Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции - Марочкин Владимир Владимирович. Страница 57
Поскольку рок-концерты в 1970-х – начале 1980-х имели криминальный оттенок, то в их организации соблюдалась строжайшая конспирация. Обычно сейшены «заделывались» по телефону. Как только директор группы договаривался о том, где и когда пройдёт очередной подпольный концерт, он созванивался со своими «скидчиками тикетов» и сообщал им, что они могут получить билеты на сейшен, который состоится примерно через неделю. Но о том, где именно будет концерт, знали только самые доверенные люди.
Жанна Агузарова и Евгений Хавтан
Всем желающим пойти на сейшен назначалось (тогда говорили: «забивалось») место встречи (на тогдашнем сленге – «место стрелки»), которое тоже выбиралось из соображений конспирации. Как правило, встреча назначалась на станции метро за остановку до нужной. Когда собирались все свои, руководитель грузил публику в подошедший поезд и вёз всех на одному ему известную станцию. Таким образом обрубались хвосты.
Ну а дальше уж как повезёт…
Бывало, что на сейшен приходила милиция и, как это тогда называлось, «свинчивала» концерт.
В марте 1984 года в отдалённом московском районе Бескудниково в ДК «Энерготехпром» милиция провела показательную акцию по ликвидации несанкционированных рок-концертов, арестовав музыкантов группы «Браво». Операция разрабатывалась на Петровке, 38, а поводом послужили изготовление и продажа местными комсомольцами 400 (!) фальшивых билетов на сейшен популярной группы.
«В самый разгар дневного концерта в зал ворвалась милиция, в мегафон требовавшая прекратить концерт, – рассказывает Евгений Хавтан, лидер „Браво”. – Мы с перепугу не остановились и продолжили играть, Жанна пела, а менты выдёргивали все провода подряд и не могли понять, откуда идёт звук. Мы играли до тех пор, пока они не перерезали все шнуры. Только тогда наступила тишина. Нас всех развели по комнатам, а на сцену вышел человек с мегафоном и объявил, что каждый теперь напишет, где и за сколько он купил билеты. Это было очень серьёзно, потому что к тому моменту Алексей Романов, лидер группы „Воскресение”, уже сидел за организацию левых концертов».
Вспоминает Александр Агеев: «Я был там, когда винтили „Браво”. Меня почему-то засадили в последний автобус, где замерзшая Жанна тряслась от холода и где были другие ребятки-музыканты. Нас привезли в отделение уже после зрителей. В ментовке я видел школьную доску, на которой было написано „План операции «Концерт»” и был начертан план зала. Какие-то стрелки вели от входов к выходу… Задействованы были страшные силы! Там были люди не только из ментуры, но и из КГБ – но это того не стоило».
В итоге устроители концерта отделались лёгким испугом, пострадали только музыканты: за нарушение паспортного режима Жанна Агузарова, у которой не было московской прописки, провела долгие девять месяцев в ИТК. В это время группа пыталась выступать без солистки, но это не имело продолжения, не удалось полностью сохранить и стартовый состав…
Несмотря на опасности, связанные с проведением подпольных концертов, для каждого музыканта было важно не упустить приглашения принять участие в сейшене. Ведь концерт – это кульминация всех усилий, репетиций, поиска аппаратуры, создания репертуара. Это не просто выход музыканта на сцену. Концерты – это настоящий кусочек иного мира.
«Мои родители были приучены к тому, что звонки шли до трёх часов ночи, – вспоминает Юрий Лашкарёв, бас-гитарист группы „Оловянные Солдатики”. – Моя мама была выдрессирована, что, когда спрашивают: „Не хотите ли вы у нас выступить?” – надо сразу соглашаться. Она должна была сказать: „Да, в этот день они свободны” – и записать координаты. А уж мы потом разберёмся, согласны мы или нет. Главное: не упустить! Это была основная установка: не упустить! Если скажешь: „Перезвоните позже”, – то они позвонят либо „Второму Дыханию”, либо „Високосному Лету”. И тогда поезд ушёл. А здесь говорилось: „Да, они согласны. Скажите, куда и во сколько подъезжать. Оставьте ваши координаты, вам потом перезвонят”. Как только мы зацепились за их координаты, она свободна…»
Существовал еще один фактор, который обуславливал подпольный статус этих сейшенов: в Советском Союзе давать концерты могли только ансамбли, имевшие литовку, то есть разрешение на публичное исполнение тех или иных музыкальных произведений. Литовкой назывался штамп, который ставился на тексты песен. В народе литовкой именовали также сами листы с отпечатанным текстом песен, на которых стоял штамп «Разрешено к исполнению». Эту пресловутую литовку ставили, а вернее – не ставили отделы культуры районных комитетов КПСС. Многие рок-группы, желая жить честно, приходили в эти отделы культуры и пытались получить литовку. Чиновники устраивали прослушивания, но ответ бывал стандартным: «Играете вы, ребята, неплохо, но репертуар надо менять. Попробуйте выучить несколько песен Александры Пахмутовой или Зиновия Бинкина и приходите на прослушивание снова». Никто, разумеется, во второй раз в отдел культуры уже не ходил, потому что совсем не для того люди брали в руки гитары, чтобы играть недрайвовые творения советских композиторов.
Ситуация казалась непреодолимой, но неунывающий рокерский народец нашёл выход и из этого чиновничьего лабиринта. Вскоре выяснилось, что на закрытые концерты, которые проходили в НИИ или вузах, литовку может ставить местный комитет ВЛКСМ. Некоторые музыканты пытались использовать такую литовку для организации концертов и в других местах. Например, на текстах песен легендарной группы «Смещение», в которой пела Алеся Троянская, стоял разрешительный штамп завода, производившего… унитазы.
Такая ситуация в Москве продолжалась вплоть до 1984 года. Лишь тогда Управление культуры спохватилось и запретило ставить литовки кому ни попадя. Вот в этот момент и начался настоящий андеграунд: сейшены в Москве прекратились.
Главный концертный администратор Московской рок-лаборатории Александр Агеев не один год жизни отдал предприятию с таинственным названием Мосгипротранс, которое находится неподалеку от метро «Алексеевская» (в те времена – «Щербаковская»). Там он устраивал концерты, о которых до сих пор помнят старожилы рок-тусовки.
«Первыми я туда на Новый год привёл „Рубинов”, – рассказывает Александр. – Танцы прошли очень удачно: все напились и, естественно, танцевали всякие различные танцы – и танец живота, и латинские танцы. А наутро, когда все протрезвели и начала болеть голова, из райкома партии поступил запрос: а чего это у вас такое было, а мы приглашены не были? А они не были приглашены ввиду возможных беспорядков.
Ну, сразу – совещание. И сразу всех чего-то лишили. И сказали: смотрите, мы проверим, кому вы выдали гонорар в 25 рублей! А гонорар был совершенно реальный! Его получал Баски, бас-гитарист „Рубиновой Атаки”: в виде оказания материальной помощи, как временный сотрудник института.
Потом, когда всё улеглось, мы снова организовался концерт. Это был Вайт и „Удачное Приобретение”, ещё тот легендарный состав, с Матецким и Петровичем за барабанами. Концерт прошёл удачно, потому что 50 процентов билетов было распространено внутри задания, а другие 50… ушли куда надо. Зато на концерт пришли люди, которые знали, куда шли. И всё было очень хорошо: был концерт, на который все пришли с билетами, всё прошло мирно, и даже никого не побили.
После этого опять был небольшой период, когда ничего не происходило. И потом вдруг профком додумался: есть бесхозный зал, а в нём – 950 мест! А ведь надо бы как-то использовать его! И они договорились с Москонцертом, который устроил там репетиционную базу. И было очень хорошо: в обед туда приходишь – а там музыканты Леонтьева репетируют.
Потом появился „Круиз”. Вернее – ВИА „Молодые Голоса”, из недр которых и родился „Круиз”. В Мосгипротранс приехал продюсер Матвей Аничкин, развесил афиши… Они даже концерт у нас дали. Но народу пришло немного.