Игра в аду (СИ) - Пашкова Ксения "MaryAllis". Страница 12

Вместе с Кариной исчезло абсолютно все: надежды, которые на нее возлагали, ее собственные и родительские труды для ее перспективного будущего, улыбающиеся глаза и бьющая ключом юная жизнь.

Как странно, что в такой момент я думаю о фотографиях в ее гостиной. Казалось бы, что такого особенного в этом элементе декора. Но они значат намного больше. Они передают все радости и печали, которые она пережила. Это линия ее жизни. И она заканчивается здесь, на игре, на которой она оказалась по моей вине.

Я понимаю, что ошиблась насчет последнего фото. Возможно, им станет фото Карины в фиолетовом гробу.

Что может быть проще, чем дышать? Но я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Кажется, что грудная клетка вот-вот разорвется. Я чувствую не просто тревогу. Я ощущаю беспощадный опустошающий страх. Из-за онемевших конечностей, мне не удается даже пошевелиться. Не получается, даже приподняться. Продолжая задыхаться, я падаю на спину, а в ушах пульсирует сумасшедшее сердцебиение.

У меня паническая атака? А, может быть, инфаркт, и я умираю?

Но умереть мне не дают, хотя эта мысль даже начинает греть меня.

В кабине появляется охранник со шприцом в руке. Я вижу, как блестит приближающаяся ко мне игла, и как она проникает под кожу. Неизвестная жидкость разливается по телу, пока меня возвращают к себе «домой».

Охранник не церемонится со мной: слегка нагнувшись, он бросает меня прямо в собственную рвоту. Я громко приземляюсь на спину. Теперь, к невыносимой эмоциональной боли добавляется еще и физическая.

Когда человек получает серьезную рану, у него зачастую случается шок. И, если вовремя ему не помочь, он умрет. Сейчас я испытываю нечто похожее. Каждая последующая минута становится тяжелее предыдущей. Каждый новый вдох дается сложнее. Теперь, мне больно даже моргать.

Спустя несколько минут мне удается приподняться, но голова беспомощно свисает над коленями. Я даже не плачу. Никто не плачет, когда у него шок.

15 глава

Спустя год, месяц и одна неделя после игры

Его звали Игорь Андреевич. Он был моим третьим психиатром и единственным, кому я позволила себе помочь.

Из всех, с кем мне довелось пообщаться, только он не пытался вселить веру в собственные силы и грядущие перемены. Игорь Андреевич четко представлял, что происходит внутри меня, и знал, что этому не будет конца. И пусть его слова казались пессимистичными, принять свое незавидное положение куда важнее, чем слышать ободряющие речи. Какой смысл от радужных грез, если им не суждено сбыться?

Я часто вспоминаю наши разговоры. Для меня, каждая сказанная им фраза, стала своего рода мантрой. Его плавная речь навсегда отпечаталась в сознании, и я без труда воспроизвожу в голове его голос.

Мне точно известно, что, если бы не Игорь Андреевич, я бы сейчас здесь не лежала.

Макс и Бель смотрят в комнате телевизор. После работы они всегда такие уставшие, что просмотр дурацких телепередач, не несущих никакой смысловой нагрузки - единственное, на что у них хватает сил в конце дня. По традиции они предложили мне присоединиться к ним, но я, как всегда, отказалась. Для меня куда важнее лежать и вспоминать сеансы с психиатром.

Макс заходит в комнату так тихо, что я не замечаю.

- Ты спишь?

Я вздрагиваю от его шипящего голоса над моим ухом.

- Ты напугал меня.

- Прости. Бель уснула, а я не могу. Хочешь кофе или чай? Я решил выпить перед сном.

- И как доза кофеина поможет тебе в этом? – спрашиваю я, выбираясь из-под теплого одеяла.

Макс пожимает плечами.

- Мне просто хочется.

- Идем. Я буду мятный.

- Договорились.

Такие обычные вещи, как готовка или кружка мятного чая, приготовленного соседом, кажутся такими странными и непривычными, словно я делаю все это впервые.

- Я рад, что ты не против проводить со мной время.

Я пожимаю плечами.

- Мне просто захотелось чая.

Макс смотрит на меня из-под копны светлых волос, спадающих на глаза. По его лицу пробегает тень легкой ухмылки.

- Как скажешь, – отвечает он, ставя передо мной чашку.

Я делаю несколько коротких глотков, а сама украдкой поглядываю на соседа, аккуратно помешивающего свой чай.

Мне почему-то хочется сказать ему «спасибо», но с недавних пор слова благодарности даются не так просто.

- Очень вкусно, – тихо произношу я.

- Дома у меня был целый шкаф, набитый чаем: черным, зеленым, белым, желтым, улун и пуэр.

Становится заметно, как Макса окутывает пелена приятных сердцу воспоминаний.

- Что еще за улун и пу…? – спрашиваю я.

- Пуэр. Один из самых дорогих сортов чая в мире. У меня его было совсем немного. Пуэр для особых дней и особенных людей. Его нужно пить маленькими порциями, чтобы оценить не только его вкус, но и послевкусие, которое, поверь, просто незабываемое, – сосед рассказывает о чае с таким восхищением, словно это что-то волшебное.

- А Улун?

- Это что-то среднее между черным и зеленым. Он содержит полезные для организма соединения. У меня был улун сорта Те Гуань Инь. Чай получался янтарного цвета с медово-орхидейным ароматом.

- Потрясающе! - я улыбаюсь, потому что прежде не встречала столь увлеченного человека.

- Если бы я только мог угостить тебя хоть чем-то из тех запасов, – с некой горечью в голосе задумчиво произносит сосед.

- Я и за мятный благодарна.

Парень кладет на мою руку свою ладонь и робко улыбается.

Я встаю, и чашка падает на пол, разбиваясь на несколько крупных осколков. Хочется кинуться их собирать, но Макс бросает на меня строгий взгляд. Поэтому, я остаюсь на месте, откуда наблюдаю, как сосед собирает то, что осталось от его чашки. Затем он вытирает пол от остатков приготовленного им для меня чая. Мне кажется, что в этот момент он вообще жалеет, что рассказал мне про свой интерес.

Закончив, он поднимает на меня глаза и снова улыбается. Как ни в чем не бывало.

- Спасибо за то, что посидела тут со мной и послушала. Спокойной ночи.

Он уходит в свою комнату, а я остаюсь на кухне. Смотрю на то место, где несколько минут назад лежала ладонь Макса на моей руке. Я хочу улыбнуться, но почему-то становится так грустно, что хочется заплакать.

16 глава

Спустя год, месяц и две недели после игры

Макс пьет чай из красной кружки с рисунком совы. Даже стань я слепой, узнала бы ее наощупь.

- Это подарок на день рождения, – громко говорю я.

Сосед едва не подпрыгивает на стуле, услышав мой голос.

- Прости, что взял ее.

Он встает и направляется к раковине. Я догадываюсь, что он хочет сделать и останавливаю его прежде, чем он выливает весь чай в сток.

- Можешь допить. Я не против.

Макс смотрит на меня с недоверием, но медленными шагами идет назад к столу.

- Карина всегда олицетворяла меня с совой, и в тот день рождения подарила блокнот, свитер и эту кружку. Все с изображением сов. Блокнот затерялся, свитер стал мал, а кружку удалось сохранить. Я пила из нее всего несколько раз.

- Она была с тобой в тот день?

- Я потащила ее туда с собой. Хотела, чтобы она развеялась, отвлеклась от учебы. Только Карина умела так всецело поглощаться во что-то и полностью отдавать себя делу.

- Такие люди заслуживают уважения, - тихо говорит Макс.

Он боится задеть мою память о подруге, поэтому я решаю перевести тему.

- А где ты работаешь?

Его удивляет этот вопрос, и он без стеснения выпучивает глаза.

- Я сушист.

Я приподнимаю брови, потому что с трудом могу представить соседа в белом костюме на кухне в суши-ресторане.

- В основном готовлю роллы, суши занимается мой коллега, – продолжает он.

- И как так вышло? – спрашиваю я, присаживаясь напротив соседа.

Микки пожимает плечами.

- Само собой как-то. Еще подростком попробовал японскую кухню и с первого ролла влюбился в нее. Свои первые роллы я сготовил в семнадцать лет. Купил в магазине все необходимое, а когда оказался на кухне, то осознал, что даже не умею варить рис. Тогда мои навыки были далеки даже от уровня чайника. Роллы вышли невкусными. После этого я еще год не возвращался к попыткам научиться. А, увидев вакансию в местном японском ресторане, не сдержался и зашел внутрь. Мне так понравилось белое одеяние сушиста, работающего за прозрачным стеклом, и его черная шапочка на голове с красным иероглифом посередине. Он так быстро готовил, что я даже не успевал заметить, как он раскладывает начинку и щедро смазывает ее сыром. Стоя там, я вспомнил, как мои роллы разваливались, и каким резиновым был на вкус рис. Чем дольше там находился, тем больше понимал, что хочу стать сушистом. Затем все пошло своим чередом: обучение, многочисленные неудачные попытки, снова обучение, снова попытки. И так до тех пор, пока вкус и форма моих роллов не стали приближенными к идеалу.