Забытые имена (сборник) - Джайлс Гордон. Страница 42

— Ты ведь не возьмешь денег за выпивку, а, Меннер? — спросил Бак.

— Нет, сэр.

— И впрямь, что бы ты с ними делал? Отнес бы домой и потратил на эту толстую телку, свою жену, да на свое отродье, этих двух недоумков. А?

Меннер кивнул.

— Черт побери! Они не стоят такого беспокойства, верно?

— Нет, сэр.

Бак заржал, взял стаканы, протянув один мне. Он оглядел салун и увидел, что там почти пусто: Меннер за стойкой, в конце зала пьяница, уснувший за столом, уронив голову на руки, да маленький человечек в шикарном городском костюме, сидевший со стаканом в руке у окна и глазевший на улицу.

— Где все? — спросил Бак у Меннера.

— Да ведь, сэр, похоже, они дома. Почти все по домам сидят, — сказал Меннер. — Жаркий сегодня денек. Вот и все и…

— Бьюсь об заклад, он будет еще жарчей, — резко бросил Бак.

— Да, сэр.

— Сдается мне, им это будет не по нутру, если день будет жарчей. А?

— Да, сэр.

— Ну а я все же собираюсь его подогреть, слышишь ты, старый ублюдок, да так, что все это почувствуют.

— Раз вы сказали, сэр, значит, так и будет.

— Может, и для тебя будет слишком жарко. Ну да, так и будет. Что ты думаешь об этом?

— Я… я…

— Ты ведь выгонял меня отсюда. Помнишь?

— Д-да… но я…

— Гляди сюда! — Бак только сказал — и револьвер появился у него в руке, тут как тут, а сам и рукой не шевельнул, ни на дюйм.

Я смотрел на Бака: рука его лежала на стойке у стакана, и вдруг револьвер очутился в ней, нацеленный прямо в живот Меннера.

— Понимаешь, — сказал Бак, ухмыляясь и глядя на искаженное страхом лицо Меннера, — я могу влепить пулю, куда захочу. Показать?

Его револьвер рявкнул, пламя сверкнуло над стойкой, и на зеркале за стойкой появилась черная дырка с паутиной трещин.

Меннер стоял, а кровь стекала ему на шею с разорванной мочки уха.

Револьвер Бака снова рявкнул — и другая мочка Меннера окрасилась кровью. А револьвер Бака был уже в кобуре — он попал туда с той же скоростью, как и выскочил.

— Ну, пока хватит, — сказал Бак. — Выпивка хороша, и, сдается мне, должен же кто-то мне подавать ее, а ты, старый осел, больше всего годишься для такой работы.

Он больше и не глянул на Меннера. Старик, весь дрожа, прислонился к полке за стойкой, две красные струйки стекали ему на шею, заливая воротник рубашки. Я видел, как ему хочется дотронуться до пораненных мест, узнать, что там и как, но он боялся поднять руку.

Бак уставился на маленького человечка в городском костюме, сидевшего у окна. Тот повернулся на звук выстрелов и сидел, глядя прямо на Бака. Стол перед ним был мокрым: видно, резко повернувшись, незнакомец разлил свою выпивку.

Бак оглядел шикарный костюм парня, его маленькие усики и ухмыльнулся.

— Пошли, — сказал он мне, взял стакан и слез с табуретки у стойки. Узнаем, что это за франт.

Бак пододвинул стул и сел лицом к входной двери, да и окно он мог так видеть.

Я взял другой стул и тоже подсел к незнакомцу.

— Хорошая стрельба, верно? — спросил Бак у маленького франта.

— Да, — сказал тот. — Отличная стрельба. Признаюсь, она меня просто поразила.

Бак грубо захохотал.

— Она и старое чучело поразила, — он повысил голос: — Скажи, Меннер, ведь ты поражен?

— Да, сэр, — полным боли голосом ответил Меннер из-за стойки.

Бак с ног до головы оглядел парня. Его наглые глаза шныряли вниз и вверх: по шикарному жилету, полоске галстука, острому личику с узким ртом, усиками и черными глазами. Он долго-долго смотрел ему в глаза, а тот, казалось, ничуть не испугался.

Бак глядел на маленького франта, а маленький франт глядел на Бака. Так оно продолжалось некоторое время, а потом Бак опустил глаза. Он пытался держаться — как и до этого — с наглой настороженностью. Да только плохо ему это удавалось.

— Ты кто, мистер? — хмуро и злобно спросил он. — Никогда не видел тебя в здешних местах.

— Меня зовут Джэкоб Прэтт, сэр. Я направляюсь в Сан-Франциско и дожидаюсь здесь вечернего поезда.

— Торговец?

— Простите?

Лицо Бака вмиг стало угрожающим.

— Ты слышал меня, мистер. Ты торговец?

— Я слышал вас, молодой человек, но я ничего не понимаю. Вы хотите знать, не музыкант ли я, играющий на барабане? [drummer — барабанщик, в разговорном языке — коммивояжер, торговец]

— Нет же, проклятый осел! Я хочу знать, чем ты торгуешь? Ядовитыми снадобьями? Выпивкой? Мылом?

— Что вы… Я ничем не торгую. Я профессор, сэр.

— Ну и ну, будь я проклят! — Бак поглядел на него с некоторой опаской. — Перфессор, а? И чего же?

— Психологии, сэр.

— Чего это?

— Это наука о поведении человека, о причинах, толкающих его на те или иные поступки.

Бак прямо заржал, и снова в его голосе появилось рычание.

— Ну, перфессор, ты попал туда, куда надо. Я покажу тебе самую настоящую причину, почему люди поступают так или иначе! Перво-наперво, я и есть та главная причина в этом городе… Ха-ха!

Его рука лежала на столе — и вдруг «писмейкер» очутился в ней, нацеленный прямехонько в четвертую пуговицу профессорова жилета.

— Ну, понял?

Маленький человечек глаза вытаращил.

— Да, да, — сказал он и уставился на револьвер, как загипнотизированный.

Чудно, да и только. Он ничуть не испугался, а только вроде как сгорал от любопытства.

Бак опять уставился на профессора с той же настороженностью, что и прежде. С минуту он сопел, кривя рот.

Потом сказал:

— Вы образованный человек, верно? Думаю, много выучили всего. Или не так?

— Да, я полагаю, что так.

— Ну вот…

И снова Бак вроде замялся. Револьвер в его руке опустился, и дуло уткнулось в стол…

— Вот что, — сказал он медленно, — может, вы скажете мне, как это, черт возьми…

Он умолк, и профессор сказал:

— Вы хотели сказать…

Бак глядел на профессора, его вытаращенные глаза сузились, глупая ухмылка бродила по зверской роже.

— Вы скажете мне, что тут правда, а что вранье, с моим револьвером?

— Но зачем здесь револьвер? Разве его присутствие меняет что-нибудь?

Бак постучал тяжелым стволом по столу.

— Эта штука меняет чертову уйму вещей. Будете спорить?

— Только не с револьвером, — спокойно сказал профессор. — Он всегда побеждает. Однако я намерен беседовать с вами, если только будете говорить вы, а не револьвер.

Я был прямо потрясен профессоровой храбростью: того и гляди, Бак потеряет терпение и начнет разбрасывать свинец.

Но тут вдруг револьвер Бака снова оказался в кобуре. Я заметил, что профессор опять словно удивился.

— Нервы у вас будь здоров, перфессор, — сказал Бак, блудливо ухмыляясь. — Может, вы как раз и знаете то, что мне нужно.

Как Бак ни пыжился, все равно было видно, что профессор снова побил его, словами — против револьвера, глазами — против глаз.

— Что же вы хотите знать? — спросил профессор.

— Это… ну, — сказал Бак, и опять револьвер очутился в его руке — и впервые при этом его лицо вместо того, чтобы стать жестоким и угрожающим, осталось нормальным — глуповатым и немного растерянным.

— Как… как я вот это делаю?

— Хорошо, я вам объясню, — сказал профессор, — но, может быть, вы сами ответите на свой вопрос, если расскажете все с самого начала.

— Я… — Бак покачал головой, — ну ладно, это получается тогда, когда я думаю о револьвере в моей руке. В первый раз такая штука случилась сегодня утром. Я стоял у Ручья, где всегда тренируюсь, и мне страсть как захотелось, чтобы я выхватывал револьвер быстрее всех на свете, прямо чтоб совсем ни секунды не проходило. И это случилось. Револьвер был в моей руке точь-в-точь, как сейчас. Я только протягивал руку вперед… и револьвер тут же оказывался в ней. Господи, я чуть не свалился наземь — так обалдел.

— Понимаю, — сказал профессор медленно. — Вы просто думаете, что револьвер в вашей руке?

— Ну да, вроде того.

— Вы не могли бы проделать это еще раз, если нетрудно, — и профессор наклонился вперед, чтобы видеть кобуру Бака.