Танцовщица - Драммонд Эмма. Страница 32
— Я… я не могу поехать в Корнуолл. У нас спектакли.
— По дороге сюда я встретился с Лестером Гилбертом. Он полностью согласился с моим предложением.
— Вы… встречались… с Лестером Гилбертом? И он полностью согласился с вашим предложением? — повторила она в изумлении.
— Вы думали, Лестер будет против? Он разумный человек и быстро понял, что это самое правильное.
Он взглянул на карманные часы и нахмурился.
— Одевайтесь как можно быстрее. Нас ждет карета.
Лейла осталась на месте, не в состоянии принять его предложение.
— Я не могу поехать с вами в такой момент, как сейчас.
Вивиан развернул ее и подтолкнул в сторону спальни.
— Если вы не оденетесь, вам придется ехать со мной прямо так. Я был бы счастлив, но могут увидеть другие пассажиры.
День уже клонился к вечеру, когда они садились в карету Доббинса, приехавшего встречать их поезд. Лейле казалось, что все это происходит не с ней. Они ехали в вагоне первого класса, и она подумала, что этот человек отправился в поездку так же, как делал все остальное: обстоятельно, уверенно и с максимальным комфортом.
К сожалению, она не видела, что проплывало за окном поезда, так как почти сразу заснула, убаюканная стуком колес. Проснувшись, она обнаружила себя полулежащей на сиденье, а Вивиана сидящим напротив с газетой в руках. Он улыбнулся в ответ на ее извинения и заставил съесть изумительный сэндвич и выпить немного вина, которое принес проводник. Вскоре они подъехали к своей станции.
Ее встретил загородный покой и прекрасный, впитавший солнце запах вьюнков, раскрасивших белый забор станции в красный и желтый цвета. Воздух был чист, легкий ветерок доносил сладковатый запах лугов, выпекаемого хлеба и чистых коров. Около крошечной станции находилась ферма, и животные, желая, чтобы их скорее подоили, с мычанием проходили в коровник сквозь тяжелые ворота.
Она настолько была очарована, впервые увидев эту часть лондонских окрестностей, что едва ли обратила внимание на вежливое приветствие кучера. Куда бы она ни кинула взгляд, везде были ароматные луга, поля с только что проклюнувшимися злаками, живописные фермы с соломенными крышами и крошечными окнами, а вдалеке— освещенные солнцем бледно-зеленые холмы. Когда они ехали по выложенной булыжником дороге маленького рыночного городка, Вивиан спросил, удобно ли ей, и предложил укрыть колени одеялом. Его забота осталась почти незамеченной: Лейла была всецело поглощена видом узкой дороги, покрытой огромными кляксами бледных примул, ошеломляющий запах которых проникал в ее ноздри, несмотря на то, что уже вечерело.
— Какая красота! Посмотрите, они везде. Карета выбралась из долины, и внимание Лейлы мгновенно переключилось на еще более впечатляющее зрелище: повсюду раздавалось жалобное блеяние ягнят. Склон был домом для сотен овец, поэтому в эти последние мартовские дни множество недавно народившихся длиннохвостых ягнят резвилось и скакало вокруг. Высокие, испуганные голоса ягнят, временно потерявших своих матерей, смешивались с басовитым блеянием тех, кого они искали. Ягнята утыкались мордочками в вымя своих мамаш в поисках молока. Для Лейлы, рожденной и воспитанной в Лондоне, все это было в диковинку.
— Они просто прелесть, — прошептала она. — Я бы отдала все на свете, чтобы подержать их.
— Ваше желание будет удовлетворено, моя дорогая, — сказал Вивиан, поддразнивая ее. — У нас в Шенстоуне много овец.
Она проворно повернулась к нему.
— Вы живете на ферме?
— В нашем владении несколько ферм. — Он показал вперед. — Мы взберемся на вершину этого холма, затем за полчаса пересечем болота. Большинство этих земель входят в Шенстоун, включая деревню с этим же названием. — Вивиан улыбнулся. — Погода, кажется, устанавливается. Завтра мы поедем верхом, если вы пожелаете.
Его слова мгновенно переменили ее настроение: холодный душ в разгар жаркого лета. Восторги вдруг исчезли, она отвернулась и уставилась в стенку кареты. Они въехали на холм. Солнце уже садилось. Цивилизация осталась позади. На открытом пространстве холма дул холодный ветер, а дорога, по которой они ехали, казалось, ведет в никуда. Овцы, жалобно крича, сбились в кучу с подветренной стороны холма, а лохматые коротконогие кони в отдалении пощипывали траву. Над головой парили птицы, выискивая падаль.
Лейла невидящим взором смотрела вперед. Что она здесь делает? Как она могла позволить увезти себя так далеко в эти дикие места? Вивиан только что говорил о владениях, включающих несколько ферм и целую деревню. Он упомянул, что завтра они поедут кататься на лошадях. Внезапно все, что раньше ей казалось очаровательным, приняло угрожающие очертания. Ей стало страшно. Она почувствовала себя чужой в мире дикой природы. Ей страстно захотелось вернуться в свой подвал, к знакомым вещам, к теплому запаху театра. Затем она вспомнила о Рози, с которой они строили такие планы… но Рози с ней больше никогда не будет. Холодная, она лежит в морге.
Карета остановилась.
— Лейла, что случилось? — донесся до нее спокойный голос.
— Я… я хочу вернуться, — выдавила она сквозь подкативший к горлу комок.
В следующее мгновение он вывел ее из кареты на дорогу. Затем, накинув ей на плечи одеяло, повел по пружинящему торфу к скалам, на которые падали последние лучи заходящего солнца. Там Вивиан уверенно повернул ее к себе.
— Из-за чего у тебя так резко сменилось настроение?
Посмотрев на него, она заплакала.
— Я из другого мира. Мне не нужно было сюда ехать, но ты не оставил мне выбора. Ты всегда поступаешь так, как тебе хочется, и не думаешь о других. Возможно, это отличный способ получить то, что ты хочешь, но ты никогда не думал, каково при этом твоей жертве?
— Жертве?
Вивиан нахмурил брови; заходящее солнце окрасило его волосы в красный цвет, придав им зловещий вид.
Ей еще больше захотелось домой.
— Откуда я знаю, куда ты меня привез? Здесь на много миль вокруг ничего нет, а скоро совсем стемнеет.
Он нахмурился еще больше.
— Я думал, ты мне доверяешь.
— Каждый раз, когда я доверяюсь тебе, что-нибудь происходит. Вспомни хотя бы серьги.
Он медленно отпустил ее.
— Я думал, что уже реабилитирован за тот поступок.
Солнце почти исчезло за горизонтом, оставив на всем лишь слабый отсвет. Лейла плотнее завернулась в одеяло.
— Я фактически ничего о тебе не знаю, — сказала она тихо. — Я видела, как ты гарцуешь на коне в парадном мундире. Я видела тебя в вечернем костюме светского джентльмена. Ты тратишь деньги, как принц Уэльский, и, кажется, слишком близко знаешь всех знаменитостей. Но для меня ты все еще кто-то, кто приглашает меня на ужин. Джентльмен и девушка-хористка, вот кто мы.
От этих слов он вздрогнул, а Лейла продолжала:
— Мы договаривались, что этим все ограничится, не так ли? Друзья, которые вместе ужинают или ходят погулять в парк.
— Да… Полагаю, так и есть, — согласился он.
— Тогда что я здесь делаю?
Лейла задала этот вопрос скорее себе, чем ему, сообразив, что это ее собственная вина, что она знает о нем так мало. Подсознательно избегая разговоров о своей прошлой жизни, она не расспрашивала и о его. Время, проводимое с ним, Лейла использовала для того, чтобы дать выход своему энтузиазму и рассказать ему о повседневной жизни театра Линдлей, обсудить надежды на неизбежный успех, который ждет ее после того, как она выучится пению. Только теперь ей пришло в голову, что, кроме единственного раза во время ужина после премьеры, когда он был вынужден объяснить, как он выиграл у Джулии Марчбанкс серьги, она не проявляла к нему никакого интереса.
Правда обрушилась на нее с разрушительной силой. Она играла роль так же, как каждый вечер на сцене. Ведь она не Лейла Дункан, которую Вивиан хочет узнать, она Лили Лоув, бывшая горничная, которая отдалась когда-то человеку, которого теперь не может вспомнить. Когда Вивиан сегодня утром вошел к ней в подвал, она без колебаний бросилась к нему, как к мужчине, которого любит. И именно любовь напугала ее сейчас, а не пустынные болота.