Тайна, покрытая глазурью (СИ) - Риз Екатерина. Страница 15
А Андрей такой милый. Он даже во сне меня за руку держит, у меня даже слов не находится, чтобы передать то, что я чувствую. И если его слова, произнесённые вечером, о том, что мы вместе что-нибудь непременно придумаем, особого доверия у меня не вызвали, то к утру я готова была решить всё единолично, а всё, что наискорейшему решению не поддастся, послать куда подальше. Ни с одним мужчиной я ещё не разговаривала по душам так запросто, к тому же на третий день знакомства. А он слушал, вопросы задавал… Очень верные вопросы и в нужный момент.
Я вздохнула и открыла глаза. Голову повернула, чтобы на часы посмотреть. За окном уже достаточно посветлело, на часах половина шестого. Я спала всего пару часов. Голова гудит, во рту сухо, но совсем не от выпитого вечером вина. Андрей рядом спит, рука на моём животе, я своей ладонью её накрыла, а от досады на себя даже зажмурилась. Почему я не могу быть нормальным человеком, и просто радоваться свалившейся на меня влюблённости? По идее, должна бы сейчас отсыпаться рядом с мужчиной, с которым едва ли не до рассвета любовью занималась, уже и забыла, что такое бывает. И сейчас он спокойно спит, на щеках тень от проступившей тёмной щетины, дыхание ровное, а лицо расслабленное. Я взглядом его лицо изучала, всё-таки первое утро с ним, а потом осторожно переместила его руку со своего живота на одеяло. Медленно поднялась. Глаз с Андрея не спускала, но он даже не пошевелился. Устал, бедный.
Я отступила к двери. Про халат забыла, но возвращаться поостереглась, так и вышла из спальни, в чём мать родила. Только у порога помедлила, всё так же не спуская глаз с сонного Андрея, дотянулась рукой до его джинсов, небрежно переброшенных через подлокотник кресла, и достала из заднего кармана бумажник. И уже с ним скрылась за дверью. Конечно, это некрасиво и даже неправильно, но мне необходимо было знать, с кем я сплю. Паспорта у него с собой не было, это я точно знала, видела его в гостинице, на столе лежал, рядом с ноутбуком и папкой с какими-то документами, но с собой у Андрея должны быть водительские права. Я бумажник открыла, заглянула в отделение для бумажных купюр, не без основания хмыкнула, оценив количество, затем провела пальцем по кармашкам, с выглядывающими из них, банковскими картами, и уже в последнюю очередь посмотрела на права. Данилов Андрей Иванович. Семьдесят восьмого года рождения, место жительства: Москва. На фотографии без сомнения Андрей. Я с полминуты разглядывала кусочек пластика. Ну что, стало легче? Самое гадкое, что да, стало. И даже не стыдно, что по чужим карманам лажу. Всё-таки Лизка права, и у меня что-то с головой.
Бумажник я вернула с лёгкостью, а вот когда в кровать ложилась, Андрей и проснулся. Глаза открыл, посмотрел непонимающе, потом сонно заморгал.
— Ты чего?
А чего я? Стою у кровати, голая, приподнимая край одеяла, а минуту назад его же бумажник в его же карман возвращала, как опытная воровка, не произведя ни звука.
Я под одеяло нырнула и к Андрею поспешила придвинуться, обняла его.
— Ничего, — шепнула я, — спи.
Он вздохнул, щекой к моей макушке прижался, а я поцеловала его в шею. Чувствовала себя успокоенной и счастливой. И в сон потянуло.
Следующие несколько дней я старалась ни с кем из близких родственников не общаться, а уж тем более не встречаться. Всё моё внимание было отдано Андрею. Телефон, конечно, включила, иначе лишь бы распалила воображение сестры, и та принялась бы активно искать со мной встречи. А тут по телефону со мной поговорила, я отделалась несколькими небрежными фразами о том, что у меня всё в порядке, а если кого-то — кого-то, вроде Алексея Дмитрича — волнует моя мораль, то пусть задумается о том, что его это уже давно и никак не касается. А у меня всё хорошо, даже замечательно. Лизка попыталась расспросить меня о неожиданно появившемся возлюбленном, задавала, прямо скажем, вопросы неприличные, но я ещё не была готова откровенничать с сестрой, да и остерегалась, если честно, и поэтому быстренько перевела разговор на подготовку дня рождения Олега.
Андрей целыми днями где-то пропадал, катался по области, искал что-то мне неведомое и непонятное, но вечерами его рассказ изобиловал подробностями, и я не волновалась. И, признаюсь, через несколько дней мне всё же стало стыдно из-за своего поступка. Не следовало мне к нему в карман лезть, нужно было просто спросить, попросить рассказать о себе. Он же своих вопросов не стеснялся. Почему он расспрашивает меня о моей семье, а я всё чего-то стесняюсь? Хотя, не стесняюсь, скорее уж боюсь услышать что-то, что мне не понравится. Хоть режьте меня, а я не в состоянии поверить, что такого мужчину в Москве никто не ждёт. Мы когда по улице идём, в обнимку, женщины на него и то внимание обращают, а если представить, что он один где-то появляется… Думаю, не найдётся дуры ему отказать, если он решит проявить заинтересованность.
Кажется, я тоже ревнивая. Надо же, не замечала раньше.
Вчера вечером даже принялась разглядывать его безымянный палец, пытаясь понять, есть след от кольца или нет.
— Ты мне палец оторвёшь, — в шутку пожаловался Андрей, но всё же с интересом наблюдая за моими действиями.
Я ничуть не смутилась, наоборот, проявила любопытство.
— А он тебе нужен?
— Интересный поворот событий, — фыркнул он. — Пригодится, когда-нибудь. — Потом наклонился ко мне, заглядывая в глаза. — Замуж собралась, что ли?
— А ты позовёшь?
На его губах расплылась улыбка.
— Не знаю, поживём — увидим.
Я руку его отпустила, на быстрый поцелуй ответила.
— Ты ведь не будешь торопиться искать этот участок? — закинула я удочку.
Андрей успокаивающе поцеловал меня в лоб.
— Сладкий, всё равно когда-нибудь уезжать придётся. Надо быть к этому готовыми.
— И что мы будем делать? — спросила я печально.
— А что ты расстраиваешься? От Москвы не так уж и далеко, не Сибирь и не Камчатка. Буду приезжать.
Я обняла его и притворно хныкнула.
— Андрюш.
— Всё будет хорошо, — пообещал он, но я всё равно расстроилась.
И на следующий день была невесёлой, что, конечно, не было оставлено без внимания. Утром приехала к сестре, в их загородный дом, чтобы проследить за приготовлениями к фуршету. В саду собирали тент и расставляли столы, привезли первые закуски. Я поговорила с поставщиком, потом прошла в дом, рассказать о деталях приготовлений Лизке. Фуршет должен был состояться завтра, и на банальные шашлыки, на которые намекал Олег, похож уже совсем не был. Гостей набиралось человек двадцать, причем ни одного родственника, все люди нужные и солидные. Вот тебе и посидели у костра с гитарой. Олег мне не простит предательства. И, будто подслушав мои мысли, виновник торжества встретил меня на кухне и продемонстрировал кулак.
— Чего ты влезла?
— Если бы я не влезла, — резонно заметила я, — сидел бы ты завтра в ресторане при всём параде.
Олег недовольно сдвинул густые брови, потёр усы.
— Достала меня эта формальщина.
— Ехал бы тогда к матери в деревню, — сказала я. Прошла к холодильнику, достала яйца, овощи и упаковку бекона. — Пополол бы картошечку, наколол бы дров, вот и отдохнул душой.
Олег присел на высокий табурет, на меня посмотрел и усмехнулся.
— Как у тебя всё просто.
Я плечами пожала, потом спросила:
— Ты так и не убедил её переехать в город?
— Нет. — Он с досадой головой качнул. — Так и помрёт на своих грядках. Вот скажи, на хрена ей сдались эти огурцы и помидоры? Узнает кто, что она на рынок ездит их продавать, стыда не оберёшься.
— Она всю жизнь так жила, Олег.
— Вот именно, пора бы уже и отдохнуть.
Я улыбнулась.
— Я не представляю твою маму на спа-курорте, уж прости. — Иногда мне казалось, что у Олега навязчивая идея: зазвать свою маму, труженицу старой закалки, на какой-нибудь европейский курорт. Он всеми силами старался уйти от своего пролетарского происхождения, детства и юности во дворе фабричного барака. Зарабатывал и любил деньги, одевался только в итальянские костюмы, ездил на лучших машинах, для семьи построил настоящий особняк, денег на жену не жалел, желая иметь рядом с собой стильно одетую красавицу, а его собственная мать называла его капиталистом и денежным мешком, причём говорила это с ноткой обречённости. Кажется, Ирина Михайловна, всю жизнь до пенсии честно проработавшая на фабрике музыкальных инструментов, верила в то, что её сын — человек пропащий, обрекший себя на бессмысленное зарабатывание денег, а ведь деньги счастья не приносят. Уж не знаю, как они с Гориным подружиться смогли, что общего нашли, тот был из известной в области династии педагогов, отец Алексея Дмитрича был ректором университета, который они с Олегом, да и я сама, благополучно закончили. Познакомились на первом курсе, подружились, и до сих пор плечо к плечу, спина к спине. В общем, семьями дружат. Хотя, этот факт иногда очень мешает мне жить. Как сейчас например. Не успела я переступить порог их дома, а Олег уже устремил на меня изучающий взгляд, видимо, по заданию друга. Ведь близкие считали, что мы с Гориным, хоть и наделали кучу ошибок, но созданы друг для друга, и когда-нибудь любовь победит. Про то, что любви давно нет, а то бишь и побеждать нечему, слушать было тоскливо и никому не интересно, вот и приходилось мне терпеть и отмалчиваться. Не спорить же громогласно с мэром? К тому же, это была интрига, сплетня номер один в городе, которую произносить было возможно исключительно шёпотом: Алексей Дмитрич беззаветно влюблён в свою бывшую, они вместе мучаются и страдают, но соблюдают приличия, ради его детей и политической карьеры. Единственное, что не вписывалось в нашу историю, это его жена, которая всегда улыбалась и сияла от счастья, даже когда меня видела, её улыбка ни на мгновение не меркла. Да, чего у Галки не отнять, так это актёрских способностей. Да и вообще я считала, что ей совершенно наплевать, с кем её муж спит, хотя меня она ненавидела в принципе, а всех остальных баб по привычке. Она счастлива только от мысли, что она жена мэра. Наверное, почуяв перспективы, она, в своё время, вцепилась в Горина руками и ногами, и буквально вынудила его жениться на ней, и через шесть месяцев после свадьбы родила ему первого ребёнка. Вот она готова была стать и женой, и матерью, а главное, первой леди нашего чудесного старинного городка, переполненного летом туристами, при этом она не намного меня и старше. Поневоле почувствуешь себя глупой и незрелой. Лизка мне не раз, пусть и злорадным шёпотом, говорила: