Шаман. Скандальная биография Джима Моррисона - Руденская Анастасия. Страница 13
— Я знаю.
— Пам! Послушай, Пам… Я люблю тебя. И всегда любил только тебя. Но понял это слишком поздно. Давай увидимся?
— Хорошо. Я приеду к тебе днем.
— Запиши адрес.
— Я его знаю. До встречи.
Короткие гудки отдавались частым биением в висках.
Могила с окнами
Пам зашла в узкую, полупустую, плохо освещенную комнату. Здесь царил беспорядок: повсюду валялись шприцы, ампулы, обрывки бумаги, пустые бутылки, в углу сиротливо ютилась гитара, покрытая толстым слоем пыли, с разорванными струнами. Постель была не заправлена. Сам Моррисон выглядел неважно: темные круги под глазами выдавали бессонницу.
— Боже мой, Джим… Как же ты здесь живешь? Это не квартира. Это могила с окнами. Посмотри в зеркало — на кого ты стал похож? Я не узнаю тебя.
Моррисон устало улыбнулся:
— Да, я знаю. Я все знаю, малыш.
— Давай уйдем отсюда. Я что-нибудь придумаю. Снимем квартиру, я договорюсь. Тебе нельзя здесь оставаться одному… Я тебя вытащу.
— Я люблю тебя, Пам.
Последняя запись Джима
Нетвердой походкой он вышел из бара и отправился бесцельно бродить по парижским улицам. Проходя мимо маленького неприметного домика, он остановился — внимание привлекла вывеска «Студия звукозаписи». Вдруг Джим услышал совсем рядом то, от чего защемило сердце. Он не поверил своим ушам… Где-то за углом играли уличные музыканты. И дело было не в том, как они играли; дело было в том, что именно… Сбиваясь, фальшивя и путая слова, они играли «Hello, I love you». Джим вспомнил репетиции, концерты, и ему вдруг до боли захотелось петь. Петь безудержно, как в последний раз…
Будто загипнотизированный, он пошел на звук. Приблизившись к ним, он увидел, что их перевернутая шляпа пуста. Он бросил туда какую-то мелочь, дослушал песню до конца, поблагодарил их и назвал свое имя. Два неудачника не могли поверить, что перед ними стоит сам Джим Моррисон. Он пригласил их выпить по стаканчику виски. Через полчаса к Джиму пришло озарение: он загорелся идеей срочно пойти на студию и вместе с этими ребятами сыграть новую песню, которую он еще никому не показывал. Трясущимися руками Моррисон достал из кармана мятую бумажку с нечеткими каракулями — это был текст.
Через две недели
Их приняли за бездомных хиппи и долго не хотели впускать в студию, пока Джим не отдал внушительную сумму за аренду. Когда они кое-как записали эту песню, Моррисон сказал: «Может, попробуем сколотить группу? Я позвоню вам недели через две, когда набросаю еще несколько композиций». Но так и не позвонил. Не успел.
Через две недели он был уже мертв…
Призрак
«Я схожу с ума. Везде и всюду мне мерещится эта зловещая тень. В каждом углу, за шторами, на потолке. Его глаза следят за мной из темноты. Я чувствую его присутствие около себя и в себе, мне становится очень страшно. Вчера я снова увидел его. Он стоял у изголовья кровати и смотрел на меня. В его глазах была какая-то жуткая тоска. Я накрылся с головой одеялом, меня трясло. Пам спросила, что происходит. Я ответил, что в спальне индеец. Она сказала: «Тебе пора перестать употреблять героин». Возможно, Пам права, но мне кажется, что дело не в наркотиках. Индеец хочет мне что-то сказать. Он приходит за мной и хочет забрать меня, это я знаю точно…»
Одно счастливое утро
Свежим и теплым утром 3 июля 1971 года Памела Корсон и Джим Моррисон проснулись в своей съемной квартире на улице Ботрели. В окно падал солнечный свет, слышалось пение птиц, день обещал быть отличным. Пам сладко потянулась в кровати и с нежностью погладила Джима по небритой щеке.
— Как хорошо, что мы вместе, правда?
— Да, в это прекрасное утро я со своей любимой. И я, черт возьми, счастлив!
— А давай сходим сегодня в кино? Потом прогуляемся и зайдем поужинать куда-нибудь…
Пам мечтательно смотрела в окно и говорила что-то еще, но Джим уже не слушал. Он зарылся лицом в водопад ее золотистых волос и, жарко дыша, страстно целовал ее шею.
— Крошка, я люблю тебя!
— И я люблю тебя. Сильнее всех на этом свете. Мы будем вместе до последнего дня и последнего вздоха.
— Конечно, будем, милая… — Джим не соврал, когда сказал это.
Каждый день как последний
Все вокруг был прекрасным — и солнечные лучи на черепичных крышах, и высокое чистое небо, и прозрачный воздух, и беззаботное щебетание идущей рядом Памелы. Джим с какой-то необъяснимой нежностью и тоской вглядывался во все, что его окружало. Будто видел в последний раз, будто прощался со всем этим. Он дышал как никогда глубоко, смотрел на все ясным и чистым взглядом, стараясь запомнить каждую мелочь. Пам заметила это необычайное спокойствие и задумчивость Джима:
— Что с тобой? Ты какой-то странный…
— Просто я счастлив.
Целый день, держась за руки, они бродили вдоль набережных, пока не стемнело. Ближе к ночи, в самом лучшем расположении духа Джим и Пам вернулись домой.
Вперед в прошлое
Дождливым осенним вечером в квартире Моррисона раздался телефонный звонок.
— Джим, старина, как ты?
— Спасибо, в порядке. А кто это?
— Это Рей. Рей Манзарек. Не узнал? Я звоню узнать, как тебе живется в Париже.
— У меня все хорошо, — сдержанно ответил Моррисон.
— А ты бы не хотел начать все заново?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не скучаешь по нашим пластинкам, записям, концертам? Ты бы не хотел вернуть «Дорз»?
— Скучаю. Но как раньше уже не будет. Никогда. Я уже не тот, да и вы, наверняка, не те. Я повзрослел… Точнее, постарел для «Дорз». Прости, Рей. Спасибо за звонок и спокойной ночи.
— Ну что ж, до свидания… — в голосе Рея слышалась надежда на возможную встречу с другом.
— Прощай. Удачи. — Джим хладнокровно положил трубку.
«Дорз» начались с единения, а закончились отчуждением. Моррисон смотрел на старые фотографии и, не мог понять, как эти трое людей, которых он называл своими друзьями, так резко стали просто парнями из его группы. Чужими…
Шаги по лезвию
Когда они поднимались по лестнице на свой этаж, Джим вдруг почувствовал резкую и острую боль во всем теле. Закружилась голова, перед глазами все поплыло в бледном мареве. Он тяжело задышал, побледнел и судорожно ухватился за перила. Пам испуганно зашептала: «Что с тобой… Что происходит?». Джим прохрипел «Сердце». Она моментально достала из сумочки таблетки. Моррисон положил под язык сразу две штуки и через пару минут уже улыбался: «Ничего страшного, просто прихватило».
Когда они пришли домой, Джим открыл бутылку виски, включил кинопроектор и поставил одну из пленок «Дорз».
— Смотри, малышка, а ведь таким я и был, когда мы встретились. Ты любила меня тогда?
— Я любила тебя всегда. И буду любить вечно.
Джим сделал четыре героиновые дорожки и свернул в трубочку десятидолларовую банкноту.
Через сорок минут он сидел над белым листом бумаги, раскачиваясь из стороны в сторону и монотонно повторяя «мыслей больше нет, мыслей больше нет». Затем он в отчаянии упал лицом в стол и заплакал.
Подошла Памела, погладила его по голове.