Последняя сказка маленькой Лизы (СИ) - Юраш Кристина. Страница 20

Только что  ей позвонили и сказали, что пришло немного гуманитарной помощи, которая полагается пенсионерам и инвалидам. Маринина задача была обойти свой район, чтобы узнать, кто из пенсионеров и инвалидов остался в городе. Ей дали пакет с крупами и сахаром. Пакет был тяжелый, поэтому Марина сразу пожалела, что согласилась помогать. Она думала, что придется заниматься бумажками, а не ходить по домам.

- Эти продукты отдашь сразу. Пачка крупы и пакетик сахара. Потом по спискам мы еще дадим, - сказали ей в штабе.

Марина пошла в управление труда и социальной защиты населения и попросила списки инвалидов и пенсионеров. Списки ей не дали. Сказали, что кто она такая, чтобы давать ей личные данные людей. У Марины было удостоверение, отпечатанное на обычном принтере, которое ей выдал комендант, но ей отказали.

- Тогда почему Вы сами этим не занимаетесь раздачей гуманитарной помощи? - спросила девушка, глядя на какую-то чиновницу.

- Это не входит в нашу компетенцию,  - вежливо ответили ей, - Таких распоряжений не поступало.

Марина сказала, что нажалуется коменданту, на что ей ответили:

- Жалуйтесь, сколько влезет! Нам уже который месяц не платят зарплату! Радуйтесь, что мы вообще тут работаем!

- Тоже мне работа! Мне тоже не платят зарплату, но это не значит, что нужно вести себя по-свински!  - огрызнулась Марина.

Девушка попыталась набрать номер коменданта, но телефон не отвечал.  Уже выйдя из кабинета, она почувствовала себя круглой дурой. Настроение у нее окончательно испортилось.  Она шла по улице, как вдруг услышала, страшный грохот. Марина давно уже не обращала внимания на обстрелы, а на сирену почти не реагировала. Почему-то она была уверена, что ей ничего не угрожает.

Но этот страшный грохот где-то совсем неподалеку ее напугал. За УТСЗН поднялось серой облако пыли. В окрестных домах чуть не вылетели стекла.

- Попали, сволочи! - выругалась Марина, пытаясь понять куда именно попали.

Оттуда, где раздался мощный грохот, бежала напуганная женщина в длинном черном сарафане и почему-то босая.

- Там целый дом рухнул! Господи! Господи!  - кричала женщина, спотыкаясь и падая.

Она присела на бордюр и закрыла лицо руками.

- Вот твари, что творят! Мамочки! Мамочки! - истерично кричала женщина в черном сарафане, раскачиваясь вперед-назад, прижимая к груди сумку.

Где-то плакал ребенок, все были напуганы и суетились.

- Господи! - визжала молодая женщина в больших черных очках, бросая на землю  пакет, - Игорь! Игорь! Я...я...на минуту вышла.... Игорь...

Она бросилась бежать в сторону взрыва, пытаясь дозвониться кому-то по телефону. Но телефоны молчали.

Марина смотрела на все это, словно в замедленном кино. Она вспомнила, как комендант города сказал ей о том, что никто их бомбить не будет. Она вспомнила Инну, сидящую на горячей линии, которая успокаивала людей, повторяя то, что сказал ей комендант. Она вспомнила хромающего коменданта, которому прострелили ногу. Теперь всем, кто не хочет слушать его, комендант говорит одно и то же:

- Да я Вам сейчас ногу прострелю!

«Ему бы ногу прострелить, - подумала Марина, - Люди могли бы уехать, а теперь погибают под бомбежками и обстрелами! Толку с вашей сирены? Это при фашизме, когда мессер медленно летел к городу, все успевали спрятаться. Сейчас самолеты летают быстрее, чем включается сирена. А орудия лупят на таком расстоянии, что и не снилось! Хотя, с другой стороны, коменданта тоже понять можно. В городе - разброд и шатание. Централизованной власти нет. Надо же как-то призывать к порядку? А как, если не угрозами?"

Марина до войны работала продавщицей в магазине, потом магазин закрылся - хозяин уехал, и она осталась без работы. Она, как и многие другие жители города была озлоблена войной, которая по прогнозам вообще не должна была начинаться. Но война шла полным ходом и  все никак не заканчивалась. Май, июнь, июль... Сколько можно? С каждым днем становилось все хуже и хуже. Недавно у Марины погибла подруга. Во двор ее дома - прямое попадание. Дом выстоял, уцелел. разве, что трещина пошла, а подругу осколком в спину. Три часа его вытаскивали под анальгином! Других лекарств уже не было. Сердце не выдержало. Умерла, оставив троих маленьких деток сиротами.

- Когда же эта  война закончится, наконец!  - устало сказала Марина, но ее никто не услышал.

Было ощущение какой-то нереальности происходящего. Словно это с кем-то другим, но не с ней.  Кто-то другой стоит на остановке и готовит деньги на проезд, кто-то другой тормозит маршрутку, кто-то другой проходит в салон. Все, как в обычной, мирной жизни... Но вот только что где-то там обрушился целый дом. Погибли десятки людей. Погибла детская библиотека, которая размещалась на первом этаже. По-любому наводчик сработал. Развелось их, тварей, хоть отбавляй. Стоит себе очередь за питьевой водой, а тут мужичок крутится, всех пропускает. Главное, что без бутыля стоит. Говорит, что очередь занял. Потом мужичок пропадает, а через полчаса туда летит снаряд. Или вот недавно поймали наводчицу. Одета, словно юродивая, мусор какой-то тащит за собой. Слава богу, что люди бдительные оказались. Смотрят, а у нее маникюрчик модный. Повязали. и вправду, наводчица. А недавно со стороны, куда ушла бронетехника полетели сигнальные ракеты. Твари... Бесчеловечные и бесчестные твари!

Марина поехала домой, жалея, что столько денег прокатала зря.

Девушка решила идти наобум и стала стучаться во все квартиры в своем районе.  В руках у нее был листок бумаги, куда она записывала имена-фамилии и адреса.

- Вот неблагодарная работа! - ругалась Марина, когда ей не хотели открывать дверь, несмотря на то, что в квартире кто-то явно был. Пенсионеры, наученные рассказами о мошенниках, которые представлялись работниками собеса, не открывали двери незнакомым людям.

- Ну наконец-то! - сказала тихо сама себе Марина, когда ей открыла дверь какая-то дряхлая старушка.

- Я по поводу гуманитарной помощи. Скажите свое имя-фамилию, - вежливо попросила Марина, показав удостоверение.

- Каневская Дарья Васильевна, тысяча девятьсот тридцать восьмого года рождения, -хорошо поставленным голосом, словно читала стихи наизусть, сказала старушка.

Марина все это записала. Она вручила ей пачку гречки и сахар. Старушка расписалась.

- Вы еще к Марье Павловне зайдите! Она в соседнем подъезде живет. Не помню квартиру. Помню, что на третьем этаже, - сказала Дарья Васильевна, закрывая ветхую дверь.

Марина потащилась в соседний подъезд. На третьем этаже было три квартиры. Она позвонила в первую попавшуюся, и так и не услышав звонка, поняла, что нет света. Она постучала. Никто не открыл. Она постучала в соседнюю. Через пару секунд она услышала голос маленькой девочки, которая спросила, кто пришел. Где-то тявкала маленькая собачка. Девочка сказала, что взрослых дома нет, поэтому не может открыть дверь, а Марья Павловна живет в соседней квартире.

Марья Павловна долго не открывала, но потом, узнав, что от Дарьи Васильевны, открыла. Марина отдала ей пакеты и снова пошла на следующий этаж.

Многие квартиры пустовали. Ей открыли еще в семи квартирах, и пакет почти полностью опустел. Марина думала, не оставить ли себе то, пачку сахара и пакетик гречки Денег не было, поэтому идея ей показалась заманчивой. Марина понимала, что это как-то некрасиво, но она успокоила себя мыслью, что это - ее вознаграждение за работу.

Сварив гречку,  она сидела на кухне и жалела себя. Марина часто жалела себя по поводу и без повода. Она вспоминала  прожитый день и почему-то ее мысли вернулись к девочке. Марина хотела иметь детей, но матерью одиночкой становиться не собиралась. Если бы ее устраивал статус  матери -одиночки, то она бы давно уже родила себе ребенка. Сама она выросла в неполной семье. Ее воспитывала мать. Отец бросил их, когда Марина была совсем маленькая. Мать подняла ее на ноги, дала образование, а потом умерла от неизлечимого заболевания, оставив ей квартиру.