Кризис - Дрейк Дэвид Аллен. Страница 29

— А что, если это сделал кто-то из персонала станции? — спросил Хилендер. — Или это не приходило вам в голову?

Трэверз на это ответил не сразу.

— Нет, не приходило. Я думал о Синдикате и о самих Тарнхельмах. Я думал о возможных конкурентах, которых мы не смогли обнаружить. Я думал о всех до последнего людях, поскольку они тоже члены семейства. Мне не хочется думать о том, что любой член другого семейства может оказаться таким недальновидным, чтобы спустить Тарнхельмов с цепи, поставив под угрозу весь Синдикат. Вот почему мне не хотелось думать о том, что это сделал кто-то из персонала станции. — Он прямо взглянул в свирепо смотрящие на него глаза. — Мне хотелось думать, что мы немного лучше, чем остальные. Тогда моя оплошность не была бы столь непоправима. Они уравняли бы друг друга. — Он поднялся с кресла и пошел прочь от экрана, не заботясь о том, насколько невежливо его поведение.

Ошарашенный Хилендер долго ничего не мог сказать в ответ.

— Напряжение оказалось слишком сильным для вас, — произнес он наконец, сокрушенно покачав головой.

— Да, вероятнее всего, это было слишком, — согласился Трэверз. — Эта планета, эта станция — всего чересчур. — Он выглянул в окно и увидел на небе мрачные тучи, среди которых сверкали молнии. Помолчав некоторое время, он добавил:

— Вы знаете, они все-таки отбрасывают тень. Я имею в виду Тарнхельмов. Их самих не видно, но они отбрасывают тень. Не забывайте об этом.

— Трэверз? — Голос Хилендера теперь совершенно не страшил его, и он вернулся к экрану. — Что вы делаете?

— Готовлюсь к вечеринке. Мы отправляем отряд за Кройдоном. Он однажды признался мне, что пошел бы на все, лишь бы выбраться отсюда. И похоже, он тогда не шутил. — Он подошел и встал прямо перед Хилендером. — Предупредите Главу Семейства, что у него возникла проблема, решение которой потребует уймы его личного времени.

Теперь Хилендер смотрел на него с явной обеспокоенностью.

— Послушайте меня, Трэверз. Вы провели на этой станции очень много времени и великолепно изучили Тарнхельмов. По-видимому, лучше будет, если вы немедленно отправитесь сюда и…

— Я думаю иначе, — сказал Трэверз, чувствуя абсолютное спокойствие. «Ну и ну, — подумал он, — я либо впервые по-настоящему здоров, либо впервые по-настоящему свихнулся — впервые за всю мою жизнь». — Вы использовали меня долгие десятилетия, но теперь это время прошло. — Он вздохнул. — Сейчас я оденусь для почетного чая, поздравлю моего изменщика-инспектора, затем хорошо поужинаю, а затем — отправлюсь на полночную прогулку.

— Вы шутите, — запротестовал Хилендер; его лицо приобрело фиолетовый оттенок, и выцветшие волосы стали легко различимы. — Вы просто не можете сделать это. Вам не позволено делать это.

— Могу. Моя жизнь прошла среди Тарнхельмов. А теперь вы можете сделать то, что считаете нужным. — Он сделал последний прощальный жест — впервые он получился у него грациозным и изящным — и выключил приемный экран.

ИНТЕРЛЮДИЯ

В короткий период затишья между капитуляцией Халии и титанической космической битвой, ознаменовавшей собой начало подлинной схватки Альянса с Синдикатом, обе стороны лихорадочно готовились к войне. Как обычно, стратегическое командование Флота ожидало самого худшего. Синдикат Семейств уже долгие годы тайно изучал возможности противника, и теперь Альянсу предстояло всецело положиться на боевую мощь Флота.

Тайные агенты Синдиката занимались в это время саботажем и развернули диверсионную деятельность на верфях Флота. Тысячи граждан Альянса были схвачены по подозрению в шпионаже и вредительстве. Как показало следствие, большинство арестованных и в самом деле работали на противника. Контрразведчики приходили в ужас, понимая, насколько плохо Альянс защищен от инфильтрации. В то же время значительные силы были брошены на разведку местонахождения планет Синдиката.

Среди множества героических подвигов, совершенных в этот период, следует особо отметить оборону Передовой Заставы Д3487 — небольшой базы, имевшей несчастье находиться на давно проторенном пути лазутчиков Синдиката. Легенда о трехдневной обороне заставы от превосходящих сил противника стала излюбленной темой ежедневных передач всех станций «Омни». Четверо погибших пограничников за проявленный в бою героизм были посмертно награждены Галактической Спиралью — высшим орденом Флота.

Никто не имел права приказать личному составу заставы пойти на верную смерть; в конечном счете решение жить или умереть может принять только сам человек. Только настоящий человек выберет подвиг — и смерть.

Как и в каждой войне, разные люди принимали разные решения.

Пол Андерсон. КИНЕТИЧЕСКОЕ УБИЙСТВО

Только потом мы узнали, что это был обманный маневр. Командование сил Синдиката полагало, что отвлечет адмирала Дуэйна, заставит его сконцентрировать все внимание на Цели, а дорога к Халии останется без охраны. В хрониках Флота сохранились описания действий, разрушивших этот гамбит. Но хроники молчат о том, как нам — всем тем, кто находился на Цели, — пришлось отбивать первую атаку Синдиката. Наши силы были невелики, силы нападающих — тоже. Это короткое сражение запомнилось только потому, что отступавшие синдики в критический момент присоединились к своим основным силам и чуть не вырвали у нас победу.

Какой бы ни была битва — решающим сражением главных сил или случайной стычкой двух отрядов, — раны болят так же и павшие уходят в тот же могильный мрак… Миновала непосредственная угроза, и мы занялись обычными делами, прежде всего наведением порядка. Я находился на нашем флагмане, легком крейсере «Аубург». Его защитные поля и истребители сработали великолепно, предохранив корабль от повреждений. Другим судам повезло меньше, оставшихся в живых офицеров пришлось распределить по вспомогательным подразделениям. Я же получил приказ отправиться на борт фрегата передовой разведки.

Из пилотской кабины фрегата не было видно никаких следов войны: на таком расстоянии и солнце казалось всего лишь яркой бело-голубой точкой — самой яркой на звездном небосводе. Впервые меня окружали тишина и неземной покой.

Тишину нарушил интерком.

— Зарегистрирован крупный металлический объект, — сообщил он, указав координаты и вектор скорости. — Предположительно — секция одного из нападавших кораблей.

Мое сердце бешено заколотилось.

— Сближение, — приказал я. — Попытаться установить связь. Приготовиться к обороне. В случае внезапной атаки немедленно ответить ракетным залпом. — Закрытые и самогерметизирующиеся отсеки могли содержать уцелевший экипаж с полным запасом личного оружия.

— Есть вопрос, сэр, — послышалось с другого боевого поста. — Говорит лейтенант Холланд. — Не могли бы мы сначала позаботиться о своих? Эти сволочи могли бы и подождать.

Ответ я произнес ледяным тоном:

— Идея неплохая. Но может статься, это фрагмент корабля Флота. Кроме того, позволю вам напомнить, что дело вверенного мне фрегата — разведка. Для спасательных работ есть другие подразделения. Мы и так слишком мало знаем о противнике, в основном только из показаний разоблаченных шпионов. Наш объект — те, кто еще может продолжать сопротивление. Мы возьмем их живьем, если удастся, и доставим на «Аубург» для допросов. — Я помолчал. — Вы не обязаны миндальничать с ними.

— Понял, сэр, — последовал ответ.

Я прекрасно знал, что поразил Холланда, а возможно, и остальных не столько инструкциями, сколько их тоном. Я нисколько не стеснялся своей бешеной ненависти к врагам. И это одобрялось не всеми. Господствовало мнение, что синдики все-таки люди, а не какие-нибудь хорьки. Командующий Фуджикава утверждал даже, что они стали нашими врагами случайно — из-за своего непостоянства, преувеличенной деликатности и идейных заблуждений.

Но к черту это жалкое блеяние!

Включив двигатели, мы осторожно тронулись навстречу объекту. Вскоре наши связисты установили с ним контакт. Это и в самом деле был отсек крейсера, разрушенного нашим огнем. Внутри находились двадцать пять человек команды и несколько трупов. Их капитан приказал подчиненным сложить оружие. Он неплохо знал наш язык, хотя понять его самого было трудно из-за чудовищного акцента. Но крайнее истощение и отчаяние одинаково внятны на всех языках.