Господин горных дорог (СИ) - Иорданская Дарья Алексеевна. Страница 8

— Мы дадим тебе прялку и солому. В донесении сказано, что ты за ночь перепряла целую ригу соломы. Мы не знаем, что такое «рига», но едва ли она больше комнаты в северной башне. Если завтра на месте соломы окажется золото, мы наградим тебя. Если же нет — тебе отрубят голову.

Король удалился в спальню, кажется, сразу позабыв про диковинную пряху. Келу же отвели в башню и заперли в комнате, полной соломы. Посредине стояла небольшая самопрялка*; Кела и не знала, как подступиться к такой. Сев на пол, она уронила лицо в ладони. Стоило покидать родную деревню, чтобы погибнуть от руки королевского палача.

Она не плакала, потому что не любила плакать. Просто сидела молча, уставившись в пол.

— Вижу, у тебя неприятности, — насмешливо сказал незнакомый голос.

На подоконнике, болтая короткими ножками, сидел гном, как его любят изображать на подарочных картинках, только очень безобразный.

— Я мог бы спрясть для тебя эту солому, — продолжил гном с ухмылкой. — За умеренную плату, конечно.

Кела, в последнее время свыкшаяся с мыслью, что все неприятности достаются именно ей, выпрямилась и гордо вздернула подбородок.

— И чего же ты хочешь?

Гном задумался, даже перестал болтать ногами.

— Твоего первенца, — выдал он наконец. — Жизнь за жизнь. По-моему это справедливо.

Кела с трудом могла представить себе, что у нее когда-нибудь будет ребенок, тем более, что муж был мертв, а Абель куда-то ушел.

— Я согласна, — сказала она.

Гном спрыгнул с подоконника, прицепился тюк соломы вместо кудели и нажал на педаль. Колесо крутилось, жесткая золотистая солома превращалась в нить чистого золота, а Кела тщетно пыталась понять, как же это выходит. Сухие стебли травы, касаясь необычно тонких пальцев гнома, превращались в сверкающий металл. Вскоре Келе наскучило наблюдать, и она отошла к окну.

На горизонте высились горы — необычайно лиловые, полускрытые дымкой. Келе подумалось, что не стоило их покидать. Лучше и вправду было остаться дома и до самой смерти не выходить за огород Загоржы.

Прялка стрекотала, и гном напевал смутно знакомую мелодию. Но когда Кела обернулась, никого уже не нашла, только прялку и клубки золотых нитей.

На рассвете появился слуга, в изумлении оглядел полную золота комнату и поспешно скрылся. Спустя несколько минут появился Аугустус Петер в ночной сорочке и колпаке, следом бежал сухонький камердинер с парчовым халатом. Король внимательно изучил клубок, велел слуге и камердинеру попробовать его на зубок и широко улыбнулся.

— Это чудо! Это просто чудо! Как же тебя зовут, дитя?

— Кела, господин, — опустив глаза в пол тихо ответила Кела.

— Ты должна звать нас «сир», — мягко укорил король. — И кланяться. А, ладно! Джоссон, отведи эту горянку к Августе, пускай оденет и накормит девочку. А вечером отведи ее в южную башню. Пускай напрядет еще золота.

У Келы сердце рухнуло в пятки. Выходит, что ночная сделка с безобразным гномом была зря. Совершенно безвольная, она позволила отвести себя лестницами и коридорами в пышно обставленные покои. Сначала показалось, что они пусты, но потом Кела смогла разглядеть седую стройную даму, которая из-за зеленого наряда почти сливалась с обивкой дивана. Несмотря на ранее время, дама уже была полностью одета в пышное, но довольно строгое платье, отделанное кружевом. Увидев слугу, дама отложила перо и лист пергамена, поднялась необычайно легко и грациозно для женщины преклонных лет и подошла к Келе.

— Бедное дитя! Можешь идти, Джоссон, я позабочусь о девочке.

Сделав Келе знак следовать за собой, дама прошествовала в одну из дверей, в комнату полную нарядов, зеркал, всевозможных драгоценностей, ароматных баночек и флаконов.

— Как тебя зовут, детка? — спросила дама, присаживаясь на один из пуифков. — Да ты садись!

— Кела, — тихо ответила Кела, садясь.

— А я — Августа вон Бронниц, но лучше, если ты будешь звать меня просто Августой, — баронесса лукаво подмигнула. — Ты действительно умеешь прясть из соломы золото?

Кела порозовела.

— Можешь не отвечать, — махнула рукой Августа. Это, в конце-концов, твоя тайна. Так, сейчас я найду тебе какое-нибудь пристойное платье. Хотя, у тебя такая стройная тонкая фигура, что, конечно, нужно шить отдельно. К счастью, я — худая старуха.

И Августа вновь очаровательно подмигнула. Она нашла для Келы простое светло-серое платье и позволила перевязать волосы белой траурной лентой. Время до вечера было проведено в обществе баронессы-поэтессы, женщины и впрямь неординарной и мудрой. На закате Келу вновь отвели в башню.

Эта комната была раза в полтора больше вчерашней, соломы, естественно, тоже прибавилось. Кела подошла к окну, но из южной башни гор видно не было, только город, обведенный изгибом ярко-синей даже в сумерках реки.

— Ну что, помочь тебе еще разок? — насмешливо спросил гном.

Кела обернулась. Он сидел за прялкой, постукивая аккуратными ногтями по колесу.

— И что ты потребуешь?

— А, не бери в голову: твоего второго ребенка. Свободу за свободу.

Кела рассудила, что раз уж на первенца у нее надежды нет, так на второго ребенка — тем более. Она согласилась. Гном вновь нацепил сено на прялку и надавил педаль. Очень скоро Келе надоело наблюдать за работающим гномом, она отвернулась и увлеклась суетой столицы. С высоты башни горожане казались никогда не знающими покоя муравьями. Столица спала даже глубокой ночью.

К рассвету гном перепрял солому и исчез, не прощаясь. Кела так и не смогла узнать мелодию, которую он напевал. Появился король, повертел в руках мотки золотых нитей и внимательно оглядел Келу с головы до ног.

— Мы приняли решение. Если ты напрядешь нам еще золота, мы женимся на тебе. Если же нет — тебе отрубят голову.

Кела открыла рот, чтобы отказаться, но Аугустус Петер заметил, что с королями не спорят. Келу опять отвели к баронессе Августе, занятой весьма прозаическим для придворной дамы делом — она вязала. Увидев несчастное лицо Келы, Августа усадила девушку на диван и велела рассказывать.

— Не понимаю, почему это женщины так любят роскошных подлецов, — вздохнула баронесса, когда Кела закончила свой рассказ.

— О ком вы? Я не люблю короля, госпожа, я едва его знаю!

— Да при чем тут Петер?! — Августа презрительно фыркнула. — Я о Григоре твоем!

— И вовсе я не… — Кела насупилась. — Так или иначе, завтра я или умру, или стану королевой.

— Петер не так уж плох, дитя мое, — Августа печально улыбнулась. — Конечно, отец его был несравненно лучшим человеком и королем, но и Петер далеко не худший вариант. В руках умной женщины он будет весьма и весьма удобен. Так или иначе, Кела, умирать тебе еще слишком рано. Уж лучше стать королевой.

— А как же требования этого карлика? — нахмурилась Кела.

— Ну, всегда же можно что-нибудь придумать, — мягко успокоила ее баронесса.

Комната была больше двух предыдущих, взятых разом. И соломы было больше, оставалось только гадать, откуда ее раздобыли в середине лета. Кела села на один из тюков и мрачно уставилась в стену. Гному пришлось еще тормошить ее, чтобы привлечь внимание.

— Так помощь требуется, или нет?

— И во сколько же ты оцениваешь сомнительное удовольствие сделать меня королевой? — хмуро спросила Кела.

— Ты отдашь мне мужа своей дочери, — ответил гном. — Счастье за счастье.

— Идет.

Кела поднялась и отошла к окну. Гновь вновь сел за прялку, напевая все ту же смутно знакомую песню. Всю ночь перепрядал он солому в золотую нить, а Кела, стоя у окна, плела из выпавших соломинок куклу. Когда небо, видное из окна восточной башни, порозовело, прялка прокрутилась в последний раз и умолкла. Смолка и песня. Гном исчез, напомнив напоследок о данных Келой обещаниях.

Появился король, оглядел комнату и вновь исчез. Слуги отвели Келу в роскошно убранные покои, выкупали в ванне, полной душистых цветов, расчесали ее немного отросшие волосы, одели девушку в восхитительное зеленое платье. Девушка теперь казалась себе разряженной куклой. Слуги оставили ее в покоях одну, и Кела до вечера просидела неподвижно.