Прорыв - Дрейк Дэвид Аллен. Страница 65

И Инглиш, не обращая внимания на болтающееся на груди АПОТ-ружье, направился в сторону, где на фоне ночного неба отчетливо сверкали огненные вспышки — туда, где Омега сражалась с невидимым врагом.

Перекрывая бормотание динамика, по выделенному каналу ворвался голос Сойера:

…послушайте, мне это дерьмо совсем не нравится. Почему бы нам не попросить скутер произвести рекогносцировку?

— Потому что они и так слышат нас, старина, — ответил Инглиш с огромным удовольствием представляя себе, что сейчас делается на борту десантного скутера. — И они лучше нас знают, что здесь творится. Ты хочешь, чтобы я попросил о разведывательном полете? Если он так необходим, то почему тогда Дельта Один не попросил об этом?

В левом верхнем углу щитка шлема Инглиша, на контрольной панели переговорного устройства появился фиолетовый указатель. Похоже, Сойер знает это оборудование куда лучше, чем он сам. «Хорошо, если разговор в этом фиолетовом режиме на записывается», — отстраненно подумал Инглиш, вслушиваясь в слова Сойера.

— Тоби, этот Грант — просто грязная свинья; ради того, чтобы доказать свое, он с легкостью бросит нас гнить здесь. А мы ведь даже не знаем, какой результат ему нужен — положительный, отрицательный или что-то третье.

— Я не могу переключить свой канал на твою линию, — предупреждающе и осторожно ответил Инглиш.

— Вот здесь, — Сойер потянулся к нему и переключил тумблер. Его рука в перчатке задержалась на груди Инглиша. — Меннинг сунула мне плазменное ружье, армейское. Не странно ли?

Надеясь, что фиолетовый цвет означает именно то, что предполагает Сойер, Инглиш ответил:

— Она хочет, чтобы ты застрелил его?

— Нет, она хочет, чтобы я вернулся живым. Ты же знаешь, Джоанна не способна нарушить устав. Она ничего мне не сказала.

— Вот как?

— Ладно, ладно, я ведь не говорю, что это правильно. Но он просто вытирал об нее ноги, даже самое большое начальство не должно вести себя так с подчиненными.

— Полегче, Сойер. Ничего с ней не случится. Кроме того, об меня он тоже вытирал ноги, да еще перед Падовой, так что я сочувствую вам. Но они там все такие. Да и она тоже не лучше, вспомни. Все они требуют от человека невозможного и полагают, что в этом и состоит их долг.

— Она не дала бы мне плазменное ружье, если бы наши дела не были бы совсем плохи.

— Эй, парень, мы в зоне войны. Здесь дела всегда плохи, иначе нас здесь и не было бы. Чего ты хочешь? Чтобы я вызвал их сюда, так что ли?

— Кого, Джоанну? Да нет же, черт побери! Просто я подумал, что поскольку все это задумал этот Наблюдатель, он тоже должен находиться здесь и наблюдать, рискуя своей шкурой вместе со всеми нами.

— Я подумаю, что можно сделать. Но должен тебе сказать, я от души надеюсь, что ты действительно знаешь, как обращаться с этими фиолетовыми указателями.

— В арсенале этого человека нет ни одной следящей системы, которая бы не имела блокировки.

— Тогда немедленно отключи и мою — а то мы ничего не сможем услышать. Покажи мне, как она включается, и давай вернемся к войне.

Через несколько мгновений Инглиш принялся докладывать на волне Дельты Один: «…принимая во внимание сообщение о невидимом противнике, мы считаем, что возникли непредвиденные трудности. Просим Наблюдателя с Десяти Колец прибыть на место боевых действий».

Ему ответил голос Джоанны Меннинг, слышимость была такая хорошая, что опознавательный знак, который она использовала, оказался излишним.

— Дельта Два, Наблюдателя нет на месте. Вы нашли транспортные средства?

— Никак нет, мадам. Но вероятнее всего, они все равно застряли бы в грязи, так что нам пришлось бы еще хуже. Конец связи.

Они уже подходили к роще деревьев с невероятно толстыми стволами, когда по ним открыли огонь. Красные, зеленые и желтовато-белые вспышки выстрелов на мгновение перегрузили сенсорную систему его шлема.

Инглиш оказался на земле прежде, чем успел услышать предупреждающий крик Сойера. До его сознания дошло тихое бормотание Соратника «…укройся, укройся; отстреливайся, отстреливайся».

Соратник, опасаясь то ли за себя, то ли за своего хозяина, отключил всю дистанционную связь. Инглиш теперь не мог видеть поле боя через шлемы своих бойцов.

— Проклятие, ненавижу эту штуку! Запишите, черт побери, если это кому-нибудь интересно, — сказал он в микрофон. — Этой хреновине кажется, что у меня не хватит ума ответить на огонь.

Сойер уже палил по деревьям, лежа в грязи.

И тут Тоби Инглиш впервые задумался о том, как может повести себя система АПОТ, когда человек, одетый в костюм, от которого она зависит, лежит в луже грязи.

Приклад ружья уже покоился у него на плече, когда до него дошло, что электрическая проводимость воды не должна вселять слишком радужные надежды в человека, одетого в костюм, одна из функций которого — служить проводником. Но он постарался отогнать эту мысль. «Должны же они были об этом позаботиться».

Вслух же Инглиш сказал:

— Эй, Сойер! Сойер! Может быть, хватит, парень? — Лежавший рядом с ним Сойер жал на свой курок с таким остервенением, будто у него за спиной болтался неисчерпаемый источник энергии. Он палил в одну точку, туда, где раньше были деревья, а теперь стояло серо-буро-малиновое зарево с ярко светящейся сердцевиной, которую невозможно было бы описать ни в каком рапорте, поскольку… она все время менялась. Впечатление было такое, что зарево эволюционировало. Сердцевина была такой яркой, что щиток шлема затемнился, оставив чистой лишь центральную часть.

Инглиш понимал, что должен что-то предпринять. Например, выстрелить из своего ружья. Может быть, Сойер не собирается отвечать ему до тех пор, пока не поразит цель? Когда целишься — не до разговоров, это понятно. Но у Инглиша действительно не было никакого желания стрелять из этого ружья, тем более, что его Соратник больше не советовал ему «отстреливаться». Собственно говоря, он даже не указывал Инглишу никаких целей для стрельбы.

Прокрутив в мозгу события недавнего прошлого, Инглиш вдруг понял, что шлем вообще ни разу не сделал ничего подобного — то есть, не навел его мишень.

Он советовал ему отстреливаться, но не нацелил ни на одного халианина, прячущегося за этими деревьями.

— Сойер, послушай, прекрати эту чертову стрельбу! — рявкнул он в переговорное устройство. Потом решил, что, возможно, мокрая грязь каким-то образом мешает связи и, по-прежнему не сводя прицела с того места, где росли деревья, пополз к Сойеру.

Но стоило ему прислонить свой шлем к шлему лейтенанта, как ему показалось, что мир вокруг него словно растворился. Все как-то странно переменилось. Инглиш чувствовал, как его тело будто пронизывает низковольтный разряд. Сначала он не видел ничего. Потом перед его глазами возникло сразу множество вещей, но ничего интересного с военной точки зрения, да и с человеческой тоже. Он видел плавающих в пространстве тварей, похожих то на гигантских зубастых головастиков, то на электрических угрей и всякую прочую извивающуюся нечисть. А на заднем фоне маячило нечто, отдаленно напоминавшее людей, или, точнее, инфракрасные изображения людей.

Тогда, собрав в кулак остатки воли, он разорвал контакт и вновь повторил движение, на этот раз со всей силы ударив по шлему Сойера.

Голова Сойера откинулась назад, плечо потеряло контакт с прикладом ружья, а палец соскользнул с курка. Все еще не выпуская ружья из рук, он медленно перевернулся на спину и остался лежать в грязи, согнув одну ногу в колене. Дуло АПОТ-ружья теперь было направлено в небо, и Сойер выпустил туда еще два заряда.

Это было похоже на судороги, а не на разумные действия.

Очень осторожно Инглиш выкарабкался из лужи. Одной рукой, уперев приклад в бедро, он направил на лейтенанта АПОТ-ружье, а другой — полез за своим личным оружием. Стоит только поднять предохранитель и нажать на курок — и от Сойера останется одно воспоминание. Никаких там взаимодействий силовых полей или проводимости, а просто аккуратная дырка во лбу или под подбородком, в зависимости от удачи и от того, какой выстрел вернее пробьет шлем и причинит меньшую боль его другу.