На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии - Синдаловский Наум Александрович. Страница 7
Между тем всеобщее «питие» превращалось в один из важнейших источников государственного дохода. Монополия на продажу спиртного приносила невиданные прибыли. Этого никто не стеснялся. Над входом в кабак в обязательном порядке вывешивались государственные гербы, а внутри — портреты царствующих особ. Этот обычай поддерживался более ста лет и пресекся только при Николае I. И произошло это, если верить фольклору, по самому неожиданному поводу. Будто бы однажды императору положили на стол донесение о том, что в одном кабаке прямо под его портретом разбушевался какой-то пьяный купец. Рассказывал срамные анекдоты и даже ругался матом. Кабатчик пытался его урезонить: «И не совестно? Под портретом императора!» — «А мне наср… на императора!» — шумел купец. Николай прочитал доклад и наложил резолюцию: «Во-первых, мне тоже наср… на этого купца, а во-вторых, впредь мои портреты в кабаках не вешать».
Репутация Петербурга, как города, где можно славно повеселиться, распространилась по всей России. В 1916 году справочная книга «Весь Петроград» сообщала названия, адреса и фамилии владельцев более 1500 трактиров. Было чем вскружить головы заезжим провинциалам. К 1870-м годам в низовой культуре Петербурга сложился собирательный образ некоего «Питинбрюха», готового с раннего утра до позднего вечера пить, веселиться и чревоугодничать в «развеселом Питере». Такая, по словам популярного в свое время журналиста Михневича, «странная особь городской зоологии», во множестве обитавшая на городских окраинах и известная в городской мифологии по имени «Стрюцкий», есть не что иное, как «наполовину человек культурный, познавший уже вкус коньяка и мадеры, научившийся обращаться с носовым платком, но откровенный папуас, в минуту подпития грубый, дикий и бесстыдный».
Удивительно ли, что в октябре 1917 года Зимний дворец штурмовался дважды. Буквально на следующий день после организованного большевиками всемирно известного штурма по Петрограду поползли слухи, что комиссары собираются слить в Неву вино, хранившееся в подвалах Зимнего. Через несколько дней под лозунгом: «Допьем романовские остатки!» начался так называемый «Второй штурм Зимнего». Вот анекдот, который появился много позже описываемых событий, но который, как нам кажется, достаточно точно объясняет характер причинно-следственных связей, приведших к октябрьскому перевороту, как это понималось в народе: «Алло, Смольный?» — «Да». — «У вас пиво есть?» — «Нет». — «А где есть?» — «В Зимнем». — «Ура-а-а-а!».
С тех пор связь похмельного синдрома с октябрьским переворотом в фольклоре прослеживается постоянно. От уверенности в том, что «От многого было бы избавление, если бы в апреле 1917 года Ильич был таков, что не смог бы влезть на броневик», до магазинов «В разлив к Ленину» и водки с портретом вождя на этикетке и названием: «Ленин в Разливе».
Одна из самых распространенных ленинградских поговорок 1960–1970-х годов: «В Ленинграде всегда дует, а выпить негде». Привычный маршрут многих ленинградских алкоголиков начинался в «Голубых Дунаях» — дощатых пивных павильонах, выкрашенных в голубой цвет, в которых было сравнительно тепло, «как в Ташкенте», и о которых говорили: «Лучше маленький Ташкент, чем большая пайка», а заканчивался в Лечебно-трудовом профилактории в городе Пушкине, где принудительно пытались лечить алкоголиков. Их лозунгом стала пушкинская строчка: «Нам целый мир чужбина, / Отечество нам Царское Село».
Пили везде, где можно было отыскать что выпить. В фольклоре сохранились точные адреса таких спасительных точек. На Петроградской стороне водку можно было купить, что называется, из-под полы на бывшем «Козьем болоте» в районе современных Большой Пушкарской и Кронверкской улиц. Среди местных алкоголиков достать бутылку так и называлось: «Идти на Козье болото». Можно было сбегать к так называемым «Армянским бронепоездам», где из огромных железнодорожных цистерн с вином у разливочного завода «Арарат» на Полевой улице, 9 неофициально продавалась живительная кавказская влага. Можно было купить водку у «Неприкасаемых» — местных алкоголиков, которые ради заработка торговали очередями за дефицитом в галереях Гостиного двора. Но чаще всего поправить здоровье суррогатом спиртного, который в народе назывался «Павлуша», или «Напиток Павлова», можно было прямо на рабочем месте. Технического спирта на предприятиях и в учреждениях было достаточно. Сотрудники Всесоюзного научно-исследовательского института синтетического каучука (ВНИИСК) такой халявный божественный напиток называли: «Виски из ВНИИСКа».
Что же удивительного в том, что появилась поговорка о бронзовых юношах, удерживающих рвущихся коней на Аничковом мосту: «В Питере не пьют только четыре человека…».
Гуманитарный университет профсоюзов с начала 1980-х годов расположен в Купчино, в специально построенном комплексе краснокирпичных зданий на углу улиц Фучика и Бухарестской. Внешний вид студенческого городка среди его обитателей вызвал понятный всплеск мифотворчества. Университет называют «Пентагоном» или «Бастилией», а расположенный тут же так называемый дом студентов — «Санта-Барбара», за сходство его въездных арок с арками на телевизионной заставке известного одноименного сериала. С переездом в новые помещения повысился и статус учебного заведения. Школа стала Университетом, который — по фамилии его бессменного ректора А. С. Запесоцкого — в студенческой среде зовется «Запесочницей».
Улица Фучика, или «Фучик-стрит» на студенческом сленге, проходит вдоль границы одного из старейших петербургских кладбищ — Волковского. На том же студенческом жаргоне «посетить лекции» называется «Сходить на кладбище».
Студенты Университета, или, как они сами себя называют, «Фучики», не очень обольщаются по поводу формально высокого статуса своего учебного заведения. Университет они называют «Университетом миллионов», то ли по известному высказыванию Ленина, то ли из-за высокой платы за обучение, установленной здесь. Официальную аббревиатуру одной из кафедр: СКД (кафедра социально-культурной деятельности) расшифровывают: «Симуляция кипучей деятельности». А родителей будущих абитуриентов своего ГУПа (Гуманитарный Университет Профсоюзов) иронично предупреждают: «Если твой ребенок глуп — отдай его в СПбГУП».
Современный Гуманитарный университет профсоюзов является наследником старой советской Высшей профсоюзной школы культуры, основанной в 1926 году как школа Ленгубсовпрофа. Студентами ВПШК, как называли школу на языке аббревиатур, в основном становились не в результате традиционного экзаменационного отбора, а исключительно по направлению профсоюзных комитетов. От этого напрямую зависело дальнейшее продвижение по служебной лестнице. Для профсоюзных посланцев аббревиатура ВПШК чаще всего становилась окончательным и бесповоротным приговором сослуживцев: «Ваш Последний Шанс, Коллега».
В 1880 году на углу Невского и Владимирского проспектов по проекту архитектора П. Ю. Сюзора строится гостиница, которая вскоре после открытия Николаевской железной дороги между Петербургом и Москвой стала официально называться «Москва». При гостинице работал модный ресторан. Позже гостиницу закрыли, перепланировав всю площадь под ресторан. За рестораном сохранилось название «Москва».
В советское время в нижних этажах ресторана появилось безымянное кафе, которое тут же в народе получило название «Подмосковье». Иногда его называли по имени некогда служившей здесь продавщицы: «У Веры». Затем, если верить фольклору, стены этого кафе расписал художник Евгений Михнов. На белых кафельных плитках кафе появились огромные «пародийные петухи». Среди постоянных посетителей кафе родилось его новое название: «Петушки». Его-то и облюбовала ленинградская неформальная молодежь для своих постоянных встреч. В общение друг с другом они привнесли свои обычаи и традиции, свои, непривычные для непосвященных, правила поведения, собственный, раздражающий взрослых молодежный сленг. Атмосфера в кафе резко противоречила комсомольским традициям проведения культурного досуга и отдыха советской молодежи.