Королевство на грани нервного срыва - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 22
Мне повиновались, как древней богине. Заодно в камеру принесли нарезанную на тарелке копченую говядину, сыр и плюс бутылку какого-то пойла.
— Салли, — ласково сказала я. — Я вернулась.
— Люция, твое имя означает светоносная. Ты греешь меня.
— Салли, — я села на ее топчан, — положи голову мне на колени, а я спою тебе песенку…
Это в общем-то была не песенка. Эти строчки просто крутились у меня в голове с тех пор, как я вошла под своды тюрьмы. Возможно, так мой организм реагировал на шок. Возможно, ко всем моим способностям прибавилось еще и рифмоплетство…
Я положила руку на глазницы Салли. Соотнесла свое дыхание с ее собственным, объединила мысленно кровотоки и наполовину стала Салли. А потом отпустила свой разум, свое воображение, и передо мной затанцевали, словно в калейдоскопе, яркие пятнышки-шарики. И среди них образовались два солнышка-одуванчика, два зеркальца, две искорки.
Их я и опустила в глазницы Салли. Пропустила сквозь ладонь пучок космической энергии и поняла, что у Салли теперь есть глаза. Да не простые, а легко отличающие правду от лжи.
Она продолжала спать, и я занялась ее руками. Я залечила каверны, испещряющие их, влила в руки новую силу, да и вообще я поделилась с Салли своими возможностями и силами. После такого я чувствовала себя опустошенной, и мне нужно было выпить воды. Чистой, кристальной, ледяной воды.
Но ее не было — такой. В кувшине оставалась грязноватая, затхлая вода. Ладно, ничего. Я провела над нею ладонью, очищая, и выпила.
И сразу меня потянуло в сон. Все-таки, когда ты занимаешься исцелением, то тратишь силы. И я так и заснула — сидя, с Салли, положившей голову мне на колени.
Мне снился мир Люция. Мальчика с Собакой. Люций ушел от родителей, покинул защитную зону и сейчас буквально шагал навстречу своей смерти. Вокруг него клубились полчища червей, ядовитых сороконожек, жуков и прочих тварей, но они не смели его коснуться. Я поняла почему — Люций раскалил себя, как мартеновский металл. Собака бежала в отдалении от него, и глаза ее слезились.
— Собака, — он повернулся к ней. — Тебя не тронут.
Над Люцием навис червь.
— Я посланник его величества, — просипел червь. — Что вы хотите?
— Я хочу видеть вашего короля.
— Вы слишком опасны.
— Тогда я испепелю вас всех и так или иначе доберусь до вашего короля.
— Хорошо, мы проводим вас.
Люция привели в развалины, там стояло нечто вроде трона с балдахином. На троне сидел огромный жук.
— Кто осмелился побеспокоить меня? — взревел жук.
— Я, — сказал Люций. — Я пришел мстить за мир, который вы уничтожили.
— Месть припоздала. Этот мир не возродить.
— Да я знаю, как и не вернуть к жизни мою сестру Оливию. Но сделать хоть что-то — лучше, чем ничего не сделать.
Люций моргает — и жук разлетается на куски. Золотистый червячок, укрытый в этих бутафорских доспехах, пытается сбежать, но Люций давит его:
— Прощайте, ваше величество.
И тут же все насекомые начинают умирать. Они рассыпаются в прах и пыль, расползаются по швам. Поднимается сильный ветер и сгоняет прочь эту пыль, а когда ветер утихает, планета чиста от захватчиков, искорежена, изуродована, но чиста.
— Люди! — машет рукой Люций, прижимая к себе Собаку. — Их больше нет! Совсем нет!
Видно, как силовые купола над последними прибежищами людей исчезают, и люди выходят на свою, теперь уже точно свою планету.
— Люций! — мама и папа бегут к своему невероятному сыну, но обнять его боятся — он все еще раскален, как металлическая плашка. Вместо этого они обнимают Собаку: — Смотри, Собака, какой он удивительный.
Поздним вечером этого дня на планете все еще светло. Люди празднуют свое освобождение, танцуя и сидя у многочисленных костров, поглощая консервированные продукты и вина.
— Люций, — мама ласково гладит сына по спине. — Ты герой. А у героев своя дорога. Куда ты хочешь уйти от нас? Я ведь это чувствую.
— Я пойду по параллельным мирам, — говорит Люций. — Я буду искать девушку, похожую на мою сестру, и уничтожать инсектоидов, если они где-то захватили мир. Мне будет очень одиноко без вас, но остаться я не могу. Словно у меня крылья, и они зовут меня в путь.
— В путь, — повторяю я и просыпаюсь.
Салли тоже не спит и смотрит на меня чудесными глазами цвета крепкого чая с искорками-золотинками.
— Люция, — говорит она. — На свете нет столько благодарности, сколько в моем сердце.
— Да ладно тебе. Скоро нас здесь уже не будет, и ты увидишь мир, в котором есть место прекрасным вещам. Например, салату оливье. Кстати, я ужасно голодна.
— Эй, — кричу я. — Кормить нас собираются?
— А как же — входит толстопузый охранник, — вот, пожалте, суп-пюре из курицы, жюльен, окорок…
— Неплохо. Мы тут поедим.
— А когда изволите осмотреть нашу обитель скорби?
— После обеда.
— Ах! А это Дырявая Салли? Вы ее исцелили! Матушка-вседержительница, у меня жена к постели двадцать лет прикована, что хотите отдам, только исцелите.
— Хорошо. Но ведь это надо ехать в город?
— Да, это мы организуем.
— Голубчик, мы только пообедаем. Энергия восполнения требует.
— Как же, как же. — Но при этом толстопузик не ушел. Прислуживал при обеде и просто ел меня глазами.
Потом нас представили коменданту, он тоже был потрясен видом Салли, быстро соорудили баркас, комендант поехал с нами, и мы договорились, что пока я буду жить в семье охранника.
Конечно, я исцелила его жену. Там со спинномозговой жидкостью были проблемы. Она так плакала от радости, что я еле ее успокоила. Заодно я вылечила коменданта крепости: у этого симпатичного мужчины было уродство — огромное багровое родимое пятно. Я свела его за секунду, и комендант — звали его Маттео Пострео — стал ходить за мной как привязанный.
А ходить приходилось много. И принимать у себя больных. Прошел месяц, прежде чем я смогла собраться домой. Со мной ехали Салли и комендант, сложивший полномочия и безумно в меня влюбленный. Помню, как это было:
— Госпожа моя! — отбросив зеркало и рыдая, он пал к моим ногам. — Я твой раб до последнего вздоха и твой верный пес. Не гони, позволь служить тебе!
Он так рыдал, что мне стало неудобно:
— Мессер Маттео, полно вам. А кто же комендантом будет?
— Король назначит! А я увольняюсь. Все! Отныне я ваш телохранитель и не позволю волосу упасть с вашей головы!
— Я лысая.
— Все равно. Донна Люция, повелевайте мной!
Тогда же он провел для меня экскурсию по камерам.
— Дражайшая донна, — начал свою экскурсию мессер Маттео. — Кастелло ди Долороза был возведен на этом крошечном каменном островке триста лет назад. Его строителями были первые заключенные, чьи кости перемешались с цементом и проклятиями. Каждый год замок рос, каждый год в нем прибавлялось камер и осужденных. Как видите, он представляет собой спиральную конструкцию, и на каждом витке спирали располагается несколько камер. Те, что ближе к уровню моря, уже давно никто не занимает — холод и сырость в них такие, что человек может прожить в них лишь час.
— Откуда вы знаете, что час?
— Король так казнит самых опасных государственных преступников. Вопли их страданий таковы, что мы иногда до того, как поместить преступника в камеру, даем ему отвар ядовитой травы, сокращающий его муки.