Игра в аду (СИ) - Пашкова Ксения "MaryAllis". Страница 8

Я смотрела новости и читала газеты. Никто не обошел стороной произошедшее, но ничего толкового в этих сводках не было. Одни сплошные "охи и ахи" на фоне негодующих комментариев, приправленных обвинениями властей в отсутствии контроля над подобными мероприятиями. А еще мое фото, красующееся, как правило, сбоку. Фото обязательно самое лучшее, желательно, со слегка грустными глазами.

- Можно задать один вопрос? - спрашивает сосед.

У него такое невинное лицо, будто он за всю жизнь не совершил ничего дурного. Интересно, а видно ли по моему лицу, что я за человек. Остались ли на нем следы после того, что я сделала?

- Задавай. Только не сильно глупый.

Он набирает воздуха в легкие. На какой вопрос ему нужно так много смелости?

- Почему ты не в тюрьме? - выпаливает он.

Я даже не знаю, стоит ли мне изобразить удивление подобному вопросу или продемонстрировать, как сильно я задета. Но мне надоедает ломать комедию, и я решаю ответить ему честно.

- Я считаю, что мне там самое место. Но ты ведь сам понимаешь, что у меня не было выбора, - с иронией произношу я.

- Кто эта женщина, которая устроила это все? Кажется, София.

Меня наизнанку выворачивает и передергивает от ее имени. Если бы хоть кто-то знал, что можно так сильно ненавидеть. Что можно каждый вечер перед сном представлять ее смерть. Раз за разом, по новому сценарию каждый день. Каких только жестокостей первое время не рисовало мое воображение: в нем были нож и розги, дробовик и бензопила, электрический стул и даже ведро кислоты, вылитой на ее мерзкое лицо. Я отрезала ей в своих мечтах по очереди пальцы, выкачивала медленно кровь, втыкала иглы по всему телу, словно в куклу вуду, выдавливала голыми руками ей глаза и снимала с головы скальп. Иногда мне казалось, что я стану похожей на нее: больной на голову садисткой.

- В полиции рассматривалась версия, что она психологический террорист, но без нее самой непросто разобраться, кем она была на самом деле.

- А что в итоге с ней случилось?

- Я ее убила.

Макс вздрагивает, потому что ехидство и коварная улыбка, с которой я это произношу, не может не испугать. Уверена, что год назад, даже после десятка репетиций, я бы не смогла изобразить на лице ту гримасу, которая сейчас на моем лице. Наверное, именно сейчас он видит это. По-настоящему видит, что я сделала и какой теперь человек.

11 глава

Спустя год и три недели после игры.

Макс уговаривает меня пойти с ним в магазин. В то время, пока он в молочном отделе ищет йогурт, я ухожу почти в другой конец помещения, туда, где находится выпечка. Здесь пахнет свежеиспеченным хлебом и плюшками с сахаром. У самих стеллажей можно уловить запах корицы, ванили и мака. Я подхожу к круглому столику, около которого стоит молодая девушка в белом одеянии. Она предлагает мне поучаствовать в дегустации выпечки. Я беру мини-круассан с повидлом и откусываю от него совсем небольшой кусочек. Всем известно, что еду нужно смаковать, чтобы получить от нее настоящее удовольствие. Раньше мне никогда не удавалось этого, я всегда спешила и проглатывала еду так, словно не ела несколько дней.

Сейчас же я застываю на то мгновенье, когда круассан оказывается во рту. Я медленно жую его, и вишневое повидло плавно вытекает из него, обволакивая мой рот. Когда я проглатываю этот маленький сладкий кусочек, ненадолго появляется давно позабытое ощущение беззаботной жизни.

Я возвращаюсь в молочный отдел, но Макса там уже нет. Это почему-то вызывает у меня панику. Я начинаю бегать из одного отдела в другой, и, в конце концов, запыхавшаяся, нахожу его в овощном.

- Я тебя потеряла.

- Ты сама ушла, - говорит сосед, пожимая плечами.

Я ничего не отвечаю, хотя хочется сказать, чтобы он так больше никогда не делал. Хочется попросить никогда не оставлять меня в одиночестве в общественных местах, потому что я могу легко затеряться и запаниковать. Но у меня нет такого права.

Мы стоим на кассе в тот момент, когда женщина, стоящая в соседней очереди, начинает тыкать в меня пальцем. Она не убирает его, пока шепчет что-то на ухо своему обрюзгшему мужу. Когда она заканчивает говорить, он поднимает на меня глаза и смотрит с отвращением.

Я уже научилась различать людей по тому, как они ко мне относятся. Существует всего два типа: сочувствующие и презирающие.

Люди создают в социальных сетях сообщества в мою поддержку, но находятся те, кто заходит туда, чтобы выложить мое фото с надписью "Убийца". Часто развязываются настоящие споры, переходящие все границы. Люди пытаются уличить друг друга в грехе: в отсутствии сочувствия и заботы о ближнем, попавшем в беду, либо в защите человека, совершившего страшный грех - убийство.

Сейчас я понимаю, что все это породил страх. Из-за него все становятся, словно лишенными остальных чувств. Они перестают замечать очевидные факты и отказываются слышать друг друга.

Многие забывают о таких вещах, как милосердие и сочувствие. Они прикрывают свое равнодушие презрением, боясь, что кто-то заметит их неумение сопереживать. Некоторые люди не чувствует со мной родственной связи, потому что для них - я больше не человек.

Максу не нравится то, что происходит. Я вижу, как он впивается глазами в эту парочку, и как вот-вот просверлит дыры в их телах своим пристальным взглядом.

- Просто заплати за продукты, и мы уйдем, - спокойным тоном произношу я. - Они ничего не знают.

Но мой сосед - тот тип людей, которые задумав что-то, уже ни за что не отступят.

Макс протягивает деньги кассиру, а затем медленными шагами направляется к пялящейся на меня парочке.

- Может быть, поделитесь, из-за чего вы ломаете себе глаза, рассматривая мою подругу?

Женщина отворачивается. Но не от стыда, а потому, что она из тех дамочек, которые говорят: "Не женское это дело - с мужиками бодаться". Ее муж, напротив, выпячивает, словно индюк, вперед грудь и делает шаг навстречу Максу. Я в это время складываю продукты в пакет и начинаю искать глазами охрану. Меньше всего мне хочется разнимать их, когда они сцепятся.

Но мой сосед оказывается не из тех, кто машет кулаками. Он отходит на шаг назад от мужчины, а на его лице появляется странная ухмылка.

- Интересно, как бы вы с женой повели себя на той игре. - Макс разглаживает пальцами свой подбородок, изображая задумчивость, - Спорим, вы бы спасали собственную шкуру, а не друг друга.

- Дурак, что ты несешь! - я подбегаю к соседу и пытаюсь его оттащить. - Идем домой.

Но он не останавливается.

- Или считаете, что вы выше подобного? Думаете, вам чуждо испытывать настолько сильный страх, из-за которого люди идут на худшие в жизни поступки? Вы и правда считаете, что вы от этого так далеки? - взрывается криком сосед.

К нам уже направляется охранник, но за эти несколько секунд мужчина успевает толкнуть Макса так сильно, что тот отлетает на кассовую ленту.

Когда мы оказываемся буквально вышвырнутыми из торгового центра, я радуюсь тому, что соседу хватило ума не отвечать на удар.

Он демонстративно поправляет свою прическу, хотя его светлые кудри всегда беспорядочно торчат на голове.

- Почему ты сказала, что они ничего не знают? - спрашивает Макс, забирая у меня пакет с продуктами.

- Есть вещи, которые не были подвергнуты огласке, - отвечаю я, про себя стыдясь, что существуют факты, которые я скрыла даже от полиции.

- Например?

- Во избежание паники в обществе были скрыты некоторые детали произошедшего на игре.

- Я бы хотел узнать об этом.

- Я ничего не скажу.

Макс издает протяжное "пффф", но заметно, что он совсем не удивлен моему отказу.

- Знаешь... - начинаю я, - там были люди, которые были готовы умереть, лишь бы не стать жертвой манипуляций. Они бы лучше словили пулю в лоб, чем стали марионеткой в игре Софии. Эти люди - не пешки вроде меня. Такие, как они, посмертно становятся героями.