Окольный путь - Дрейк Дэвид Аллен. Страница 3

Затем он встретился взглядом с глазами женщины. Зелеными, как первые весенние ростки. Яркими, чистыми глазами на смуглом лице, обрамленном волосами цвета эбенового дерева.

Михаил снова убедился: люди всегда лгут.

— Ты был прав, Антоний, — сказал он хрипло, ощутив предательскую слабость в мышцах. Его слегка качнуло. Спустя мгновение женщина оказалась рядом с ним, помогая добраться до стула.

— Сам Михаил Македонский — ни больше ни меньше, — лукаво произнесла она. — Я польщена. Хотя для вас лучше, если никто не видел, как вы заходили. В такой час — м-да! Моя-то репутация давно подмочена, но вот ваша…

— Репутация — чушь, — ответил Михаил. — Ошибка или ложь, приправленная тщеславием. Что может быть хуже?

— Веселый парень, не правда ли? — жизнерадостно заметил александриец. — Мой самый старый и самый близкий друг, хотя иногда я задумываюсь, почему. — Он покачал головой. — Взгляните на нас. У него — спутавшиеся, нечесаные волосы, борода, отощавшее тело. Я — с ухоженной бородой и… Ну, худым меня никак не назовешь. — Он улыбнулся. — Хотя, несмотря на все мои округлости, заметьте: я, по крайней мере, до сих пор без труда передвигаюсь на своих двоих.

Михаил холодно улыбнулся.

— Антоний всегда любил прихвастнуть. Впрочем, это свидетельствует в пользу его ума, ибо обычный тупой александриец не нашел бы, чем похвастаться. Но он всегда что-нибудь да найдет, спрятанное от остального мира, как крот, выискивающий червей.

Велисарий с Антониной рассмеялись.

— Остроумный отшельник! — воскликнул полководец. — День прожит не зря, хотя солнце еще даже не взошло.

Александриец внезапно стал серьезным и покачал головой.

— Боюсь, что нет, Велисарий. И может не встать вообще. Мы пришли сюда не для того, чтобы принести тебе солнечный свет, но чтобы тебе явить знак тьмы.

— Покажи ему, — приказал Михаил.

Епископ опустил руку в рясу и вынул вещь . Протянул ее вперед на ладони.

Велисарий слегка нагнулся, чтобы изучить вещь . Его глаза оставались спокойными. На лице отсутствовало какое-либо выражение.

Антонина, напротив, резко вздохнула и отшатнулась.

— Магический предмет!

Антоний покачал головой.

— Не думаю, Антонина. По крайней мере, к черной магии он отношения не имеет.

Любопытство пересилило страх, и Антонина шагнула вперед. Благодаря маленькому росту ей не требовалось нагибаться, чтобы внимательно изучить вещь .

— Никогда не видела ничего подобного, — прошептала она. — Я даже никогда не слышала ни о чем таком. О магических камнях — да. Но этот… в первое мгновение напоминает драгоценный камень или кристалл, пока не присмотришься повнимательнее. Затем… внутри… он подобен…

Женщина пыталась найти подходящие слова. Ей помог муж:

— Раскрывающемуся солнечному разуму, если бы мы вдруг смогли заглянуть под его бушующую страстями поверхность.

— О, прекрасно сказано! — воскликнул александриец. — Полководец-поэт! Солдат-философ!

— Хватит шуток! — рявкнул Михаил. — Полководец, ты должен взять это в руку.

Спокойный взгляд переместился на монаха.

— Зачем?

На мгновение под маской гостеприимного хозяина показался хищник. Но только на мгновение. Михаил в раздумье опустил голову.

— Не знаю зачем. Правда, не знаю. Ты должен сделать это, потому что так сказал мой друг Антоний Александрийский. Он самый умный из всех известных мне людей. Даже несмотря на то, что он — погрязший в грехах церковный иерарх.

Велисарий внимательно посмотрел на епископа.

— Так зачем, Антоний?

Епископ неотрывно смотрел на вещь у себя на ладони, драгоценный камень, который не был драгоценным камнем, почти невесомый, без острых углов, но с огромным количеством граней. Более того, появлялись все новые и новые грани, а старые меняли формы. Вещь казалась круглой, как идеальная сфера, о которой мечтали древние греки.

— Я не могу ответить на твой вопрос, — пожал плечами Антоний. — Но знаю, что это так. Ты должен.

Епископ кивнул на сидящего монаха.

— Вещь впервые возникла у Михаила в пещере, пять дней назад. Он взял ее в руки, и ему явились видения.

Велисарий повернулся к монаху. Антонина после некоторых колебаний уточнила:

— И после этого вы не считаете этот камень колдовской штучкой?

Михаил Македонский покачал головой.

— Я уверен, что вещь не от Сатаны. Не могу объяснить, почему; по крайней мере, не могу объяснить словами. Я… прочувствовал эту вещь . Жил с нею два дня — то есть она жила в моем разуме, пока я лежал без сознания.

Михаил нахмурился.

— Это было поразительно. Тогда мне показалось, что прошло лишь мгновение.

Он снова потряс головой.

— Я не знаю, что это такое, но я уверен: в ней нет зла. Нигде в ней я не обнаружил даже мельчайшей частицы зла. Правда, видения были ужасны, их страшно даже описывать. Но были и другие, их я не могу четко восстановить в памяти. Они остаются у меня в сознании, как сон, который не можешь вспомнить. Сон о вещах за пределами человеческого воображения.

Михаил тяжело вздохнул.

— Антонина, Велисарий, я считаю это посланием от Бога. Но я не уверен. И я, конечно, не могу это доказать.

Велисарий посмотрел на епископа.

— А ты что думаешь, Антоний? — он кивнул на вещь. — Ты случайно не…

Епископ кивнул.

— Да, Велисарий. После того как Михаил принес мне вещь , прошлой ночью, и спросил совета, я взял ее в руку. И я точно так же погрузился в видения. Жуткие видения, как и у Михаила. Но если ему два дня показались мгновением, для меня несколько минут, на которые я ушел от мира, стали вечностью, а я раньше никогда не страдал припадками.

Михаил Македонский внезапно рассмеялся.

— Только представьте: я стал свидетелем истинного чуда! Антоний Александрийский, епископ Алеппо, очнувшись после видений, молчал целую минуту. Этот самый болтливый в мире человек!

Александриец улыбнулся.

— Это так. Я был ошарашен! Не знаю, чего я ожидал, когда брал в руку… вещь , но определенно не того, что увидел, даже после предупреждения Михаила. Я, скорее, ожидал единорога… или серафима… или чудесное существо из лазурита, украшенное серебром императорскими кузнецами… или…

— Поистине мимолетное видение, — хмыкнул Михаил.

Рот александрийца захлопнулся. Велисарий с Антониной улыбнулись. Единственным известным пороком епископа была многословность. Возможно, он являлся самым разговорчивым человеком в мире.

Но улыбки вскоре исчезли.

— Что ты увидел, Антоний? — спросил Велисарий.

Епископ отмахнулся от вопроса.

— Я опишу свои видения попозже, Велисарий. Но не сейчас.

Он уставился на свою ладонь. Лежавшая там вещь блестела и сверкала изнутри, причем это внутреннее свечение струилось потоками, за которыми не в состоянии уследить глаз человека.

— Не думаю, что… послание предназначалось для меня. Или для Михаила. Думаю, оно предназначается тебе. Что бы это ни было, Велисарий, — епископ кивнул на вещь, — это знак катастрофы. Но там что-то есть, там, внутри. Оно прячется. Я это чувствовал, и чувства были истинными. Это… замысел , давайте скажем так, который каким-то образом предназначен, чтобы остановить некую катастрофу. А для претворения замысла в жизнь, как мне кажется, требуешься ты.

Велисарий снова осмотрел вещь. На его лице не выразилось никаких чувств. Но его жена, лучше всех знавшая мужа, принялась его уговаривать.

Однако он не слышал ее, поскольку вещь уже лежала у него на руке. Антонина замолчала. Вещь на самом деле была подобна солнцу — как если бы солнце вдруг зашло в комнату и показалось смертным. И они бы после этого остались живы.

Расширяющиеся грани взорвались, не как вулкан — как самое начало создания. Они крутились, раскрываясь, удваиваясь и утраиваясь, а затем снова утраиваясь, и утраиваясь, и утраиваясь вновь — и проносились сквозь лабиринт, которым был разум Велисария.