Горькая трава полынь. Книга вторая (СИ) - Снежная Александра. Страница 24

Перед тем, как начать подъем в горы, генерал решил остановиться на привал, чтобы перекусить, и пока собирал для костра хворост, совершенно случайно обнаружил зияющий в земле проход с высеченными из камня ступенями, уходящими куда-то глубоко вниз.

Запуская в узкий темный проход огненный файер, Нэсс даже не ожидал, что в ответ на свой магический удар может услышать призыв Вайса о помощи. Ментальный зов нелюдя невозможно было перепутать ни с чьим другим. Там, внизу, был пропавший Дюранд. Мгновенно сменив личину, Нэсс, не раздумывая, бросился другу на подмогу.

Слишком поздно генерал понял, что угодил в ловушку. Заметив клетку с заточенным в ней Вайсом, Нэсс хотел прорваться к нему через широкую подземную галерею, и в этот момент вокруг него тускло замерцали линии активированного силового контура, а потом проявились грани парализующего поля.

Переместившись от одной сияющей стены к другой, Варгард заметил за периметром куба выходящих из укрытия дроу, понимая, что они ждали его появления, а пойманный Вайс был лишь наживкой.

Так глупо попасться мог лишь сопливый новобранец, а не прошедший войну генерал. Слишком много в последнее время Нэсс думал о своей семье и слишком мало об осторожности… Всевидящий, как быстро он сможет выбраться отсюда? И что без него будут делать его девочки?

Линии поля мгновенно поймали проскользнувшую эманацию страха, и контур выдал первую галлюцинацию. И синего мерцающего света появилась тоненькая фигурка Амирэль – бледной, заплаканной, с рассыпавшимися по плечам темными волосами.

- Папочка, - голос дочери опустился до жалобного шепота, сжимающего сердце Нэсса в болезненные тиски. – За что ты так со мной?.. Папочка… пожалей…

Это была иллюзия – иллюзия, созданная его подсознанием, но, боги, как же она была реальна! И как страшно было видеть и пропускать её через себя. Ударив хвостом, нелюдь оттолкнулся от стены, двигаясь по замкнутому пространству силового поля, и из пустоты возник образ плачущей Эстэ, протягивающей к нему руки:

- Папочка, родной, помоги мне…

Варгард рванул к дочери, но её силуэт растворился в воздухе, а из угла бесшумно вышла Лэйрин, горько выдохнув:

- Нэсс, любимый, где ты?

Обезумевшая гидра металась в замкнутом пространстве куба, тщетно пытаясь дотронуться до то появляющихся, то исчезающих дочерей и жены. Любимые женщины плакали, звали его, молили о помощи, и Нэсс медленно сходил с ума оттого, что просто бессилен был им помочь.

Глава 12

Амирэль, остановившись у дверей маминой спальни, осторожно дотронулась ладонью до тяжелой кованой ручки и, немного помедлив, отступила на шаг, выпуская сквозь преграду успокаивающую волну магии. Мама плакала. Ами видела и чувствовала, как Лэйрин, заглушая подушкой слезы, ничком лежала на кровати. Как наивно с маминой стороны было скрывать свои страдания от дочерей нелюдей, читавших её мысли и чувства, как раскрытую книгу.

От папы почти месяц не было известий. Лэйрин, намеренно не отвечавшая на письма мужа, решила, что таким образом может заставить его быстрее вернуться домой, но сейчас, когда Магрид на вопросы мамы: «Где Нэсс?» неизменно отвечал, что он занят делами государственной важности и ему не до бабских переживаний, мать с каждым днем становилась все мрачней и все больше уходила в себя. Даже Эстэ понимала, что царь врет: отец обязательно бы нашел время, чтобы черкнуть пару строк своим девочкам или передать с посыльным им какую-нибудь безделицу.

По Арум-Рисиру ползли тревожные слухи, что с командующим эрмиров приграничья случилась беда, и чем ближе приближалась дата свадьбы, тем ясней Ами понимала, что эти слухи имеют под собой твердую почву. Папа просто не мог не приехать к такому событию, а тем более зная, как к этому браку относится сама Амирэль.

Утверждать, что Ами смирилась со своей участью, было бы глупо. Стоило только подумать, что её выдадут за орка и увезут в чужой суровый край, как в душе все клокотало и переворачивалось. Это было так несправедливо! Ами не понимала, зачем её нежно растили, лелеяли и берегли столько лет? Неужели вот для этого - чтобы отдать в жертву? И кому? Зеленому дикарю, который сможет делать с ней все, что ему заблагорассудится.

Поговаривали, что орки бьют своих женщин кнутом и кулаками за малейшую провинность. Амирэль не представляла, как сможет пережить подобное унижение. Быстрая регенерация нелюдей избавляла от ран, ссадин и синяков почти мгновенно, и муж-орк мог забивать её до полусмерти ежедневно, зная, что через несколько часов от побоев не останется и следа.

Ами старалась не думать об этом. Сейчас она как никогда была нужна маме и Эстэ. Дар исцеляющей, доставшийся ей от деда Лэйрин, в эти дни был особенно востребован. Незаметно и осторожно Амирэль оттягивала на себя мамину тоску и боль, радуясь, что её способности наконец приносят семье пользу, а не проблемы.

Сколько Ами себя помнила, семья скрывала её дар от посторонних. Отец боялся, что если Магрид о нем узнает, то Ами навечно останется пленницей Арум-Рисира. Целители были собственностью Аххада, а исцеляющие вообще рождались крайне редко, и за такими детьми всегда охотился сорс.* Амирэль повезло, что она была дочерью племенного эрла. Дети нелюдей были неприкосновенны. К тому же никому и в голову не пришло проверять магический потенциал девочки, ведь девочки не наследовали кровь эрлов, как и не наследовали дар целительства. Все исцеляющие в Аххаде были мужчинами. Все, кроме Амирэль.

Дар это был или наказание – Ами не знала. Она просто принимала эту часть своей сути как данность, надеясь, что когда-нибудь сможет, не скрываясь, помогать людям. А сейчас она впервые была счастлива, что, несмотря на собственный груз отчаяния, могла избавить от него хотя бы маму.

В двери апартаментов неожиданно постучали и Амирэль, тяжело вздохнув, скользнула жалостливым взглядом по стене, за которой, успокоившись, уснула Лэйрин, а потом пошла узнать, кому и что в такой поздний час от неё понадобилось. Сомнений в том, что это пришли по душу Ами, у девушки даже не возникало.

С тех пор как от отца перестали приходить письма, Магрид приказал им переехать из столичного особняка во дворец, и теперь не было и дня, чтобы к Амирэль не присылали дворцовых посыльных с какой-нибудь совершенно нелепой просьбой. Девушка подозревала, что таким образом Магрид просто следит за ней. Чего опасался царь, для Ами оставалось загадкой: сбежать из Арум-Рисира не представлялось возможным. Да и куда бежать такой, как она? Она ведь даже костра в лесу разжечь сама не сумеет, не говоря уже о чем-то более серьезном.

Как девушка и предполагала, царь прислал за ней одну из фрейлин и приказал явиться в Золотой зал. Сегодня была Суланта - ежегодное представление знатных сословий Аххада ко двору. Ами надеялась, что перед завтрашним открытием сезона и предстоящей свадьбой царь даст ей хотя бы немного времени, чтобы побыть с семьей, но, видимо, она была слишком наивна, если рассчитывала, что Магрида хоть как-то трогает её душевное состояние. И поскольку перечить монарху Ами никогда в жизни не решилась бы, то причесавшись и натянув на лицо маску безмятежного спокойствия, она обреченно отправилась в правое крыло дворца.

Сама мысль о том, что несколько часов кряду придется стоять среди разряженной толпы вельмож, изображая из себя довольную жизнью шейну, ввергала в уныние. Последнее время Ами слишком часто приходилось сдерживать слезы и бушующие, как море, эмоции. Такая борьба с собой изматывала и оставляла в душе невыносимую пустоту, которую совершенно нечем было заполнить. Собственное будущее виделось мрачным и пугающим, а самое страшное, что Ами не видела даже надежды на какой-либо благополучный исход.

- Амирэль! – чужой грубый голос, прозвучавший в пустоте коридора, напугал девушку едва ли не до икоты, а когда, обернувшись, она уткнулась взглядом в его обладателя, то тело мгновенно парализовал тошнотворный страх.

Почему-то сейчас будущий муж показался Ами еще ужасней, чем при первой встрече. И дело даже не в цвете его кожи. Он был огромным - таким огромным, что рядом с ним Ами чувствовала себя жалкой блохой, которую сейчас прихлопнут одним взмахом мощной ручищи. А еще глаза… Что-то пугающее таилось в их янтарной глубине, делающее мужчину похожим на зверя: опасного, хищного, безжалостного. И он позволял себе звать её просто по имени – так, словно уже имел на это право.