Вирус убийства - Мейтланд Барри. Страница 31
В тот момент я почувствовал, что мы просто не можем оставить его в подобном неприглядном виде. Это вполне объяснимо, стоит только подумать о потрясении, которое испытала бы его семья, а также о позоре, который подобный шокирующий антураж мог бы навлечь на клинику, если бы об этом пронюхали репортеры из дешевых таблоидов. И я решил, что мой долг — попытаться спасти его репутацию, а заодно и репутацию нашей клиники, уж коли мы не смогли спасти его жизнь. Мистер Парсонс и я опустили тело на пол и сняли с него все вещи. В кармане его спортивного костюма, который лежал на полу рядом со спортивными туфлями, я нашел ключи от комнаты, вернулся с ними в большой дом и поднялся в его жилище, чтобы выяснить, не оставил ли он какой-нибудь записки. Таковой не оказалось, но я нашел там предметы, которые, по моему разумению, следовало оттуда изъять. Там находились несколько порнографических журналов — немецких, как мне представляется, — а также картинки с изображениями людей в одежде вроде той, в которую был облачен мистер Петроу, когда мы его нашли. Я сгреб все это в кучу и засунул в спортивную сумку, найденную мной в комнате. После этого я вернулся в храм, где оставался мистер Парсонс, охранявший тело. Мы переодели труп Петроу в спортивный костюм и туфли и снова подвесили его к решетке — примерно в том положении, в каком его обнаружили. Это была неприятная работа, и мы торопились — хотели покончить с ней как можно быстрей. Я упаковал все инкриминирующие материалы в сумку, которую мы положили в багажник моей машины с тем, чтобы избавиться от них при первом же удобном случае. К примеру, во вторник, когда приезжает мусоровоз, забирающий у нас отходы. Потом я вернулся в большой дом и позвонил в полицию.
Он замолчал и окинул пронизывающим взглядом свою маленькую аудиторию.
— Я понимаю, что мы были не правы, когда делали все это. Однако мне кажется, что любой порядочный человек понял бы мотивы, которыми я руководствовался, и, возможно, при подобных обстоятельствах сделал бы то же самое.
Кэти заметила, как при этих словах заместитель главного констебля с глубокомысленным видом кивнул. Выражение лица Таннера не изменилось ни на йоту.
Бимиш-Невилл заговорил снова:
— Это еще не все. За день до этой трагедии я узнал, что мистер Петроу, возможно, проносит в клинику наркотики для собственных нужд. Вы можете себе представить, какой шок я испытал, когда получил об этом известие. Главной целью нашей клиники является продвижение и распространение натуротерапии, то есть избавление человека от приема всякого рода лекарственных и химических препаратов. Даже мысль о том, что кто-то может проносить в это здание наркотики, казалась мне кощунственной. Когда в воскресенье утром я открыто обвинил в этом Петроу, он, представьте, не стал ничего отрицать и даже не раскаялся в содеянном. Во многих отношениях этот человек был наивным, как ребенок, и то, что он занимается противозаконными вещами, волновало его мало. Кроме того, он сообщил мне имя человека, снабжавшего его наркотиком, который он называл «увеселителем». Я связался с этим человеком и во второй половине дня в воскресенье отправился на встречу с ним. Хотел сказать ему, чтобы он прекратил снабжать наркотиками Алекса — да и вообще кого-либо из обслуживающего персонала клиники.
И снова я провинился перед вами, сержант. Опустил кое-какие подробности, когда рассказывал о своих передвижениях во второй половине дня в воскресенье. А все потому, что не хотел давать повода обвинить своего мертвого сотрудника в еще одном… хм… неблаговидном деянии. Но до сего дня мне не приходило в голову, что обе эти эскапады Алекса Петроу могут быть как-то связаны… что его странный костюм, в котором его обнаружили в храме, и его случайная смерть через повешение могут быть следствием воздействия на него наркотиков.
В связи с этим, сержант, мне бы хотелось принести вам свои самые искренние извинения. Аналогичные извинения со своей стороны я уже принес заместителю главного констебля. За то, что мои метания и необдуманные поступки так усложнили и затянули следствие. Но как я уже сказал вначале, я и помыслить не мог, что столь очевидный случай самоубийства вызовет столь серьезное полицейское расследование, которое будет проводиться в весьма… хм… настойчивой манере.
Он откинулся на спинку стула и выразительно посмотрел на Лонга, который ответил на его взгляд кивком.
— Благодарю вас, доктор, — пробормотал Лонг. — Полагаю, вы рассказали достаточно и можете этим ограничиться. Есть что-нибудь, о чем бы вы хотели спросить у доктора, прежде чем он уйдет, сержант?
Кэти было заколебалась, но потом, посмотрев на Бимиш-Невилла в упор, бросила:
— Вы и Петроу были любовниками, доктор?
Таннер фыркнул, Лонг, заикаясь, что-то забормотал себе под нос, у Бимиш-Невилла изумленно расширились глаза.
— Можете не отвечать, — быстро сказал Лонг, овладевая собой и поднимаясь на ноги. Подхватив Бимиш-Невилла под руку, он вывел его из кабинета.
Кэти сидела без движения, чувствуя себя как оплеванная.
Лонг, вернувшись, уселся на стоявший за его рабочим столом высокий стул, тем самым как бы вознесясь над Кэти и Гордоном на дюжину дюймов. В следующее мгновение он прикоснулся своими розовыми холеными пальцами к лежавшим перед ним на поверхности стола двум папкам. Одна содержала документы по делу Петроу, другая — бумаги из отдела по персоналу.
Чувство нереальности происходящего, овладевшее Кэти с тех пор, как она увидела в кабинете заместителя главного констебля доктора Бимиш-Невилла, все усиливалось по мере того, как Лонг произносил монолог, не имевший, казалось, никакой видимой связи с делом Петроу. Вслушиваясь в его слова, чтобы отыскать в них ключ, который помог бы ей осознать происшедшее, Кэти поймала себя на мысли, что теряет всякое представление об их смысле. Некоторые фразы Лонг выделял интонацией, но Кэти никак не могла взять в толк, как все эти «практические достижения», «квалифицированная процедура дознания», «своевременный аудит», «желаемый результат» и «правовые цели» соотносятся с трупом молодого человека, который был обнаружен посреди ночи в крипте совершенно пустого храма с петлей на шее, в черном кожаном колпаке на голове и с пятнами спермы на ногах. Только когда она услышала слова «курсы повышения квалификации», в голове у нее прозвучал какой-то сигнал, подозрительно напоминавший сигнал тревоги.
Неожиданно она поняла, что Лонг все-таки говорил о деле Петроу. «Инспектор Таннер и я удовлетворены, однако, тем фактом, что картина событий, воссозданная доктором Бимиш-Невиллом, обеспечивает полное и адекватное объяснение обстоятельств смерти его служащего».
Кэти попыталась ухватиться за нечто знакомое, осязаемое, забрезжившее перед ней в непроницаемой мгле напущенного Лонгом словесного тумана.
— А вот я этим не удовлетворена, сэр. Доктор Бимиш-Невилл в своем выступлении солгал нам как минимум по четырем пунктам. Относительно изъятия ключей у трупа, относительно обыска в комнате Петроу, относительно его передвижений в воскресенье и его действий после обнаружения трупа. Все его показания по этим пунктам ненадежны и не заслуживают доверия. Они ни в коем случае не воссоздают полной, а уж тем более адекватной картины смерти Петроу. Представляется почти невероятным, что Петроу умер в одиночестве. А если принять во внимание ту активность, которая была продемонстрирована в плане заметания следов происшедшего, сомнительно, что его смерть может быть причислена к разряду случайных; скорее это убийство. Кроме того, полученные нами данные судебной экспертизы…
— Инспектор Таннер уже обсудил данные экспертизы с судмедэкспертом, сержант… — Лонг неожиданно сделал паузу, пожалев о вырвавшихся у него сердитых словах, так как осознал, что его спровоцировали на объяснения. Его пальцы с силой стиснули зеленую папку. — Позвольте наконец внести в это дело ясность, сержант. У меня складывается впечатление, что вы меня совершенно не слушали. Между тем я недвусмысленно дал понять, что для меня несущественно, до какой степени вас удовлетворяют объяснения доктора Бимиш-Невилла. В настоящее время представляется куда более важным то, насколько мы удовлетворены вашими методами.