Мулен Руж по-русски. Трилогия (СИ) - Решетников Александр Валерьевич. Страница 12

- Понятно. Ладно, пойду, воды натаскаю. Помогу другу Игнату ужин готовить. А то что-то я сегодня проголодался.

РАНЕНЫЙ ОФИЦЕР.

После того, как раненого офицера перенесли в дом, Агеев, при помощи Муравьёва, раздел его и перебинтовал снова. Для перевязки он использовал прокипячённую полоску материи, которую пропитал настойкой из подорожника и крапивы. Этой настойки у них было чуть меньше литра. Мёд, найденный в лесу в одном из деревьев, дал Муравьёву возможность сделать самогон. Очищали самогон через древесный уголь, завёрнутый в льняную тряпицу. Запас этой настойки берегли, как зеницу ока. Других лекарственных средств, кроме небольшого запаса лечебных трав, у них не было. Офицер пришёл в сознание ночью. Кроме него в доме находился только Агеева. Остальные решили ночевать в старом доме, чтобы не беспокоить раненого.

- Где я? - услышал Агеев и тут же приблизился к очнувшемуся офицеру.

- У друзей, сударь. Старайтесь не шевелиться, вы тяжело ранены.

- Пить... Дайте воды.

Агеев смочил ему губы и сказал:

- У вас опасная рана, пить вам пока нельзя.

Раненый жадно облизал влагу на своих губах и на некоторое время притих. Потом, словно очнувшись, произнёс:

- Я вёз казну и документы...

- Не беспокойтесь, они в целости и сохранности.

- Но кто вы, назовите своё имя?

- Я Марсель ибн Карим, бастард персидского правителя Карим-хана.

- Вы хорошо говорите по-русски.

- Моя мать была русской.

- А как вы оказались здесь?

- Я направлялся из Империи Цин в Санкт-Петербург. Но это не важно. Главное, что вам нужно беречь силы, а разговоры отнимают их.

- Марсель ибн Карим, я чувствую, что жить мне осталось не долго, поэтому прошу вас, доставьте казну с документами в Тюмень.

- Не беспокойтесь, если Господь призовёт вас к себе, то я выполню вашу просьбу. Назовите мне своё имя, кто вы, откуда?

- Я капитан-поручик Казанцев Алексей Петрович, инженер-фортификатор, ехал на службу в Тюмень. Моя семья осталась в Вологодской губернии. Там наше родовое поместье, в селе Кувшиново, - с трудом отвечал раненый, тяжело переводя дыхание.

- А в Тюмени есть люди, которые вас знают?

- Нет, - сказал Казанцев и на некоторое время замолчал, пытаясь что-то вспомнить, - я учился во Франции, а когда вернулся в Россию, то меня сразу направили в Тюмень, из-за отсутствия там грамотных инженеров... Я узнавал, кого могу встретить на новом месте службы, но знакомых фамилий не услышал.

- Алексей Петрович, у вас большая семья?

- Семья... Мать и жена, да сын Иван пяти лет. С собой их брать побоялся, неспокойно здесь. Позже хотел...

- А кроме матери и жены других родственников нет?

- Братья в детстве умерли, отец в Семилетнюю войну погиб.

- А родственники жены, может им что передать?

- Жена из Ярославля. Мать с отцом там у неё живут и два младших брата. Про других ничего не могу сказать, не знаю.

- А как звать вашу жену?

- Варвара Михайловна. В девичестве Белокопытова. Сбережения у меня небольшие остались, там они, в сундучке с документами. Передайте ей...

- Обязательно передам.

Разговор и воспоминания отняли у раненого последние силы. Его дыхание стало частым и поверхностным. Вдруг тело офицера исказила резкая судорога, потом сильно напряглось... И он испустил дух. Агеев тяжело вздохнул и перекрестился. Требовалось уснуть, утро обещало быть хлопотным.

ПЛАН.

- Запомни, Егор, ты теперь Ваше благородие Казанцев Алексей Петрович. С этого дня обращаться к нему только так, - и Агеев внимательно посмотрел на собравшихся в доме товарищей, - а Фёдор Тимофеевич станет при тебе денщиком. Он с местными реалиями знаком хорошо, если что, всегда подскажет.

- Марсель... э-э, ибн Карим, а вдруг облажаюсь я?

- Не облажаешься! Во-первых: ты несколько лет учился во Франции фортификации, благо языком французским владеешь. Кстати, где научился?

- От мамы. Она французский обожала. Весь репертуар их популярных песен знала, и любила исполнять. Заодно и меня научила.

- Вот, видишь, какая хорошая у тебя была мама, наперёд думала, - улыбнулся Агеев и продолжил, - ещё языки знаешь?

- В школе, колледже и университете немецкий изучал.

- Прекрасно! Короче, ты был во Франции и многих российских новостей можешь просто не знать. А во-вторых: привезём мы тебя в Тюмень как бы раненного, мол, сотрясение головы сильное получил от бандитов. Тут - помню, тут - не помню, хорошей отмазкой от ненужных вопросов будет. А так - герой! Казну спас, рискуя жизнью! Кто после этого плохо про тебя думать будет?

- А фортификация?

- Ты же учился в строительном колледже! Или забыл всё?

- Нет, конечно, не забыл, я хорошо учился. Только, вы же понимаете, те знания более современны...

- Вот и применишь с умом более современные знания, только за языком следи. Лучше всегда говори степенно, не спеша, как знающий себе цену человек.

- А вдруг меня кто опознает?

- Кто может тебя опознать, находятся далеко. И вообще, твоя безопасность - это наша головная боль. А ты помни о своей роли. Тебе нужно развивать строительство Тюмени, для этого ты сюда и прислан. Понятно?

- Понятно.

- А ты Фёдор Тимофеевич, что скажешь, - обратился к нему Агеев.

- Поспешать нужно, вот что скажу. Лёд на реке уже слабоват. Лошадкам, опять же, скоро есть нечего будет, да и наши запасы подошли к концу. Считай только на мясе и рыбе живём.

- День, два на сборы и репетицию будущего спектакля точно придётся потратить, а потом можно и трогаться, - внёс Агеев своё предложение, - а нужные вещи, которые с собой не получится взять, спрятать надо. Всякое в жизни может случиться, вдруг опять скрываться придётся.

- Так и сделаем, - подвёл итог Лапин.

Часть III

Легализация.

ТЮМЕНСКИЕ ГАСТРОЛИ.

В ясный весенний день, когда солнце нахально разлеглось на небе, полностью обнажив свои прелести, по грязному и рыхлому снегу к воротам Тюмени подъехали сани запряжённые тройкой лошадей. Сзади и спереди их сопровождали конные люди.

- Кто такие? - раздался грозный окрик солдата дежурившего у ворот.

Фёдор Тимофеевич, а с недавних пор просто Федька, оставив за спиной Маллера, выехал вперёд. В новом своём обличии он был совершенно не похож на себя. На гладко выбритом лице остались только усы, которые аккуратной подковкой опускались вниз до самого воротника. Был он в тёмно-зелёном кафтане, в красном камзоле и такого же цвета штанах. На ногах красовались высокие сапоги. На голове молодцевато возвышалась чёрная треуголка. Слева на ремне висела сабля, спрятанная в покрытые медным узором ножны.

- Его благородие капитан-поручик Казанцев Алексей Петрович из Санкт-Петербурга, - сказал горделиво Фёдор, - по личному приказу Её Императорского Величества Императрицы-матушки Екатерины II.

Услышав это, из караульного помещения выскочили ещё двое местных солдат помятого вида и стали быстро убирать бревно, которое лежало на рогатинах и перекрывало дорогу.

- Как проехать до воеводской канцелярии? - спросил у солдата Фёдор.

- А вон господин прапорщик едет, он проводит вас.

На лошади рыжей масти из ворот показался пожилой мужчина в форме прапорщика пехотного полка и направился к ним.

- Ваше благородие, - обратился к нему солдат, - тут Его благородие капитан-поручик Казанцев из самого Петербурга приехали.

Прапорщик подъехал к саням. Возница, роль которого исполнял Кощеев, указывая на укрытого шубой человека сказал:

- Ранены они, плохо себя чувствуют. На дороге разбойники напали, еле отбились.

- А это кто? - спросил старый вояка, указывая на Агеева, Лапина и Муравьёва, которые остановили своих коней за санями и существенно отличались внеш-ним видом от Маллера, Кощеева и Саблина.