Тихоокеанский шторм (ЛП) - Шеттлер Джон. Страница 31

— Мне жаль, что пришлось поднять вас и ваших людей в такую рань, — сказал Вольский. — Но я опасаюсь, что это может быть очень длинный день.

— Такова моя работа, товарищ адмирал, — сказал Быко. — Но мне придется извиниться за состояние кормы. Мы еще не убрали пожарные рукава отсюда до вертолетной площадки, а мои подчиненные все еще занимаются распилкой обломков ацетиленовыми горелками.

Военврач для людей, подумал Вольский, и военврач для корабля. К счастью, ни корабль, ни экипаж не понесли невосполнимых потерь.

— Что по ходовой части? Вскоре нам может потребоваться увеличить ход.

— Неисправность, о которой я докладывал, устранена, товарищ адмирал. Мы получили несколько серьезных ударов, в том числе от близких взрывов и падения вертолета, не говоря уже об инциденте с неисправностью ракеты. Если мы сможем снова попасть в дружественную базу, нужно будет провести серьезные ремонтные работы и покраску корпуса.

Вольский улыбнулся.

— Жду вас в кают-кампании этим вечером. У меня есть для вас замечательная сигара, Быко. Вы заслужили.

Адмирал похлопал его по плечу и развернулся, ища ближайший трап вниз. Он намеревался проверить Добрынина и состояние реактора. Вскоре он обнаружил того склонившимся над мониторами, пристально глядя на показания.

— Надеюсь, здесь все в порядке, Добрынин?

— Товарищ адмирал, — поприветствовал его начальник инженерной части. — Замечаний нет. Учитывая обстановку, реакторы работают как часы.

— Что по странным звукам, о которых вы докладывали?

— Довольно странно, товарищ адмирал, — сказал Добрынин, почесав в затылке. — Судя по всему, в рабочей зоне возник нештатный нейтронный поток. Я почти слышал это, если можно так сказать. Если долго работать с этими системами, можно начать практически определять все на слух.

Вольский кивнул.

— Соображения?

— Никак нет, товарищ адмирал. Сначала я решил, что рабочая зона могла быть затронута излучением от близких ядерных взрывов, но она слишком хорошо экранирована. Нет. Что бы это не вызвало, оно происходит из самого реактора.

— И когда вы в последний раз слышали что-либо странное?

— Два дня назад, товарищ адмирал, — Добрынин, похоже, уловил направление его мысли. — Но это случилось почти незаметно, как и в предыдущих инцидентах, и показания рабочей зоны не давали поводов для беспокойства. Я намеревался доложить, но затем проблема исчезла, а затем снова возникла на какое-то время. Мне показалось, что я что-то слышу, и в тот момент оно исчезло.

Вольский приподнял бровь, подумав о том, что радары Роденко тоже сначала обнаружили цели, затем потеряли их, а затем показания обрели четкость и они поняли, что снова переместились во времени. Реакторы, подумал он. Возможно, все дело не в катастрофе и не в ядерном взрыве в Атлантике. Возможно, причина этих загадочных перемещений во времени лежит в рабочей зоне их собственных реакторов!

— Насколько я понимаю, вы обеспокоены проблемами с системой охлаждения.

— Незначительная неисправность некоторых клапанов подачи воды. Исправим через несколько часов, товарищ адмирал.

— Вы ведете журналы по этим неисправностям?

— Разумеется, товарищ адмирал. Кроме того, имеется запись всех показаний, производящаяся в режиме реального времени.

— Я понял… — Вольский потер подбородок, размышляя. — Добрынин… Не могли бы вы переслать мне эти данные? Обратите внимание на все странные моменты, все, что могло бы объяснить эту вибрацию и звук, о которых вы говорили — это изменение потока. Проверьте, можете ли вы как-то объяснить это для меня.

— Так точно. Я поручу составить полный отчет и просеять его через мелкое сито.

— Хорошо, — ответил Вольский. — Нам вскоре придется увеличить ход. Прогнозируете ли вы какие-либо проблемы?

— Никак нет, товарищ адмирал. Мы можем развить полный ход, то есть, если Быко доложит об отсутствии проблем с турбинами. Я могу обеспечить необходимую мощность.

— Отлично. Свободны.

Адмиралу предстояло нанести еще один визит прежде, чем вернуться на мостик — к Мартынову в оружейный погреб, надеясь узнать, что у них случайно остались еще ракеты. Однако то, что он узнал в итоге, привело его в такое состояние, что он немедленно бросился на мостик, кипя внутри от гнева.

Они следили за уверенным приближением вражеской надводной группы при помощи дальнего метеорологического радара. В первый час преследователи выиграли восемь морских миль, сократив дистанцию до тридцати пяти километров. В течение следующего часа на горизонте показались темные пятна их силуэтов, хотя увеличение «Кировом» хода до 25 узлов позволило ему отбить три мили.

Роденко оценил дистанцию всего в тридцать километров, что было еще предельной дальностью стрельбы даже для линкора. Казалось, что противник еще не мог представлять угрозы, но спустя тридцать минут центр одной из темных точек на горизонте осветила яркая вспышка, а несколькими секундами спустя налетел далекий грохот [41]. «Кирисима» снова бросил им вызов, хотя снаряды легли с сильным недолетом. Карпов потянулся за биноклем и присмотрелся к вражеским кораблям.

— Можно вывести на экран, — сказал Федоров. — Кормовой «ротан» находился очень близко к месту взрыва, но серьезно не пострадал. Осколок зацепил крышку объектива, но она выдержала.

Он настроил экран и они увидели четкие очертания трех кораблей, один очень широкий с высокой «пагодой» в передней части надстройки. Два меньших были крейсерами, пытавшимися атаковать их ранее.

— Я могу сказать о людях этой эпохи только одно, — сказал Карпов. — Упертости им не занимать.

Они подождали некоторое время, но новых залпов не последовало. Ивабути просто возвестил о своем присутствии, словно издеваясь над ними после того, как они бежали всю ночь с максимальной скоростью, и все равно не смогли уйти. Карпов смотрел на корабли на экране с презрительным выражением на лице.

— Если бы я знал, что это будет наш последний бой, утопил бы их за пять минут, — сказал он Федорову, покачав головой.

— Верно подмечено, — ответил Федоров. — У нас всего двадцать пять противокорабельных ракет, и кто знает, сколько еще подобных ситуаций ожидает нас впереди. Каждый раз, когда мы оказывались в прошлом, мы проводили там, по меньшей мере, двенадцать суток. Это пока что только третьи. Я полагаю, что мы начали перемещаться три дня назад, хотя на этот раз нам потребовалось больше времени.

— Вы полагаете, что мы снова исчезнем через девять дней?

— Возможно. Кто может сказать точно? Адмирал верно подметил в нашей последней дискуссии. Должно быть что-то еще. Вы заметили, насколько спокойно прошли оба последних смещения? Мы исчезли у острова Святой Елены и появились здесь прежде, чем поняли, что случилось. Не было никаких странных эффектов, как в предыдущих случаях, никакого треска, ни странного свечения моря.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я не знаю. Но мне представляется, что сила, перемещающая нас во времени, ослабевает.

— А что, если ее не хватит, чтобы переместить нас через девять дней? Что тогда?

Федоров просто посмотрел на него.

— Тогда мы останемся там, где останемся, и одно я могу сказать точно. Это будет не последний раз, когда нам придется объявить боевую тревогу.

Они заметили еще одну яркую вспышку на экране, а затем донесся дальний гул, словно вдали начиналась сильная гроза. На этот раз снаряды упали намного ближе. Два столба воды взмыли вверх примерно в 2 000 метров за кормой [42].

— Возможно, нам придется что-то с этим сделать, — сказал Карпов.

— Огонь ведет только одна башня, — сказал Федоров. — Думаю, они просто беспокоят нас. Но будет разумно помешать им сблизиться. — Он повернулся к рулевому.

— Пять градусов вправо, скорость тридцать узлов.

— Есть пять градусов вправо, есть скорость тридцать узлов.