Танцовщица - Драммонд Эмма. Страница 67

— Франц появился, чтобы дать мне совет, подбодрить меня и рекомендовать мистеру Гилберту на главную роль. Это и стало основой нашей дружбы, — сказала она тихо. — Именно ему я обязана своим успехом.

— Как же ты забыла мужчин, подобных Саттону Блайзу? Миттельхейтер, возможно, снабдил тебя советами и рекомендациями, но это именно они — весь этот батальон дураков — обеспечивают тебе дорогую жизнь ведущей актрисы. — Он снова окинул ее взглядом с ног до головы. — Думаю, что сейчас ты позволяешь мужчинам одевать тебя.

— Вивиан, пожалуйста, остановись, — умоляла она, не в силах ни выносить дальше подобный разговор, ни уйти.

— Прими совет человека, который имеет достаточный опыт в подобных делах, — безжалостно продолжил ее собеседник. — Не стоит ценить себя слишком высоко. Я бы сказал, Что подаренный Блайзом камень — достаточная плата за несколько часов в твоих объятиях.

Ее самообладание ей изменило. Все, что она сейчас хотела, — это ранить его так же глубоко, как он ранил ее.

— Ты заплатил слишком высокую цену за пару часов в объятиях Джулии, и окружающие не могут не догадываться об этом. Можно было заранее сказать, что она не удовлетворится ничем меньшим, чем полная власть над твоим телом и душой. Она разрушает тебя, Вивиан.

— Другая девушка потребовала от меня большего, чем Джулия. И это она меня уничтожила.

Не в состоянии пошевелиться или сказать хоть слово, Лейла стояла, наблюдая, как Вивиан тронул поводья и поскакал прочь. Вскоре он был лишь маленькой фигуркой вдалеке, контуры которой размывали поднимавшиеся с земли потоки горячего воздуха.

Мужчина, который признался, что все еще любит ее… Пребывание в одном городе с ним уже не казалось невыносимым. Но вдруг Лейла с ужасом поняла, что его жизнь, весьма вероятно, будет отдана, как и жизни большинства солдат, во имя защиты Кимберли.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

К середине ноября все уже в полной мере прочувствовали суровые последствия нахождения в осажденном городе. Не имея достаточно сил, чтобы осуществить прорыв блокады, полковник Кекевич мог действовать лишь по двум направлениям. Проводя регулярные вылазки на прилегающую к городу территорию, он заставлял буров концентрировать силы вокруг Кимберли и не двигаться к стратегически важному району реки Моддер. Посылая на врага кавалерию, поддерживаемую стрелками на бронированном поезде, он надеялся предотвратить продвижение буров на позиции, слишком близко расположенные к городу. Но если с первым Кекевич преуспел, то удержать противника вдали от города ему не удалось.

Предложив женщинам и детям покинуть Кимберли в течение сорока восьми часов, что англичане проигнорировали, и потребовав за этим сдачи города, что также осталось без ответа, командир буров Весселс начал обстрел. Первые несколько дней царила паника, вызванная постоянными выстрелами пушек, звуками разрывающихся снарядов, запахом пороха, наполнившим улицы. Война и возможность умереть стали реальностью.

Скоро, однако, все поняли, что снаряды сделаны очень плохо, и обстрел, скорее, является для буров способом приятно провести время, не исключая возможности немного подзаработать. Многие снаряды не взрывались, а те, что взрывались, почти не причиняли вреда. Вскоре ежедневный обстрел стал чем-то вроде рутины. На отвалы шахт поместили наблюдателей с флагами, которые должны были давать сигналы, заметив клубы дыма орудий буров. Обыватели, увидев поднявшиеся флаги, спешили в укрытие на несколько минут, пока снаряд со свистом пронзал воздух. И после глухого разрыва, означавшего его приземление, торопились к месту падения, спеша растащить осколки на сувениры, которые на местном рынке стоили не менее пяти фунтов.

Обычным зрелищем стали стайки ребятишек, носящихся по городу во время обстрела, невзирая на опасность. На предупреждения Кекевича никто не обращал внимания.

Но бомбежки увеличили напряжение в городе. Цены на продовольствие стали регулироваться указами военных, что сорвало планы торговцев, начавших быстро обогащаться в первые дни осады. Ограничили также выдачу мяса и муки в одни руки, пытаясь помешать богачам скупать их в больших количества. Конечно, это нельзя было назвать в полной мере нормированием еды, но правила вводились с прицелом на грядущие трудности. Свист пуль и разрывы снарядов каждый день, невозможность выйти из дома ночью во время комендантского часа и отсутствие новостей извне (так как буры перерезали телеграфные линии) скоро превратило людей в раздраженные и постоянно жалующиеся существа. А те новости, которые достигали Кимберли через прорывавшихся гонцов, были неутешительными.

В конце октября стало известно, что огромное войско англичан отступило после неудачного боя с армией фермеров и окружено в стратегически важном городке Ледисмит, где пересекалось несколько железнодорожных путей. Головы военного командования были заняты только этим. Жителям Кимберли и Мафекинга передали «держаться до последнего», но, так как никаких указаний о сроках этого «последнего» не было, дисциплина заметно упала.

Некоронованный король Роде давал одни указания, военное командование — другие. Однако многие граждане были в той или иной степени зависимы от «Де Бирс», так что выигрыш неизменно оказывался на стороне Родса. Солдаты разрывались под гнетом этого двойного подчинения, не говоря уже о тяжести повседневных военных забот, от которых они были освобождены только в воскресенье, когда буры по религиозным соображениям не воевали.

И лишь один человек среди защитников Кимберли приветствовал любые тяжелые задания. Вивиан наслаждался каждой вылазкой в стан врага, каждым столкновением с возможной смертью. В палаточном лагере, где обитали одни военные, Вивиан нашел странное ощущение покоя: его товарищи не ожидали от него ничего такого, чего они сами не могли бы выполнить, — ему не нужно было доказывать своего превосходства.

Кавалеристы Кимберли оценивали Вивиана по сегодняшним делам, не зная, да и не желая знать о его прошлом, за исключением того, что майор участвовал в битвах в Ашанти, поэтому его мнением дорожили, его команды выполняли с готовностью. В свою очередь, Вивиан доверял советам людей, хорошо знавших территорию вокруг их родного города. И здесь не было более горячего добровольца, чем майор Вейси-Хантер из сорок девятого уланского полка; командующий кавалерией постоянно пользовался его услугами, едва ли понимая причины, лежащие за подобной жаждой сражений у человека, волей обстоятельств разлученного с его собственным полком.

Обнаружив, что когда бы он ни отправлялся в город поговорить с матерью, ему не избежать барона фон Гроссладена— во плоти и крови или в виде постоянных упоминаний о нем, — Вивиан использовал свои военные обязанности как повод отказаться от выполнения сыновнего долга. Регулярного обмена записками вполне хватало Маргарет Вейси-Хантер, которая, казалось, уже пришла к определенному мнению по поводу будущей семейной жизни.

Прекращение выплаты щедрого денежного пособия Вивиан как-нибудь перенес бы, но слепая преданность его матери по отношению к немцу заставила его прийти к весьма неприятному выводу: юношеское обожествление матери являлось ошибочным. Она, конечно, была жертвой жестокого обращения со стороны лорда Бранклиффа, но только весьма пассивной. Сейчас-то Вивиан понимал, что это по его настоянию мать приняла приглашение родственников в Родезии, таким образом распрощавшись с ужасной жизнью в Шенстоун-Холле. И осталась с родными в тени их заботливого внимания, потому что так было проще. А когда все решения стал принимать за нее барон фон Гроссладен, Маргарет с удовольствием прекратила опекать сына.

Новый и болезненный взгляд на прошлое позволил Вивиану понять еще одну свою ошибку. Причуды наследственности так перемешали черты характера и внешность, что вслед за светловолосым мальчиком с характером отца на свет появился темноволосый — настоящий Вейси-Хантер, судя по внешнему виду, — но более близкий по духу к их матери. Из двух сыновей достойным наследником череды решительных и энергичных мужчин являлся именно он, Вивиан, а не слабый, постоянно колеблющийся Чарльз.