Живой труп (СИ) - Вебер Алексей. Страница 32
- Согласен! - махнул рукой Александр.
- Ну вот и славно! Тогда завтра в восемь утра в овраге у старой мельницы. - оживился Конопольский. - Пистолеты я предоставлю. А вот насчет второго секунданта прошу позаботиться вас.
Закончив деловую часть, хозяин снова предложил сигару. Александр отказался и поспешил откланяться. Отъезжая от дома, он почувствовал, что машина очень тяжело трогается с места. И только уже на дороге обнаружил, что не снял до конца ручник. Обругав самого себя, подумал было, что надо заехать к Степанычу, подтянуть сорванные колодки, но тут же резанула мысль:
" А имеет ли теперь значение сломанный ручной тормоз!"
Приехав домой, Александр, все еще следую укоренившейся привычке, заглянул в почту и обнаружил ответ от председателя товарищества. Предложения, которые он все-таки успел отправить, вызвали интерес. Добрыня благодарил за проявленную активность, и обещал, что вынесет их на следующее внеочередное собрание в ближайшую пятницу. Это должно было польстить честолюбию, но сейчас дела товарищества, как и прочие наполнявшие жизнь заботы вдруг потеряли свою значимость. То, что могло случиться завтра утром, одним кровавым росчерком сводило все на нет. Даже горячо любимые жена и дочь, отдалившись, оказались за невидимой преградой, за которую им нельзя переступать.
Чтобы не встречаться с Анной, Александр прямо со двора отправился в теплицу. Там попытался работать, но занятие, еще недавно бывшее для него таким важных, тоже потеряло смысл. Неожиданно поймал себя на том, что в данный момент больше боится не завтрашней дуэли, а предстоящего семейного ужина.
"Как и с каким лицом будет он слушать беспечную Анькину болтовню? Преодолеет ли искушение рассказать, что его ожидает завтра? Да она и сама может обо всем догадаться!"
В том, что жена сделает все, чтобы сорвать дуэль Александр ни секунды не сомневался. В глубине души он и сам хотел этого, но разум безжалостно рисовал картину дальнейшей жизни в бесчестье. Самым отвратительным было понимание того, что и жена, в итоге не вынесет такого положения, и через некоторое время посчитает за лучшее расстаться с изгоем.
Решение пришло неожиданно. Вернувшись в дом, Александр переоделся в охотничий камуфляж, и кинул в дорожный саквояж умывальные принадлежности и сменное белье. Заглянув в детскую, скороговоркой сообщил Анне, что по просьбе Добрыни едет в губернский центр на переговоры с оптовиками. И, возможно, придется заночевать в гостинице.
- А чего оделся так? - подозрительно поинтересовалась супруга.
- Да там по овощехранилищам лазить придется! - отмахнулся Александр. Отъезжая от дома он задал себе вопрос:
" Не догадалась ли?"
И тут неожиданно пришла мысль, что Анна наверное все поняла. Она пытается убедить себя в обратном, а в глубине души согласна с тем, что по иному нельзя...
Уездный врач Иван Карлович Майер проживал одиноким вдовцом, в маленьком флигеле на территории земской клиники. Дети давно выросли. Сын обосновался в Петрограде, где служил в гвардии. Дочь вышла замуж за купца первой гильдии и перебралась в Нижний. Он же, храня верность покойной супруге, посвятил жизнь выполнению врачебного долга. О том, каково ему вечерами возвращаться в одинокое холостяцкое жилище, можно было только догадываться. Окружающие привыкли видеть Ивана Карловича внимательным, спокойным, уверенным в силе медицинской науки и милости Божьей. Частичка этой уверенности передавалась и пациентам. Он относился к тому редкому исчезающему типу врачей, что могли поставить диагноз без помощи хитроумных современных приборов, и вылечить не только с помощью лекарств, но и правильным словом. Перебрав всех знакомых, Александр остановил выбор на нем, и собирался просить земского врача стать секундантом.
Поколесив по полям, заехав искупаться на речку, он появился в клинике к самому концу приема. Подождав, пока уйдет последний посетитель, сильно волнуясь, вошел в кабинет. Надвинув на нос очки и склонив над столом седую начинающую лысеть голову, Иван Карлович делал какие-то записи. По старинке пользовался не компьютером, а тетрадью и шариковой ручкой. Услышав, что нужна его помощь в весьма деликатном деле, он взглядом попросил медсестру покинуть кабинет. А, узнав суть просьбы, ожидаемо возмутился. Однако, выслушав доводы Александра, со вздохом принял предложение.
- Иван Карлович, мне бы сегодня домой возвращаться не хотелось, - еще больше смущаясь, произнес Александр.
- Понимаю, понимаю, - закивал доктор, - У меня во флигеле переночуете. Комната Павлика в вашем распоряжении. Это третья справа от входа. Можете прямо сейчас заселяться. Там не закрыто.
Комната сына Ивана Карловича, впрочем, как и весь дом, содержалась в идеальном порядке. Но было в этой стерильной чистоте и правильной геометрии что-то холодное не живое. Александр с тоской вспомнил вечно царившая в его доме суматоху. Мысли о том, что он туда может и не вернуться, ядовитыми змеями выползали из сумрачных углов обставленной со спартанской простотой комнаты. В воздухе по-прежнему висела удушающая жара, а со стен холодно и равнодушно смотрели фотографии чужих людей. Александр невольно вспоминал другой не менее отвратительный вечер накануне неудавшегося покушения. В чем-то ситуация была схожей. Тогда тоже была поставлена на карту жизнь. Но к ней прилагались лишь смутные надежды, что однажды все наладится. Сейчас же на кону лежало уже практически состоявшееся счастье, причем не только свое. Однако, тогда его, словно в воронку Мальстрема, затягивало в водоворот чужой войны. А теперь он защищал свою честь, семью, дом, и уважительных поводов уклониться судьба не оставляла.
Выключив мобильный телефон, Александр лежал на застеленной пледом кровати. Взгляд уныло скользил по выцветшей потолочной побелке. Время, казалось, застыло на месте, бессмысленно и безнадежно пытаясь оттянуть приход завтрашнего утра. Около восьми вечера в комнату постучал Иван Карлович и пригласил испить чаю. За ужином они перекинулись только парой фраз. О предстоящей дуэли не было сказано ни слова. На прощание хозяин пожелал гостю хорошо выспаться и дал порошок собственного изготовления. Велев выпить за полчаса до сна.
Средство неожиданно хорошо подействовало. Даже не надеясь заснуть, Александр быстро провалился в темноту полузабытья. Обрывки сновидений, что его посещали, были яркими и цветными. А под утро он сквозь сон услышал грохот долгожданной грозы и стук барабанящих в козырек капель.
После пробуждения он сразу ощутил, как посвежел воздух. Выйдя на улицу, увидел серые облака и тут же понял, как истосковался по пасмурному летнему небу. А потом вдруг обнаружил, что вчерашние страхи куда-то исчезли. Он чувствовал себя выспавшимся, бодрым. Вместо тягостного уныния, пришла злая решимость наказать того, кто покушался на его счастье.
Глава 7
Наслаждаясь прохладой, природа отдыхала. В окружающий пейзаж возвращались выгоревшие за долгие недели пекла краски. Луга, уходя к горизонту, переливались всеми оттенками зеленого. Среди желто-серой гаммы намокшей пшеницы, словно капельки самоцветов, пестрели полевые цветы. Облака весело плыли по небу, укрывая уставшую от зноя землю. Приспустив боковое стекло машины, Александр полной грудью вдыхал разлитую вокруг свежесть. Коричневая лента грунтовки петляла среди полей картофеля, кормовой кукурузы. На небольших холмиках белели стволы берез, под прямыми углами уходили от дороги темные полосы хвойных лесопосадок. Это был его мир, в который он успел врасти корнями души, который защищал и давал силы. Мысли о неудачном исходе поединка сейчас даже не приходили в голову.
Традиционное место дуэлей в народе имело дурную славу и, как поговаривали, было связанно с нечистой силой. Выглядело оно действительно мрачновато. По дну оврага протекал небольшой, размером с ручей, приток Ушимки. Над водой плотно нависли ивы, от чего даже в самый солнечный день она казалась черной. У самого берега темнел разобранный почти до основания сруб, сохранивший только нижние венцы бревен. От него через реку протянулась ось мельничного колеса, которое не вращалось уже лет двадцать, с того дня, как отвалилась последняя сгнившая лопасть. Вокруг рос бурьян, и торчали кусты, большей частью засохшие по какой-то неизвестной причине. И весь этот вполне мирный пейзаж почему-то у многих вызывал нехорошее тревожное ощущение.