдет ли она, — на этот вопрос у нее уже был готов отрицательный ответ, — а о том, как бы направить мысли сестры по другому руслу.
— Как-нибудь в другой раз, — сказала она наконец, не придумав ничего лучшего.
Керри сразу догадалась, в чем тут загвоздка.
— У меня есть немного денег, — сказала она. — Пойдем со мною, Минни!
Минни покачала головой.
— Возьмем и его с собой, — предложила Керри.
— Нет, — тихо ответила Минни и загромыхала посудой, чтобы прекратить разговор, — он не пойдет.
Сестры не виделись несколько лет, и за это время в характере Керри обнаружилось нечто новое. Она обладала врожденной робостью, которая проявлялась всякий раз, как ей приходилось бороться за свое благополучие, а тем более в тех случаях, когда у нее было недостаточно сил или средств для этой борьбы, но она страстно тянулась ко всяким развлечениям и удовольствиям, и это было одной из основных черт ее характера. Она могла уступить в чем угодно, только не в этом.
— Ну, спроси его! — умоляюще прошептала она.
А Минни думала о той прибавке к бюджету, которую даст им заработок сестры. Эти деньги пойдут на оплату квартиры, и ей не так тяжело будет каждый раз заводить с мужем разговор о расходах. Но раз Керри уже сейчас начинает гнаться за развлечениями, то, пожалуй, пустит на ветер все свои денежки. Если сестра не захочет подчиняться раз и навсегда установленному распорядку их повседневной жизни, если она не поймет, что нужно усердно работать, не помышляя ни о каких забавах, — тогда какой же прок от того, что она приехала в город? Несмотря на такие мысли, Минни вовсе не была расчетлива и черства по натуре. Это были серьезные раздумья женщины, которая, даже не слишком сетуя на судьбу, всегда приспособлялась к тем жизненным условиям, какие мог обеспечить ей беспрерывный труд.
Наконец Минни уступила и решилась спросить Гансона. Но сделала она это скрепя сердце и ничуть не разделяя желания сестры.
— Керри предлагает нам сходить в театр, — сказала она, заглядывая в комнату, где сидел муж.
Оторвавшись от газеты, Гансон обменялся с Минни взглядом, яснее слов говорившим: «Это вовсе не то, чего мы ожидали».
— Мне неохота, — отозвался он. — А что она хочет посмотреть?
— Ей хочется побывать в театре Джейкобса.
Гансон снова уткнулся в газету и отрицательно покачал головой.
Увидя, как супруги отнеслись к ее предложению, Керри отчетливо поняла, как живут эти люди. Это произвело на нее гнетущее впечатление, но не вызвало решительного протеста.
— Я спущусь вниз и постою у подъезда, — сказала она.
Минни не стала возражать, и Керри, надев шляпу, вышла из квартиры.
— Куда ушла Керри? — спросил Гансон, который вернулся в столовую, услышав, как хлопнула дверь.
— Она сказала, что сойдет вниз и постоит у подъезда, — ответила Минни. — Наверное, ей захотелось просто подышать свежим воздухом.
— Куда ж это годится, сразу деньги на театры тратить, а?
— Это она, наверно, просто от любопытства, — осмелилась сказать Минни. — Ей все здесь в новинку.
— Гм, не знаю! — проворчал Гансон и, слегка нахмурив лоб, направился к ребенку.
Он думал о том, сколь тщеславны и расточительны могут быть молодые девушки, и удивлялся, как это Керри может даже мечтать о подобных вещах при столь ничтожном заработке.
В субботу Керри опять пошла в город. Она направилась к реке, которая очень занимала ее, а потом вернулась по Джексон-стрит, застроенной прекрасными домами с зеленой лужайкой перед каждым (впоследствии это позволило превратить улицу в бульвар). Керри была ошеломлена такими доказательствами огромных богатств, хотя на этой улице вряд ли жил хоть один человек, чей капитал превышал бы сто тысяч долларов.
Девушка была рада вырваться из квартиры сестры: она уже успела понять, какой убогой и бесцветной жизнью живет эта семья, и убедилась, что радостей и интересных впечатлений нужно искать где-то в другом месте. Голова ее теперь была занята размышлениями на более легкомысленные темы, и она не раз подумывала о том, где-то теперь Друэ. Она далеко не была уверена, что он не явится в понедельник вечером, и хотя мысль о подобной возможности несколько тревожила ее, в глубине души она все же смутно желала, чтобы он пришел.
В понедельник Керри встала рано и собралась идти на работу. Она надела старую блузку из синей бумажной ткани в крапинку, выцветшую юбку из коричневой шерсти и маленькую соломенную шляпу, которую все лето проносила в Колумбия-сити. Ботинки на ней были сильно поношенные, а галстук — такой измятый и бесформенный, каким бывает всякая вещь после долгого употребления. Теперь Керри мало чем отличалась от фабричных работниц, но черты ее красивого лица были совсем незаурядны, и она производила впечатление милой, приятной и сдержанной девушки.
Не так-то легко встать на заре человеку, который, подобно Керри, привык спать в родном доме до семи-восьми часов утра. Она снова ощутила всю тяжесть жизненного уклада в доме сестры, когда, совсем еще сонная, в шесть часов заглянула в столовую и увидела там Гансона, безмолвно заканчивавшего завтрак. К тому времени, когда она оделась, он уже успел уйти. Керри завтракала вместе с Минни, а ребенок сидел за столом на высоком стуле и размазывал по тарелке кашу.
Теперь, когда настало время приступить к своим незнакомым, непривычным обязанностям, настроение Керри сильно упало. От всех ее красивых грез остался только пепел, но и под этим пеплом еще тлели красные угольки надежды. Нервы ее сдали, и она, совсем подавленная, ела молча и старалась представить, что это за обувная фабрика, какая у нее будет работа и как отнесется к ней ее наниматель. Ей уже смутно представлялось, что она будет работать где-то около могущественных владельцев, к которым время от времени приходят солидные, одетые по моде мужчины.
— Ну, желаю успеха! — сказала Минни сестре, когда та собралась уходить.
Было решено, что Керри пойдет пешком, по крайней мере, в это утро, чтобы выяснить, будет ли она в состоянии ходить так каждый день. Шестьдесят центов в неделю на конку — крупный расход при заработке в четыре с половиной доллара.