На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии - Синдаловский Наум Александрович. Страница 14
Между прочим, «Толкучка» на территории Апраксина рынка появилась не сегодня. Она была здесь и в XVIII, и в XIX, и в начале XX века, и после революции. Вот фольклорное свидетельство не то о разорившемся крестьянине, не то о голодном красноармейце:
Так или иначе, но именно эти два рынка — Апраксин и Щукин — заслужили характеристики, давно уже ставшие нарицательными: приказчичья «Апраксинская ловкость» и жуликоватые «Щукинские нравы».
Представитель старинного графского рода, действительный тайный советник, член Государственного совета, сенатор и управляющий Кабинетом его императорского величества Дмитрий Александрович Гурьев был министром финансов в правительстве Александра I. Как утверждали современники, эту должность он получил исключительно благодаря поддержке всесильного фаворита императора, графа Аракчеева. Ни в обществе, ни в Государственном совете доверием Гурьев не пользовался, хотя и старался принять какие-то меры для стабилизации финансовых дел, расшатанных войной 1812 года. Многие считали, что Гурьев «обладал умом неповоротливым и ему трудно было удержать равновесие». В 1823 году он, ко всеобщему ликованию, подал в отставку. Пришлось это на время весенних пасхальных праздников, и в Петербурге родилась пословица: «Христос воскрес — Гурьев исчез».
Между тем имя Дмитрия Александровича прочно вросло в городскую мифологию не только благодаря обидной и, может быть, не вполне справедливой пословице. Во-первых, фамилия графа вошла в фольклорное название уникального столового сервиза, работа над которым была начата на Императорском фарфоровом заводе в бытность Гурьева министром финансов. Завод находился в ведении его министерства. Сервиз был задуман с размахом. Достаточно сказать, что он продолжал пополняться отдельными предметами вплоть до 1917 года. К этому времени их насчитывалось уже около четырех с половиной тысяч. Значительная часть этого гигантского фарфорового ансамбля за время советской власти была утрачена. Но то, что от него сохранилось — примерно 820 предметов, которые находятся в Большом Петергофском дворце, впечатляет и сейчас. Официально этот сервиз называется «Русский». На его тарелках изображены народы, населявшие в то время Россию, и уличные сценки из народной жизни. Но в кругах знатоков и специалистов он до сих пор носит фольклорное имя: «Гурьевский».
Д. А. Гурьев
Достойно носит имя своего изобретателя и широко известная в гастрономических летописях всего мира изысканная «Гурьевская каша» — манная каша, приготовляемая в керамическом горшке на сливочных пенках вместе с грецкими орехами, персиками, ананасами и другими фруктами. Говорят, ее изобретение Гурьев посвятил победе русского оружия над Наполеоном в Отечественной войне 1812 года.
В конце XX века фольклорное происхождение названия «Гурьевская каша» почти забылось, последнее считали скорее официальным наименованием широко известного кушанья. Зато в жаргоне это понятие приобрело другое значение, о котором нельзя не упомянуть. На тюремном языке «Гурьевская каша» означает избиение, в результате которого несчастная жертва теряет человеческий облик и приобретает совершенно бесформенный вид.
Купчино и в самом деле самый южный и наиболее отдаленный от центра города район Петербурга. Он раскинулся на месте старинного, еще допетербургского поселения Купсино, упоминаемого на шведских картах 1676 года. Его название имеет финно-угорское происхождение и никакого отношения к неким купцам, которые, согласно современным легендам, якобы селились здесь в первые годы строительства Петербурга, не имеет. В начале петербургского периода Купсино принадлежало Александро-Невскому монастырю, а затем было передано в собственность царевичу Алексею Петровичу. Возможно, уже тогда предпринимались неосознанные попытки русифицировать финское название. Во всяком случае, в документах того времени наряду с финским Купсино встречается и русский вариант названия — Купчино.
В 1960-х годах группа архитекторов под руководством Д. С. Гольдгора и А. И. Наумова разработала проект застройки Купчино, включенного к тому времени в городскую черту. В основу была положена традиционная для Петербурга строго геометрическая сетка пересекающихся улиц и проспектов. С севера на юг протянулись магистрали: улицы Фучика, Белы Куна, проспект Славы, улица Димитрова, Каштановая аллея (ныне Пловдивская улица), Дунайский проспект, улицы Ярослава Гашека и Олеко Дундича. Их пересекают улицы, названные в честь столиц восточноевропейских государств: Белградская, Будапештская, Бухарестская, Пражская, Софийская. Внутренний протест против такой безликой, скучной и утомительной топонимики вылился в попытку создания универсальных мнемонических формул для запоминания однообразных и монотонных названий. Для первой группы улиц: «Федя КУшал СЛАдко, Думая КАк ДУНю Гостинцем Одарить», для второй: «БЕЛка БУДет БУХанку ПРосто Сушить». Нельзя сказать, что попытка удалась вполне. Мнемоники оказались довольно неуклюжими. Но выглядят они убедительно, а главное, функции запоминания выполняют.
Тема удаленности Купчино от центра Петербурга породила целую серию крылатых слов и выражений, которые доминируют как в местном, так и в общегородском фольклоре. Самой подходящей для Купчино аббревиатурой считается обозначение далекого Китая — «КНР», которое знатоки расшифровывают: «Купчинская Народная Республика», или «Купчинский Новый Район». Да и вся народная микротопонимика ориентируется исключительно на дальние страны и далекие континенты: «Рио де Купчино», «Купчингаген», «Нью-Купчино» и даже «Чукчино». А весь так называемый большой Петербург в представлении купчинцев это «Граждане и гражданки от Купчино до Ульянки». «Даже из Купчино можно успеть», — шутят петербуржцы, когда хотят сказать, что времени еще вполне достаточно.
Но еще более, чем удаленность, купчинцев огорчает оторванность и даже некоторая изолированность их района, граничащая с отчуждением от метрополии. «Где родился?» — «В Ленинграде». — «А где живешь?» — «В Купчино». Ощущение провинциальной обособленности заметно даже в местной микротопонимике. Дома № 23 и 72 при въезде на Бухарестскую улицу в обиходе известны как «Купчинские ворота» в «Купчинград». Некоторой компенсацией за такую вынужденную ущербность выглядит, если можно так выразиться, «двойное гражданство», присвоенное себе купчинцами. Живут они на самом деле в Петербурге и только ночуют в Купчино, которое для них всего лишь «Спальный район».
Речь в этой поговорке идет об ограде особняка канцлера в правительстве Екатерины II А. А. Безбородко на правом берегу Невы. Ограда действительно состоит из 29 чугунных львов, сидящих на каменных тумбах и держащих в пастях тяжелые провисающие цепи, почему ее и называют «Львиной».
Особняк был возведен в 1783–1784 годах по проекту архитектора Джакомо Кваренги и представляет собой типичную для XVIII века загородную усадьбу с центральным объемом и двумя боковыми флигелями. Перед главным фасадом была устроена эффектная гранитная пристань с лестничным спуском, четырьмя гранитными сфинксами и гротом, служившим выходом из подземного хода, соединявшего особняк канцлера с Невой. Тогда же усадьбу и набережную разделила ограда, благодаря которой дачу Безбородко в Петербурге называют просто «Дом со львами».