Элвис Пресли: Реванш Юга - Даншен Себастьян. Страница 39

Положив конец интригам ассоциации соседей, предлагавшей выкупить дом, Элвис попросил родителей подыскать какое-нибудь домовладение на отшибе. Весной 1957 года Вернон и Глэдис обнаружили настоящую жемчужину в Уайтхэвене — полудеревенском пригороде Мемфиса на южном выезде из города, неподалеку от границы с Миссисипи. Большой белокаменный дом с колоннами, построенный в 1939 году с ностальгией по плантаторским усадьбам, архетипом которых оставалось колониальное жилище Скарлет О’Хара в фильме «Унесенные ветром», назвали Грейсленд в память о двоюродной бабушке бывших владельцев по имени Грейс.

Двадцать комнат, земельный участок в шесть гектаров — это уединенное поместье было идеальным пристанищем для Элвиса, который проживет там последние двадцать лет своей жизни. Усадьба временно служила храмом для религиозной общины, пока бывшая владелица, разведенная жена врача, подыщет покупателя. По совету своего риелтора она взвинтила цену до ста тысяч долларов, когда узнала, что у Элвиса есть виды на этот дом. Полковник, который был гораздо сговорчивее, когда речь шла о чужих финансовых интересах, взял на себя устроить эту сделку, и 19 марта 1957 года Грейсленд сменил хозяина.

В первое время там жил один из братьев Глэдис. Пока усадьбу не окружили забором, он сторожил ее и присматривал за ремонтом. Помимо строительства бассейна, курятника и хлева, где можно было бы держать свиней, которых Глэдис собиралась разводить, Элвис велел обновить ванные, оборудовать частный кинозал, перекрасить большинство общих комнат в лиловый и золотой цвета и заказал для потолка в прихожей небесно-голубую фреску, которая превращалась вечером в звездную ночь благодаря десяткам лампочек. Еще он настоял на том, чтобы в гостиной поставили автомат с газировкой и мороженым. На втором этаже он выбрал самую красивую спальню для своей матери, а себе взял комнату по соседству и повесил там огромное зеркало во всю стену. Бабушке Пресли выделили отдельные апартаменты на первом этаже.

По возвращении из Голливуда, где только что закончились съемки «Тюремного рока», Элвис официально вступил во владение имением, достойным его славы. Фотографы и журналисты тотчас ввели Грейсленд в мир народной Америки, к вящему удовлетворению полковника, который поощрял пристрастие Элвиса к китчу. Сам он заказал портному Нуди Коэну в Голливуде костюм, сотканный из золотых нитей. В тот день, когда Коэн предъявил ему счет на две с половиной тысячи долларов, Паркер счел более осторожным подогнать костюм по мерке Элвиса, который стал, помимо воли, счастливым обладателем этой нелепой и неудобной одежды. Певец терпеть не мог эти десяти килограммовые оковы, которые стесняли его движения на сцене; в редких случаях он надевал на концерт только пиджак, и в конце концов полковник убрал костюм в шкаф.

Том Паркер считал, что ему все дозволено, когда собирался утвердить мысль о том, что Пресли — современный царь Мидас. Опираясь на опыт, приобретенный со странствующими цирками, он затевал нелепые и сомнительные рекламные кампании. В конце октября 1956 года, во время второго выступления Элвиса в телешоу Эда Салливана, Паркер велел установить гигантский силуэт Элвиса на фасаде кинотеатра «Парамаунт» в самом центре Манхэттена; для большего эффекта он нанял фанатов, которые часами ходили перед кинотеатром с плакатами «Элвиса в президенты» за неделю до выборов, позволивших Дуайту Эйзенхауэру задержаться в Белом доме еще на четыре года. Паркер на этом не остановился и однажды устроил в Голливуде парад карликов, представленный как «Лилипутский фан-клуб Элвиса Пресли».

Самое большое наслаждение Паркеру доставлял даже не разбухающий счет в банке, а удовольствие помыкать своим ближним. Он дошел до того, что унижал прессу, вынуждая журналистов платить за билеты на концерты Элвиса. Все средства были хороши, чтобы увеличить известность его артиста, а тем более чтобы загребать деньги, — абсолютное выражение власти. С ростом количества фан-клубов пришлось открыть в пригороде Нэшвилла офис на двадцать человек, чья работа состояла в том, чтобы распечатывать письма, которые каждый день приносили мешками, и подсчитывать долларовые купюры, которые присылали желающие получить фотографию с автографом.

Благодаря невероятной популярности Элвиса полковник был способен вымогать у организаторов концертов гонорары, становившиеся в буквальном смысле слова астрономическими по мере сокращения гастролей. Если Дин Мартин и Джерри Льюис запрашивали по 10 тысяч долларов за вечер, полковник требовал 25 тысяч, чтобы подчеркнуть свое превосходство, как объясняет его бывший компаньон Оскар Дэвис. «Ни разу не случалось, чтобы организатор получил больше денег, чем полковник. Он всегда просчитывал всё так, чтобы организатор получил меньше всех».

С видом искушенного балаганного зазывалы Том Паркер объяснял всякому встречному и поперечному, что несоразмерность и контраст — два источника успеха. Соединив эту теорию со своими экономическими познаниями, он следил за тем, чтобы артисты, выступавшие перед Элвисом — жонглеры, акробаты, певцы кантри третьего разряда, — не оправдывали законных ожиданий публики; помимо того что такая политика сокращала его расходы, он мог быть уверен, что нервное возбуждение тинейджеров достигнет своего предела к моменту выхода на сцену Пресли, и реклама обеспечена.

В глазах полковника, долгое время торговавшего леденцами среди аттракционов, нервом войны всё же была торговля сувенирами, которую он забрал в свои руки. Едва завязав отношения с Ар-си-эй-Виктор, он настоял на том, чтобы за ним сохранили права на имидж Элвиса. В этой области он был непревзойденным мастером. Начать хоть с продажи фотографий с автографами: очень скоро он отнял ее у Билла Блэка, для которого она была прибавкой к зарплате, намеренно удерживаемой Паркером на самом низком уровне. На гребне успеха, когда пластинки Элвиса распродавались миллионами, а подростки толпами ходили на его фильмы, полковник не устоял перед соблазном лично встать в дверях во время нескольких концертов, которые он еще наметил, предлагая портреты Пресли на глянцевой бумаге по 50 центов штука.

Это стало лишь самым анекдотичным проявлением технологии, разработанной Томом Паркером. Кино и телевидение взялись навязать обществу потребления старые рецепты, истрепанные с прошлого века миром цирка, экономика которого частично основывалась на продаже побочных продуктов. Подхватив идею сувениров, рассчитанных на детскую аудиторию и изображавших героев мультфильмов или комиксов, Паркер создал летом 1956 года компанию, помогавшую ему обращать в деньги имидж Элвиса с помощью фирмы «Саперстейн и компаньоны» — крупного производителя рекламных объектов.

Впервые подобная операция была направлена на тинейджеров, но развитие покупательной способности подростков гарантировало ей немедленный успех: к концу 1957 года от операции рассчитывали получить прибыль в 50 миллионов долларов. Как и следовало ожидать, полковник и его артист получали от пяти до десяти процентов от этих доходов, в зависимости от предмета. От носков до пижам, от браслетов-талисманов до гитар, от черных джинсов до двухцветных мокасин, от губной помады «Heartbreak Pink» и «Hound Dog Orange» до туалетной воды «Элвис» — лицо и имя Пресли очень быстро вышли за музыкальные рамки и наводнили повседневную жизнь через универмаги и каталоги с доставкой товаров по почте. Поскольку единственной религией Паркера был цинизм, он дошел до того, что запустил в продажу значки «Ненавижу Элвиса» для заклятых врагов его певца, которые, не зная того, пополняли его доходы.

Эта новаторская концепция коммерческой эксплуатации популярного певца, какой бы прибыльной она ни была, не всем пришлась по нраву. В частности Элвису. Равнодушный к деньгам, он не мог стерпеть, что его искусство обращают в дешевый товар. Адский ритм работы, навязанный ему агентом в первой половине 1956 года, даже вызвал короткий бунт. Но полковник быстро его подавил; сознавая, насколько Элвис подвластен главным фигурам из своего окружения, он симулировал сердечный приступ и на несколько дней заперся в своей комнате под присмотром врача, пока Элвис, страдая от чувства вины при мысли о том, что мог свести в могилу человека, бывшего ему как отец, не покаялся.